Взрыв - Сергей Леопольдович Леонтьев

второго преследователя – четыреста двенадцатый «Москвич», тоже серого цвета. Устраивать в городе гонки, уходить, используя преимущество форсированного мотора, не стал. В эти игры пусть шпионы играют. Срисовал госномера преследователей и спокойно вернулся в управление. Позвонил знакомому майору из городской автоинспекции, попросил выяснить, кому принадлежат номера.

Знакомый майор перезвонил через два часа. То, что он сказал, Калиеву решительно не понравилось.

5 октября 1979 года, город С.

Иван Павлович Мерзляков, крупный мужчина средних лет, возвращался домой с последнего сеанса в кинотеатре «Октябрь». Показывали недавно вышедший на экраны двухсерийный «Экипаж». Билеты купить в кассе было невозможно, поэтому Иван Павлович договорился с перекупщиком в подворотне у кинотеатра за червонец[18]. Дорого, конечно, но оно того стоило. Фильм впечатлял. Первая часть немного затянута, перегружена выяснениями отношений, любовными треугольниками и семейными драмами. Зато вторая серия захватывала с первых минут и держала в неослабевающем напряжении: взлет по разрушенной горящей полосе, поврежденный руль, пробоина фюзеляжа, разгерметизация салона… На целый час Иван Павлович перенесся в терпящий бедствие самолет, забыв о всех своих волнениях.

Мерзляков вдохнул полной грудью необыкновенно свежий после душного зала осенний воздух, подставил лицо моросящему дождику, посмотрел на затянутое тучами темное небо и подумал, что все-таки хорошо, когда твоя работа не связана с катастрофами, горящими самолетами и другими опасностями.

Мысли о работе вернули Ивана Павловича к собственным проблемам. Вчера вечером заехал Максим на своей «буханке»[19], сказал, что работы пока не будет, цех разрушен взрывом на станции Сортировочная. Новость ошеломила Мерзлякова. Он, конечно же, знал о взрыве, предполагал, что количество пострадавших и разрушения значительно превышают официальные данные, но не мог подумать, что катастрофа коснется его лично. Неделю назад он пошептался с продавцом в ЦУМе о новом «Рубине 714»[20] с экраном шестьдесят один сантиметр. На прилавках такие телевизоры не появляются, разбираются задолго до поступления. Мерзлякову обещали вынести один с заднего крыльца за пятикатенный[21] сверху. Когда дома стоит такое чудо советской техники, на билеты в кино можно не тратиться. Чудо стоило шестьсот семьдесят, четыреста лежали на сберкнижке, пятьдесят – дома, в шкатулке на комоде. Недостающие двести сорок пять Мерзляков рассчитывал получить за следующую экспедицию, которая теперь неизвестно когда состоится. А телевизор уплывет.

Иван Павлович трудился экспедитором. Вдвоем с Максимом они развозили продукцию по области, иногда дальше. В цех доставляли ткани, пуговицы, нитки, прочую швейную ерунду. Работа непыльная и не каждый день, а деньги платили приличные. За молчание, как считал Мерзляков. Цех наверняка в списке городских предприятий не значился. Как еще объяснить зарплату в конвертах, которые привозил тот же Максим? Погрузки-разгрузки исключительно по ночам? Полным идиотом надо быть, чтобы не догадаться. А идиотом Иван Павлович себя не считал. И к своему положению относился спокойно. Зачем беспокоиться? Он лично не ворует, законов не нарушает. Трудовая книжка лежит на швейной фабрике № 2. Платят всегда вовремя.

Платили вовремя. Теперь не будут, и что делать – непонятно. Погруженный в невеселые мысли Иван Павлович свернул в хорошо знакомый переулок. Фонарь на углу, как всегда, не работал, но Мерзляков мог найти дорогу с закрытыми глазами. До подъезда пятиэтажки с однокомнатной квартирой на втором этаже осталось сделать сто пятьдесят шагов…

Удар монтировкой по голове навсегда прервал переживания о таком близком, но недостижимом цветном телевизоре «Рубин 714» с экраном шестьдесят один сантиметр.

Глава 7

Оксана прибежала за три минуты до начала смены. Щеки розовые, глаза зеленые, на шапке непослушных каштановых волос тают первые октябрьские снежинки. Андрей оглянулся: никто не видит, – обнял, поцеловал в холодные после улицы губы. Оксана шутливо оттолкнула:

– Ведите себя прилично, доктор Сергеев!

– Опаздываете, фельдшер Шурова, – в тон ей ответил Андрей и добавил серьезно: – Я уже думал, один на линию выйду.

– Андрюша, извини, я правда торопилась, трамвай…

– Ладно, – махнул рукой Андрей. – Дуй в заправочную, бери ящик, у нас уже вызов лежит.

Вызов оказался несложным: приступ бронхиальной астмы у хроника. Купировали быстро, от госпитализации больной отказался. Когда вернулись на подстанцию, Оксана попросила разрешения позаниматься в кабинете Сергеева – завтра зачет. Андрей, конечно, разрешил, устроил Оксану за столом Белорецкого – тот читал лекцию в институте, – а сам сел проверять карты вызовов. С сожалением отметил, что за ночь стопка не уменьшилась: утром еще принесли свежие, за вчерашнюю смену. Но работа шла быстро, с почерками коллег он уже освоился, ошибок в диагностике и лечении было не много, доктора все со стажем.

Карты Фатьковой, официального дублера предыдущего заведующего отделением, Сергеев, практически не просматривая, переложил в проверенные. По негласной договоренности Галину Ивановну, обиженную назначением на заветную должность молодого доктора, Сергеев замечаниями не донимал. В мае, сразу после появления приказа, Фатькова подала заявление на увольнение. Андрею немалых трудов стоило уговорить ее остаться, очень не хотелось терять грамотного и опытного специалиста. За прошедшее время отношения между ними более-менее наладились. И анонимки в партком прекратились.

Зато на Коле Широкове Андрей отыгрался. Объективно было за что, тем более увольняться Широков не думал, хотя потеря для отделения была бы небольшая. Исчеркав красной ручкой пять из восьми карт, Сергеев пометил в ежедневнике: вызвать доктора Широкого на собеседование – и поставил три восклицательных знака. С чувством выполненного долга закрыл последнюю карту, потянулся, посмотрел на склонившуюся над конспектами Оксану, потом на часы. Почти двенадцать. Предложил:

– Поехали на обед в «Пельменную» на Пушкина. Или в партшколу сходим, пока вызовов нет?

Оксана с готовностью согласилась на партшколу: вкусно и дешево.

«Голодная, опять не завтракала», – подумал Андрей, и в этот момент проснулся дремавший селектор:

– Седьмая, на вызов, семерка!

На Профессорской улице стояли пятиэтажные дома довоенной постройки для научных работников и преподавателей Политехнического института. Квартиры в них были предметом черной зависти проживающих в тесных хрущевках[22] граждан. Во время войны в профессорские корпуса начали подселять эвакуированных, и многие отдельные квартиры превратились в коммунальные. Но вызвавший «Скорую» Олег Маркович Харлампович, доктор математических наук, профессор, руководитель лаборатории Института математики и механики, умудрился сохранить в неприкосновенности когда-то выделенную государством жилплощадь. Помогла, видимо, тесная связь научных работ профессора с обороноспособностью страны.

Дверь открыл сам профессор, возле которого вился большой черный кот. Больше дома никого не было. Как выяснилось, и быть не могло. Жена умерла несколько лет назад, дети разъехались, домработница приходит два раза в неделю.

– Спасибо, что быстро приехали, – сказал Олег Маркович, – что-то мне совсем плохо. Сердце прихватило.

Кот ничего не сказал, посмотрел на вошедших большими круглыми глазами и важно удалился.