Седина в бороду – бес в ребро - Алексей Петрович Морозов

с того ни с сего, прямо-таки суд Линча устроила? Я, что ли, заслужил это? Повторяю, я буквально обо всём предупреждал тебя ещё год назад! А теперь ты вдруг…

– Просто я хочу, чтоб мы наконец поженились… Но если ты её всё ещё любишь…

– Ой не знаю… не знаю… Запутался… И ты знаешь, я в последнее время всё больше и больше понимаю, что всё-таки люблю её… Но и тебя я люблю тоже! И мне кажется, что тебя я люблю больше, чем её… – Дмитрий на секунду задумался и вдруг с шутливым блеском в глазах оживился. – Слушай, а давай все вместе примем ислам, а?! И вы обе будете моими жёнами!..

– Ну да, при твоих половых способностях… Почему бы и нет?..

– Не язви, Любаша… Мне и так тяжело…

– А мне-то как тяжело… – с огорчением отозвалась Любаша. – Вся эта неопределённость… целый год… Надо бы уже решить проблему… Как ты думаешь, Димочка, надо?..

– Да надо… Но я не знаю, как…

– Но тогда у нас получается неофициальный ислам… – криво усмехнулась Любаша.

– Получается… – невесело подтвердил Дмитрий, но, подумав несколько секунд, вдруг оживился и с интересом посмотрел на Любашу. – Любаша, а скажи мне, вот если я вдруг умру, что ты будешь делать?..

– Что за мысли загробные какие-то? Ты что, собрался умирать?..

– Нет, конечно, но всё же хочу знать, что ты будешь делать, когда я умру…

– Да брось ты! Мне не нравится эта кладбищенская тема! Ты не умрёшь!

– Ну речь даже не о внезапной смерти, хотя и она возможна… – испытующе посмотрел он на Любашу. – Мне, между прочим, уже шестьдесят… А тебе – тридцать… Ты в два раза моложе…

– Ну и что, – игриво отозвалась Любаша, – тебе, что ли, плохо, что я такая молодая?..

– Да нет, не плохо… пока…

– Ты что же, Димочка, разлюбил меня, что ли? Что это «пока» означает?.. Что любовь наша временная? Так?

– Всё в этой жизни временное… Сама жизнь даже… – тихо отозвался Дмитрий.

– Да что это с тобой, Димочка! – встревожилась девушка. – Ты уже все уши мне прожужжал разговорами о своей смерти! Заболел, что ли?..

– Нет, просто мужики умирают гораздо раньше, чем женщины… Намного раньше… Сейчас мужчина сколько у нас живёт в среднем?

– Не помню.

Продолжая думать о чём своём, Дмитрий неспешно стал размышлять вслух:

– А я помню… Шестьдесят четыре года… А мне уже шестьдесят… Получается, я уже в зоне плей-офф… – в его голосе обозначилась лёгкая ирония. – Скоро объявят посадку на мой рейс… на вылет… Вот мне и интересно, что ты будешь делать, когда я улечу к праотцам…

– Интересно ему… – недовольно хмыкнула Любаша. – Если интересно, написал бы завещание…

– А при чём тут завещание? – с удивлением откликнулся Дмитрий.

– Ну как – при чём? Со спокойной душой сел бы на рейс до погоста… А по прибытии доложил бы предкам, что любимую женщину оставил нажитой капитал стеречь…

– А Анне что стеречь?.. – голос Дмитрия неожиданно, возможно, и для него самого, зазвучал довольно резко. – Нищету?..

– Ну ты же говорил, что разведёшься с ней! Что мы поженимся! – Любаша уже не скрывала охватившего её раздражения.

Дмитрий заметно сник, с мгновенно потускневшими глазами, запинаясь, стал говорить так, будто обращался не к Любаше, а к самому себе:

– Ну поженимся… Ну напишу завещание… Только, сдаётся мне, после этого я тебе уже буду не нужен… И горевать по моей кончине ты не станешь… – усмехнувшись, он вдруг стал декламировать стихи. –

Не верь слезам

Вдовы нестарой:

Младым годам

Быть может карой

Лишь бег времён!..

Коварен оный, –

Взойдя на трон,

Уходишь с трона:

Такая есть

За опыт плата –

Лет юных снесть

Навек утрату…

К сему она

Не плачет долго:

Забот полна

О вдовьем долге,

Слезам чтоб срок

На скорбном броде

Скорей истёк,

Вдова не против…

Любаша серьёзно посмотрела на Дмитрия:

– Я буду долго плакать…

– По ненаписанному завещанию?.. – усмехнулся он.

– Глупости говоришь… – примирительно и в то же время с тревогой возразила она. – Нужно мне прямо твоё завещание… Из-за каких-то там тридцати магазинов ещё ссориться будем…

– А зачем тогда напоминаешь о нём? И не первый раз…

Стараясь отвлечь Дмитрия от опасной темы, Любаша спокойно положила ему руку на плечо:

– Ну ладно, Димочка, бог с ними, с женитьбой этой, с завещанием, и вообще, пошли спать… – она встала с дивана и иронически усмехнулась. – Силёнки-то у тебя ещё остались?..

– Вот ты шутишь, Любаша, а мне не до шуток… Я, можно сказать, на распутье жизни… – Дмитрий никак не мог освободиться от плена вдруг нахлынувших на него сомнений.

Любаша, сглаживая напряжение состоявшегося разговора, ласково взяла его под руку и повела к двери их спальни:

– Ну хорошо-хорошо, на распутье… Пошли уже, Илья Муромец…

Через мгновение, после того как Дмитрий и Любаша ушли, из своей комнаты вышла Ольга Ивановна.

Устало вздохнув, она села за стол, взяла в руки вязание и начала неспешно вязать, и, как всегда, когда она делала это в полном одиночестве, стала тихо и с небольшими остановками на короткие размышления рассуждать вслух о наболевшем:

– Ох… ну что же с ней происходит-то, а?.. Не дело она придумала, ох не дело… Он в два раза старше… Мой ровесник… Ну какое тут будущее?.. Нет, конечно, если б любовь, тогда что ж… бывает… Но ведь нет же любви-то… ну никакой нет… Его тянет на молодое тело… А что там ещё любить?.. Ума-то – с напёрсток… Ну да, тело молодое. Но это ж как мясо: хорошее, пока свежее… А она?.. Вбила себе в голову, что счастье это деньги, и хоть ты тресни, ничего знать не хочет!.. Нет, денежки – оно, конечно, кто б отказался… Но любви-то у девки не будет… Ой не будет!.. А ему-то что?.. Да-а, жеребец – он и есть жеребец… Нет, мне в бараке было лучше…

Неожиданно появившаяся из своей спальни Любаша, в руках которой были голубая мужская сорочка и красный галстук, услышала только последние слова матери:

– Ну и что ж тебе там нравилось? С крысами в коридоре здоровкаться?..

– Ох… крысы тоже люди… – вздохнула Ольга Ивановна. – Они тоже жить хотят… Ну и пусть себе… Мы друг другу не мешали…

Любаша решительно оборвала неприятные для неё рассуждения матери:

– Так, мама, хватит тут философствовать, надо действовать! Под лежачий камень вода не течёт!

– А что твой женишок? Уже закемарил?

– Так мужики ж после этого засыпают на лету! – засмеялась дочь.

– Что-то вы быстро.