От Крыма до Рима(Во славу земли русской) - Иван ФИРСОВ

Действительно, в придворных кругах, где должнос­ти адъютантов весьма часто занимали даже генералы, их обязанности сводились в основном к оказанию раз­личных услуг царственным особам.

Боевым командирам адъютант прежде всего слу­жил не только помощником, но и заместителем. Он должен был знать назубок не только все предстоящие действия в подчиненных его начальнику войсках, но и быть сведущим в замыслах своего командира. В свою очередь, незаурядный начальник всегда посвя­щал адъютанта в свои планы, особенно перед боевыми схватками с неприятелем. В бою всякое может слу­читься, и адъютант в каждый миг должен был быть го­тов заступить на какое-то время на место своего коман­дира.

Далеко не каждому офицеру приходилась по плечу такая должность, да и начальник выбирал себе помощ­ника по нутру.

Прошлую кампанию у Бредаля состоял флигель-адъютантом мичман Спешнев, офицер исправный, но нерасторопный, не всегда и все схватывал налету и не мог быстро и грамотно воплотить в циркуляры и донесения мысли адмирала. А от этого иногда зависе­ли и успехи дела, а зачастую и жизнь людей.

Да и сам Спешнев просился отпустить его на строе­вую должность, на корабли, поближе к матросам.

И тут Бредаль вспомнил своего юного питомца. Встречал как-то мельком зимой в Кронштадте смека­листого мичмана Григория Спиридова. Спросил о нем у Мишукова.

—   Из молодых, да ранний, — усмехнулся Мишуков, — море любит, дело знает, порядок уважает.

—   А как эпистолы маракует?

—   Читывал я его цирульки, слог понятный и крат­кий…

Так совпало, что Григорий Спиридов покидал Крон­штадт вместе с Алексеем Сенявиным. Вместе с братом они получили назначение на Днепровскую флотилию, к Науму Сенявину, своему отцу.

— Батюшка нам холку натрет, — чесал затылок Алексей, прощаясь со Спиридовым, — он родственных уз не признает, а спрашивает по строгости, вдвойне.

Вице-адмирал Бредаль не ошибся в выборе. Ни на один шаг теперь в походе он не отпускал от себя Спи­ридова. Да и тот и сам нутром быстро уловил и общий настрой своего начальника и настырно вникал в спо­собы и методы решения им разнообразных задач в морском деле, успех которого теперь в какой-то ме­ре зависел и от него, Спиридова, способности и добро­совестности.

Почти все приходилось делать на ходу. Флот неот­ступно двигался к Геническу, прикрывая левый фланг армии Ласси со стороны моря.

А турки в этом году подготовились не в пример про­шлой кампании.

Сопровождая флотилию, вдали постоянно маячили один или несколько линкоров в окружении фрегатов и других судов для действий на мелководье. Турки! только и ждали удобного момента, чтобы напасть на от­бившиеся русские суда. Вскоре случай подвернулся.

Флотилию Бредаля на пути к Геническу захватил жестокий шторм. Один из ботов под командой матроса первой статьи Афанасия Патрушева ночью отстал от флотилии и был занесен к неприятельскому Крымско­му берегу.

Когда рассвело, стоявший на носу наблюдателем матрос первым заметил неприятеля.

— По носу, никак, басурманский каюк, — крик­нул он немедля Патрушеву.

В несколько томительных мгновений Афанасий ог­лядел берег:

— Правый борт, все пушки товсь!

Матросы встревоженно смотрели на команди­ра — у турецкого фрегата втрое больше орудий, да и ка­либр в два-три раза превосходит.

Через несколько минут, едва бот развернулся, во­круг него поднялись всплески от ядер первых залпов турецкого корабля; в утренней тишине послышались гортанные голоса возбужденных турок, предвкушав­ших легкую добычу.

— Затаись, залп не давать, пушки все на правый борт. — Патрушев пристально смотрел на приближаю­щийся корабль.

Турки, считая, что дело сделано, прекратили огонь, приближаясь к борту, спустили паруса…

Внезапно вся лодка сверкнула пламенем, окуталась дымом. На палубу фрегата посыпались ядра, там на­чался пожар. Раздались проклятия раненых турок. Тем временем бот Патрушева, сделав еще два метких залпа, быстро на веслах уходил от фрегата.

— Навались, братцы, навались, — Афанасий весе­ло посматривал за корму на удаляющийся фрегат, где кричали турки, поглядывая на обмякшие от безветрия паруса.

Выслушав доклад Патрушева, Бредаль расцеловал его и, подмигнув Спиридову, произнес:

— Сочиняй, мичман, сей же час приказ, надобно

молодцов отблагодарить.

В тот же день вечером на флотских ботах и других судах огласили приказ Бредаля:

«Матроса 1 статьи Патрушева за верныя и ревност-ныя к службе Ея И. В. перед неприятелем, добрые по­ступки и для их и прочих смотря на то приохочиванье пожаловал его Патрушева в комплект в квартирмей­стеры и к награждению Ея И. В. милости не в зачет по окладу против матроса 1 статьи, без вычету за 4 месяца выдать денежного жалованья, а бывшим с ним на лод­ке матросам 2 статьи, каждому за два месяца».

В конце июня пятьсот судов Бредаля вышли в про­лив у Гнилого моря Сиваша. Ласси с Бредалем осмотре­ли на лодке окрестности. Ласси хитро щурился на солнцепеке.

—   Хан ждет меня у Перекопа, а мы его прове­дем, — фельдмаршал вскинул руку вдоль уходящей ко­сы, Арабатской стрелки.

—   Наводи-ка, Петруша, наплавной мост из твоих посудин, — продолжал он, — мои солдатики споро пе­ретащат пушки, и двинемся мы в Крым.

Сказано — сделано. Спустя десять дней армия Лас­си двинулась в Крым, а горизонт закрыло распущенны­ми парусами. Запоздало объявилась турецкая эскадра, линкоры, фрегаты, галеры. Открыли пальбу по судам Бредаля, а те отошли на мелководье, и ядра шлепались в воду, не причиняя вреда. К вечеру разыгрался силь­ный шторм, половину лодок Бредаля выбросило на бе­рег. Адмирал приказал снять пушки, соорудить бата­рею на мысу.

Турки бросились было высаживать десант, но кин­жальный огонь отогнал их от берега, и вскоре турецкая эскадра, убедившись в бесплодности своих усилий, уш­ла в море, турки решили отыграться у Азова.

Ласси, отправляясь на встречу спешившему от Пе­рекопа войску хана Фетка-Гирея, посетовал Бредалю:

— Азов без прикрытия должного остался, надобно оборону тамошнюю подкрепить. Доносят мне, турок на море объявился. Заодно и болезных солдатиков у меня прихватить десятка три-четыре, амуницию лишнюю заберешь.

— Добро, — согласился Бредаль и подозвал Спиридова: — Изготовь сей же час приказ. Мичману Рыкунову на первом мортирном боте следовать к Азову, сопро­вождать дюжину лодок. — Бредаль на минуту замолк, размышляя. Путь дальний, плыть в одиночку. — Стар­шим, укажи, пойдет каптри Дефремери.

Оповестив Дефремери и Рыкунова, Спиридов при­нес приказ на подпись Бредалю.

— Молодцом, ловко ты прописал Дефремери на все случаи. Позови его ко мне, а потом пускай на приказе подпись учинит, от нее не отвертишься.

Выйдя от Бредаля, повеселевший каптри читал приказ в канцелярии:

«Неприятелю, каков бы он силен ни был, отнюдь не отдаваться и в корысть ему ничего не оставлять. Впро­чем, имеете поступать по регламенту и по прилежной своей должности, как честному и неусыпному капита­ну надлежит».

Дефремери лихо расписался и пошел, посвистывая, к пристани. Вечером мортирный бот отошел от прича­ла, на выходе его ожидала дюжина лодок.

— Паруса поднять! — кивнул Дефремери боцман­ мату Рудневу и повернулся к недовольному мичману Рыкунову: — Не горюй, мичман, принимай команду, а на лодки передай — весла на воду, пускай в кильватер пристраиваются.

До Федотовой косы отряд добрался благополучно. Вечерело, ветер стих, оглядывая горизонт, Дефремери заметил на юге одинокий парус.

— Не по душе мне эта холстина, — передавая зри­тельную трубу Рыкунову, промолвил каптри. — Пере­дай на все лодки, уходить по-над камышами на вест и пробираться к Азову по способности. Коротка летняя ночь, к рассвету ветер посвежел, только бы и сниматься с якоря, но не спавший всю ночь Дефремери помрачнел.

— Вишь, обложил нас, как медведя в берлоге.

В предрассветной мгле вдали грозно ощетинился пушками линейный корабль, а в обе стороны от него дугой, веером рассыпались парусники и галеры.

—   Не осилить нам такую громаду, — протяжно вздохнул Рыкунов, но его перебил каптри:

—   Значит, так, шлюпки немедля за борт, на них всех раненых, остальным в воду и на берег, в камыши, уходить подалее. — Дефремери говорил громко, вся ко­манда на верхней палубе замерла. — Кто по доброй во­ле, пускай остается. А сей же час канонирам снарядить мортиры и порох на палубу до крюйт-камеры насыпать.

Не прошло и получаса на воде зашлепали веслами шлюпки, держа над водой ружья, уходили к берегу ма­тросы, оглядываясь на осиротевший первый мортир­ный бот. На его борту замерли на мгновение, как бы прощаясь с товарищами, каптри Дефремери, боцман­мат Руднев и безымянный матрос. А турки тем време­нем подошли к боту на пистолетный выстрел и, увидев, что судно опустело, не стреляли.