Звездный врач - Мюррей Лейнстер

Он снова включил космофон и терпеливо взялся за старое.

— Медкор «Эскулап-20» вызывает флот Федры! Медкор…

Глаза его наблюдали за яростными спорами перед зданием управления решеткой. Некоторые из ребят были в бешенстве. Но юноша, столь профессионально обращающийся с решеткой, не менее резко парировал их выпады. Слова Кэлхауна не были пустой угрозой. Поле решетки можно взорвать. Корабль, находящийся внутри решетки, может сделать ее неработоспособной. Уходя в овердрайв, корабль этого типа расходует около четырех унций энергии, чтобы создать вокруг себя поле, внутри которого можно превзойти скорость света. Мощь до такой степени колоссальная, что измерять ее в лошадиных силах или киловатт-часах бессмысленно. Когда корабль выходит из овердрайва, большая часть энергии возвращается в батареи. Относительные потери ничтожны. Но, разрядившись в силовое поле, три-четыре таких заряда превратят оборудование решетки в кучу хлама.

Кэлхаун получил ответ из бездны как раз тогда, когда члены группы из здания управления, устав от перебранки, вошли вовнутрь, чтобы послушать, о чем он будет говорить с врагами.

— Говорит флот Федры, — послышалось рычание из динамика. — Что вам надо?

— Исходя из полномочий офицера Медицинской Службы, — властно сказал Кэлхаун, — хочу вас предупредить, что с сего момента я объявляю карантин на всей территории планеты. Любые контакты с ней из космоса запрещены до тех пор, пока угроза здоровью жителей планеты не станет подконтрольной. Вы обязаны сообщить о карантине на все корабли и во все космопорты, с какими в состоянии связаться. Конец сообщения.

Тишина. Затянувшаяся тишина. И снова рычание.

— Что вы сказали? Повторите!

Кэлхаун повторил сообщение. Потом этого отключил космофон и распаковал образцы мазков, которые взял в каждой из детских колоний.

Извлек лабораторное оборудование. Поместил один из мазков в культурный слайд, позволяющий исследовать живые организмы в их развитии. И начал проверять свои профессиональные, крайне специфические подозрения. Для начала испытал на них различные антибиотики. Грубо, но логически безупречно идентифицировал инфекцию. С каждой минутой лицо его становилось все более мрачным. Взяв другой мазок, он повторил все сначала. Третий, четвертый, пятый, десятый… Вид его стал совсем угрюмым.

Наступил вечер. Кто-то замолотил по корпусу корабля. Кэлхаун включил микрофон и громкоговоритель.

— Что вам надо?

Из сгущающихся сумерек послышался злой голос молодого Уолкера. Экраны показали дюжину, или даже больше обитателей Пса-3, яростно спорящих о чем-то у него за спиной. Но младший Уолкер и четыре-пять человек рядом с ним стояли в зловещем спокойствии.

— Что это за нонсенс о карантине? — жестким тоном допытывался стоящий снаружи. — Дело не в том, что мы можем понести торговые убытки. Просто, что это все значит?

— Это значит, — объяснил ему Кэлхаун, — что ваш прекрасный новый мир приравнивается к трущобам. Вы заставляли детей вести себя тихо, используя психоцепи. В результате дети не ели как следует и совсем не занимались физкультурой. Они ослаблены от недостатка движения и недоразвиты из-за отсутствия собственных игр. Как и дети трущоб они задержались в развитии.

Вы на грани самоуничтожения. И легко перешагнете эту грань.

— Ты с ума сошел! — фыркнул Уолкер. Он обиделся.

— В четырех колониях для детей, в которых я побывал, мною обнаружены четыре случая дифтерии в начальной стадии, два случая тифа, три — краснухи и кори. В общем, есть случаи почти всех болезней, которые ты в состоянии назвать. Дети вырастили в себе эти болезни из того резервуара инфекции, который мы, люди, всегда тащим с собой. Они достигли заразной стадии до того, как я появился здесь. Но вы заставили их вести себя так тихо, что никто и не заметил, что они больны. Наверняка, они заразили друг друга и нянечек, а через них ребят вашего поколения. Сделано все возможное для начала целого ряда самых беспощадных эпидемий. А у вас нет ни врачей, ни антибиотиков. Нет даже шприцов, с помощью которых можно было бы делать уколы при наличии лекарств.

— Ты с ума сошел! — запротестовал младший Уолкер. Просто сошел с ума!

Не трюк ли это Федры, чтобы заставить нас сдаться?

— Трюк Федры, — ответил Кэлхаун тоном еще более неприязненным, чем до этого, — это атомная бомба, которую они собираются сбросить на посадочную решетку — я думаю, независимо от того, будет карантин или нет, ровно через два дня. Учитывая общую ситуацию, не думаю, что это так уж важно.

Глава 6

«…Наиболее тяжелым делом является обеспечить участие других в делах, о которых те вначале и не помышляли…»

Кэлхаун работал всю ночь, присматривая за инкубаторами культур, являющихся частью технического оборудования медкора. В приютах для детей он взял мазки из горла. На корабле поместил их в питательную среду и начал исследовать под микроскопом. Подтвердились худшие ожидания, разработанные в деталях на основании хвастливо описанной Фредериксом системы ухода за детьми с помощью психоцепи, и это его сильно угнетало. Он мог заранее в деталях записать полученные теперь результаты только на основании беглого осмотра малыша Джека, показанного ему молодой женой Уолкера. Он ненавидел действительность за то, что она так старательно согласилась с предположениями теории.

В теле каждого человека микробы всегда в изобилии. Хорошее здоровье это в том числе и непрекращающаяся схватка со слабой и внешне незаметной инфекцией. В результате победы над легким вторжением тело человека вырабатывает защиту, которая понадобится ему в случае тяжелого вторжения заразы. Без таких постоянных, хоть и незаметных побед тело разучилось бы держать мощную оборону против инфекции. Однако, недоедание и даже просто истощение могут ослабить в общем-то солидно оснащенное тело для такого рода партизанской войны. Если ослабленный ребенок проиграет хотя бы одну схватку, он может быть побежден болезнью, о которой и не подозревал бы, будучи чуточку покрепче. Но, побежденный, он становится спорадическим случаем инфекционного заболевания — случаем вне связи с уже наблюдаемыми.

И может стать источником эпидемии. В условиях трущоб эпидемии болезней, о которых годами никто не слышал, возникают и распространяются подобно пожару. Из лучших побуждений и с максимальной изобретательностью поколение юных колонистов на Псе-3 сделали все это неизбежностью для малышей.

Оказавшись непосильным бременем, малыши недополучали занятий и игр, а, следовательно, страдали недостатком аппетита и ухода. У Медицинской Службы давно считалось аксиомой, что один постоянно голодный ребенок — угроза всей планете.

Кэлхаун доказал это с пугающей убедительностью. Высеянные культуры поразили даже его. Перед рассветом он применил к ним особые генетические свойства Мургатройда. Мургатройд протестующе пискнул: «Чи!», когда Кэлхаун проделал необходимые манипуляции на небольшом участке его ягодицы, известном своей нечувствительностью к боли. Но потом он встряхнулся и, демонстрируя свое уважение к Кэлхауну, принял хмурый вид, имитируя атмосферу напряженного внимания, что окружала врача. Затем, придя в хорошее настроение, он начал подражать человеку и, став на задние лапы, начал настраивать всевозможную воображаемую аппаратуру задолго до того, как что-то в этом роде, по его предположениям, должен будет проделать Кэлхаун.

Наконец Мургатройд угомонился (немножко раньше, чем обычно) и лег спать. Кэлхаун наклонился над ним, подсчитал частоту дыхания и пульс.

Тормал уснул. Кэлхаун, нервничая, грыз ногти.

Он отправлялся на это задание с явной неохотой, поскольку считал его глупым. Теперь оно вызывало страх, усиливающийся по мере того, как становилось все более понятно, что это не так. Кэлхаун наблюдал Мургатройда со всепоглощающим беспокойством медика, понимающего, что тысячи жизней зависят от его профессиональной эффективности, но сама эффективность зависит от факторов, ему не подконтрольных. Мургатройд был на этот раз одним из факторов, но только одним из двух.

Тормал — приятная маленькая зверюшка и Кэлхаун его очень любил. Но тормалы были полноправными членами экипажа одиночного медкора, потому что метаболизм у них был таким же, как и у людей. В то же время по имеющимся сведениям ни один тормал не умер от инфекционной болезни. Они могут быть инфицированы болячками человека, но только единожды и в легкой форме. Как оказалось, у тормалов колоссальная чувствительность к бактериальным токсинам. Появление инфекции в системе кровообращения вызывает немедленную и бурную реакцию — производство антител в огромных количествах. Теоретики утверждают, что у тормала активная иммунная система — в отличие от пассивной у человека. Их организм ведет агрессивный поиск микроскопического врага и тут же его уничтожает, в то время как человеческий позволяет врагу укрепиться, прежде чем предпринимает меры самозащиты.