Большая стрелка - Илья Рясной

— Галка, — хмыкнул Хоша.

— Твоя?

— Общественная собственность… Но больше моя.

— Хорошо живешь.

— А то, — залыбился Хоша.

Вскоре прошел суд по «расистам». Вьетнамцы на суд явились, а кто не явился — прислал показания в письменном виде. И Хоша с тремя подельниками отправился в колонию.

Художник сожалел о случившемся. Ему не хотелось верховодить этой камерой, где от вида постояльцев, среди которых он был самый молодой, его тошнило. Но пришлось…

Следователь городской прокуратуры Ешков — здоровый, кровь с молоком, мордатый, напористый — расположился за столом в просторном кабинете начальника уголовного розыска муниципального отдела милиции. В углу в кресле дымил сигаретой капитан Голубец — оперативник из отдела по заказным убийствам МУРа. Сыщик из РУБОПа майор Ломов устроился на подоконнике, пялясь на милиционеров, выгружающих во дворе из желтого автобуса толпу галдящих, возмущающихся цыганок. В углу листал какие-то бумаги старший лейтенант Балабин, и казалось его не трогает ничего.

Гурьянову все это начинало надоедать. Его допрашивали второй час, притом с дурным напором, будто подозревали в чем-то.

— Чем вообще ваша фирма занимается? — вдруг задал вопрос следователь.

— При чем тут моя фирма? — удивился Гурьянов.

— Отвечайте на вопрос.

— «Глобаль-контакт» занимается сотрудничеством в сфере развития международных контактов представителей бизнеса. Оценка инвестиционных проектов. Международные семинары. И брат не имел к моим делам никакого отношения…

— «Глобаль-контакт», — задумчиво произнес майор Ломов. — Что-то знакомое.

«Ничего тебе не знакомое», — подумал Гурьянов. Фирма эта была призраком. Крышей, которую использовала Служба для некоторых мероприятий.

— И кем вы в фирме «Глобаль-контакт»? — не отставал следователь.

— Старший менеджер. Заодно переводами занимаюсь.

— Ага, языками владеете, — удовлетворенно кивнул следователь, будто уличил в чем-то непристойном.

— Английский, испанский, — кивнул Гурьянов.

— Значит, с братом по прилете вы не разговаривали? — вновь в который раз спросил следователь, будто ожидая, что если вопрос задать в двадцатый раз, то ответ на него будет другой.

— Нет.

Допрос выдохся. Гурьянов готов был помочь следствию. Но помочь было нечем. Он не знал ничего. Кроме одного слова — «Вика». Но он понятия не имел, кто это такая.

— Ладно. Мы вас еще вызовем, — следователь отметил повестку и протянул ее Гурьянову.

— Вызывайте, — Гурьянов встал. — Я могу теперь попасть в квартиру брата?

— Можете, — кивнул следователь.

Гурьянов покинул кабинет, чувствуя, как его затылок сверлят напряженные взгляды. Он этим людям не понравился. Он смущал их. Они ощущали, что он не совсем тот, за кого себя выдает,

Он сел в свою черную машину. Покопался в бардачке, выуживая из-за отверток, початой чужой пачки сигарет (сам он не курил), кассет, всякого мусора, который обычно скапливается там, ключи. Они были от квартиры Константина. Никита помнил, при каких обстоятельствах брат дал ему ключи. Это было три месяца назад. Как раз перед Таджикистаном. Они ехали в автомагазин забирать уже оплаченную игрушку, о которой давно мечтал Константин — «Сааб-9000». Он с любовью выбрал эту машину, темно-изумрудного цвета, с черным сиденьями из натуральной кожи, с отделкой салона орехового дерева четырехканальной аудиосистемой. Двигатель в двести двадцать сил приводил его в восторг. Обошлась игрушка в cорок тысяч долларов.

— Возьми, — Константин кинул на сиденье ключи.

— Зачем? — спросил Никита.

— Ну, мало ли что случится. Вдруг на голову плита упадет. Чтобы двери не ломать. Дверь новая. Немецкая. Хорошая дверь…

— Типун тебе на язык.

Брат засмеялся. Чувствовал, что ли, опасность? Или знал о ней? Кто ж теперь разберет.

Гурьянов отогнал воспоминания, тронул машину с места.

Покрутился минут двадцать по городу. Проверился осторожно. Рванул пару раз на светофорах. Сделал еще несколько трюков для выявления наружки. Разговор с милицией ему не очень понравился. По дури сыщики могли повесить, ему «хвост». Но никаких признаков наружного наблюдения не заметил.

Вот и контора. Особнячок у метро «Октябрьское поле» утопал в зелени и производил весьма мирное впечатление. Но это был один из адресов отряда «Буран». Той организации, о существовании которой до сих пор, в безумный разгул гласности, когда в газетах косяком идут военные и государственные тайны, никто ничего не знает. Антитеррористическая «Альфа» создает общественный фонд ветеранов. Бойцы «Вымпела» — разведывательно-диверсионного отряда внешней разведки КГБ СССР — пишут мемуары и рассказывают о былых делах. «Буран» — тайна за семью печатями, потому как еще не в прошлом. «Буран» — действующая боевая единица Службы, выполняющая наиболее тонкие задачи, профессионализм которой, несмотря на полную разруху госаппарата в Целом, за последние годы только растет.

Командир отряда генерал-майор Рокотов принял его сразу. Генералу было за сорок, но выглядел он гораздо моложе своих лет. Вальяжный, немножко рыхлый, в дорогом сером костюме, он напоминал больше руководителя какой-нибудь компании. Трудно было представить, кто он на самом. А в отряде он служил с первых дней его создания.

Первое задание Гурьянов получил в «Буране», когда Рокотов был командиром группы. Они шли по контролируемой моджахедами территории, выходя на заложенные для них тайники и не зная, какой будет конечная цель. Выход к исходной точке, и наконец ясные инструкции о дальнейших действиях. И выполнение боевой задачи — в тот раз она была диверсионного характера. Взрывались радиоуправляемые мины, горели склады с боеприпасами. Корежилась от взрыва спутниковая антенна. И был захвачен целым и невредимым электронный блок спутниковой системы связи — то, из-за чего все это затевалось… После таких операций удачей считалось, если вернется пятнадцать процентов личного состава. Они вернулись все. Рокотов не любил терять людей. И очень редко терял их.

— Неважно выглядишь, — сказал генерал.

— Неважно, — согласился полковник.

— В командировку не хочешь? Тебе нужно проветриться.

— Нет… Мне нужен отпуск.

— Та-ак, — Рокотов посмотрел на него испытующе. Он слишком хорошо знал своих людей и представлял, как все будет. — Мы надавим на органы. Они лягут костьми, но найдут убийц.

— Никто костьми сейчас не ляжет. Это только мы можем ложиться костьми. А эти… — Гурьянов отмахнулся.

— Я подниму всех наших «безопасников». Это их стихия, — сказал Рокотов. — Они раскопают.

— Они не сделают это лучше меня.

В подразделении по обеспечению собственной безопасности Службы, конечно, ребята ушлые и умелые, они способны утрясать самые деликатные проблемы. Но тут счеты пойдут другие.

— Здесь не Афган и не Ангола, Никита.

— Я понимаю.

— Ты понимаешь, что я не должен тебя отпускать, — вздохнул Рокотов устало.

— Понимаю. Но вы должны понять, что я не могу не идти.

Шеф видел — боевая ракета вышла на курс.

— Хорошо. Какие ресурсы нужны? — резко произнес Рокотов. — Выкладывай расчет. Люди. Оснащение.

Рокотов не имел права ни предлагать, ни даже заикаться о этом. Использование сил и средств отряда «Буран» внутри страны запрещено категорически. Но бросать в такой ситуации своего сотрудника на произвол судьбы он не мог. Как только бойцы перестанут верить, что в их закрытом коллективе, больше напоминающем некий религиозный орден, один за всех и все за одного, неважно, чего это будет стоить, — тогда отряду конец. Тогда это будет всего лишь одна из многочисленных военизированных структур, каковых выросло на Руси, как грибов после дождя.

— Нет, — отрезал Гурьянов. — Это мое дело. Личное…

— Личное, — кивнул Рокотов. — Ты — в Службе. И личных дел у тебя быть не может.

— Не было… А теперь есть.

Генерал покрутил меж пальцев пластмассовую авторучку. фактически начальник одного из его основных отделов просил разрешения на личную вендетту.

— Как знаешь… Пиши рапорт. Месяц отпуска. При осложнении ситуации сразу на контакт, — ручка хрустнула в пальцах Рокотова, и он бросил ее в корзину.

— Только не надо за мной присматривать..

— Обещаю.

Через пару часов Гурьянов разделался со служебными делами, оформил отпуск.

Еще один визит — в опустевшую четырехкомнатную квартиру Константина.

Гурьянов сорвал бумажную ленточку с печатью прокуратуры, отпер замок, открыл тяжелую дверь и вошел в квартиру. Еще недавно она была наполнена жизнью. Здесь звучали голоса, смех, велись беспечные разговоры, на плите жарилась яичница, в прихожей на полке накапливались прочитанные или так и не прочитанные газеты, которые каждый день подбрасывали в почтовый ящик.

Теперь квартира никогда не будет такой. Он был здесь после убийства. Тогда толпились оперативки, понятые. Они осматривали квартиру с видом старьевщиков, разглядывающих ставшие никому не нужными вещи. У вещей такая судьба — они часто переживают своих хозяев. Когда он вышел из прихожей последним и видел, как следователь закрывает дверь и опечатывает ее. После обыска он здесь не появлялся.