Немецкий орден - Эрих Машке

После печального падения замка Кристбург братья и магистр поняли, что неукрощенные вожди прусских племен покорятся вере, только если братья воздвигнут крепости прямо посреди этого подлого народа, чтобы из них держать его под постоянной угрозой. Потому созвали они снова множество крестоносцев, которые стеклись сюда на проповедь из всех частей Германии, и, снарядив все необходимое для строительства крепости, вступили в Помезанию. Они изменили лишь место, но не имя, и построили крепость Кристбург во славу Иисуса Христа там, где стоит она и по сей день, оснастив ее всем необходимым для крепостной охраны и оставив там значительные вооруженные силы. Позднее при крепости основали город{29}, население которого во многом составили верующие, не жалевшие каждодневно ни живота, ни имения своего для защиты христианской веры.

Когда все прочие племена уже были обращены в единую веру, оставались еще самландцы, на покорение которых в 1254 году Господь послал короля Оттокара Богемского, мужа всемерно Господу преданного и в оружии искусного, далее маркграфа Оттона Бранденбургского, который был маршалом в этом походе, герцога Австрийского и маркграфа Моравского, епископа Гейденрейха Кульмского, епископа Ансельма Эрмландского и епископа Ольмюцского, и с ними немалое число паломников и баронов, рыцарей и знатных господ из Саксонии, Тюрингии, Мейсена, Австрии, с Рейна и из иных мест Германии, горевших желанием отомстить за муки Господа на кресте. И так велико было это войско, что число воинов в нем превышало 60 тысяч; числа же возов и телег с аммуницией и продовольствием я не слыхал. Итак, к зиме это войско подошло к Эльбингу, но сатана, враг рода человеческого, пожелал помешать делу веры, коему покровительствовал Господь; именно он послужил причиной того, что между одним мужем из Саксонии и другим из Австрии возник столь жестокий спор о том, кому из них первому молоть на мельнице, что не только рыцари и простой люд подняли оружие, но даже король и прочие князья. Однако епископ Ольмюцский, Божий слуга и миротворец, устранил причину этой ссоры и восстановил прежний мир. И когда вновь воцарилось согласие, король повел свое войско к крепости Бальга, где, как наказывали ему братья, нашел он старика по имени Гедуне, отца Виссегауде Меденауского, из рода Кандеймов, который знаком был с отвагой воинов из Самланда. Когда показалась лишь незначительная часть немецкого войска, король спросил Гедуне, стоит ли идти с таким числом воинов, и тот ответил: нет. Тем временем показалось вдвое большее войско, в виду которого он ответил так же. В-третьих, показалось втрое большее войско, которого ему все еще недостаточно было; наконец, показалась остальная часть войска в таком числе, что покрыла лед, как саранча покрывает землю. И когда король спросил, можно ли с таким войском добиться чего-нибудь в Самланде, тот ответил: «Этого хватит. Ступай, куда тебе нравится, и достигнешь всего, что желаешь». После того король передал ему свое знамя, чтобы тот укрепил его над имениями и местами проживания своего рода и чтобы, завидев этот королевский знак, никто уже не докучал ему. Гедуне же слишком долго не решался укрепить его, ибо не знал он, сколь решительны в бою немцы, и когда вернулся он в свое имение, то обнаружил, что дома его и его родственников сожжены, семья его и ее родственники и брат его Рингелус, и все, что были его крови, убиты.

И вот король со своим войском вступил в Самланд, в область Меденау, и когда сожжено было все, что могло гореть, и множество людей взято в плен или убито, он заночевал там. На следующий день он вошел в область Рудау и силой овладел там крепостью. Народ самландцев был перебит там настолько, что знать его предложила королю заложников, дабы соблаговолил он принять их на собственную милость и не уничтожил весь народ. После вошел он в области Кведенау, Вальдау, Каймен и Тапиау, и, дабы он среди их жителей не устроил такую же резню, как среди прочих, отдали они ему в заложники своих сыновей и под страхом смерти обязались безропотно соблюдать предписания веры и братьев. Когда же все было улажено, король передал заложников братьям и двинулся дальше, до той горы, на которой стоит теперь крепость Кенигсберг; там дал он братьям совет построить крепость для защиты веры и вручил им щедрые королевские дары на поддержку строительства. И, утомленный трудами своего крестового похода, король без особых потерь для своих людей вернулся в свое государство.

После отбытия господина короля Богемского магистр и братья приготовили все необходимое для строительства и, взяв с собой преданных пруссов, явились в 1255 году и построили на месте, ныне называемом «Старая крепость» («Альте Бург») крепость Кенигсберг, назвав ее из уважения к королю «Кенигсбург» («Королевская крепость»), пруссы же называют ее «Тувангсте», из-за леса, который здесь был. Брата Бурхарда Горнгаузенского оставили они в качестве комтура и при нем множество братьев и воинов. Крепость же эта позднее была перенесена на то место, где стоит она и поныне на той же горе, и окружена двойной стеной и девятью каменными башнями.

Пруссов уже подозревали в подготовке нового восстания, когда фогт Натангенский и Эрмландский — звали которого Фольрад Вундерлих, что значит «чудаковатый», и имя свое он, вероятно, действительно заслужил, — сидел за трапезой в Ленценбурге с прусской знатью той области; через некоторое время кто-то потушил свет, насел на брата Фольрада и несомненно убил бы его, не будь тот вооружен. Когда снова зажегся свет, фогт показал свою разорванную одежду и спросил знатных, чего заслуживает такой убийца. Они ответили, что он заслуживает быть сожженным. И вот в другой раз брат Фольрад пригласил в замок еще больше пруссов, и когда те напились и начали шептаться о его смерти, он вышел, запер ворота и велел сжечь дотла замок вместе со знатными.

В том же 1260 году пруссы, увидев, как слаб орден после битвы под Дурбеном, в Курляндии, и что мало братьев, воинов, лошадей, оружия и всего прочего, необходимого для ведения войны, приумножили зло новым злом и скорбь новой скорбью: 20 сентября снова отреклись они от веры и от верующих и впали в прежние заблуждения. Избрали они вождей и предводителей своего войска: самландцы — Гланде, натангенцы — Генриха Монте, эрмландцы — Глаппе, погезаны — Аутуме, а барты — Диване.

Эти вожди и военные предводители назначили определенный день, когда, взяв оружие, они все соберутся, чтобы убить и начисто извести приверженцев христианской веры. Так они и сделали: они подло убили всех христиан, которых застали в Пруссии вне укреплений, иных взяли они в плен, и оказались те в вечном услужении. Они жгли церкви, часовни и молитвенные дома Господа, кощунственно рассуждали о церковных таинствах, оскверняли священные одежды и сосуды и подло убивали священников и иных церковных служителей. Самландцы, схватив одного священника, брата Немецкого ордена, прибывшего окрестить их, зажали его шею между двух свай, пока он не задохнулся, и заявили, что такая мученическая смерть пристала святым мужам, кровь которых они пролить не могут.

Когда сыны нечистого увидели, что все им удается, чего бы они ни пожелали, задумали и обговорили они мерзкое. Чтобы извести начисто народ Божий, собрались они и осадили крепости Кенигсберг, Кройцбург{30} и Бартенштейн{31}. Вокруг каждой из них возвели они тройные окруженные валами укрепления, заполнив их опытными и готовыми к бою воинами, так что перекрыты были осажденным все выходы и входы. Сколько братья выдержали нападений, сколько пережили опасностей, голода и невыносимых лишений, никто как надобно рассказать не сможет. Ибо когда не оставалось у них уже ни овец, ни быков, ни свиней, ни коров, ни лошадей, принуждены были осажденные есть и кожу их, поскольку наивысшую нужду они претерпевали. Столь жестким было это непривычное для них блюдо, что некоторые братья и иные, когда его ели, лишились зубов.

Измученные своими многочисленными бедами, почти полностью истощенные, с ужасом в сердце возопили братья и христиане прусских земель громким плачем и стенали до тех пор, пока слезы у них не иссякли и никто уже не мог никого утешить, ибо боялись они, что Господь против них. Вот уже два года боролись они и все безуспешно, а удача тем временем была на стороне врагов веры. Потому смиренно и с разбитым сердцем возвели они к небу глаза, полные слез, и просили Господа о помощи, и он их услышал. Ибо послал он к ним графа Юлихского и графа Энгельберта Бранденбургского с большим воинством, которые вечером 21 января 1262 года прибыли под Кенигсберг. Они хотели в тот же день захватить укрепления самландцев, которыми окружен был замок Кенигсберг. Однако братья отговорили их, ибо лишь малая часть дня оставалась в их распоряжении для столь трудного предприятия. Когда настало утро и войско христиан вознамерилось выдвинуться для атаки на укрепления, никого из самландцев там уже не было: они покинули укрепления и преградили крестоносцам путь. И граф Юлихский со своим войском отступил, ибо не знал, нет ли на пути засад. По совету братьев он послал лазутчиков, которым надлежало разведать на дороге опасные места. Один из них, по имени Штантеко, наткнулся на часовых самландцев и обнаружил засаду, получив тяжелое ранение мечом. Тут крестоносцы изготовились к битве, маркграф Бранденбургский атаковал конников, другие же ринулись на пеших воинов, и так, с Божьей помощью, побеждали они врагов: одного поражая мечом, иного обращая в бегство, иные же отступили к деревне Кальген, откуда их весьма непросто было изгнать. Пришлось звать на помощь всех братьев и их войско из Кенигсберга. Те смело атаковали самландцев и в результате длительного боя разбили их, и много было раненых и павших с обеих сторон.