Последняя женщина сеньора Хуана - Леонид Жуховицкий

КАРЛОС (растерянно). Да, он просто лез на смерть.

МИХО. Он бросил шпагу, я не мог убить безоружного.

ХОЗЯИН. Я вошел неожиданно и просто не понял, что происходит…

ЭЛЬВИРА (задумчиво). Конечно, старость не для него…

КАРЛОС. Бедный Хуан! Если бы вчера я держал шпагу покрепче, сегодня у него не было бы забот.

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Сеньор Карлос, не надо огорчаться. Может, и лучше, что вышло именно так. Иначе вся деревня болтала бы, что сеньора Хуана убили в поединке. А разве это было бы справедливо по отношению к нему? Сеньор Хуан прожил особую жизнь, и будет гораздо благородней, если она и завершится особенно… (Хозяину.) У тебя в доме подвал, так?

ХОЗЯИН. Да, под кухней.

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Это хорошо.

КАРЛОС. А почему это хорошо?

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Те, что меня послали, — им было сказано: «Хоть бы он сквозь землю провалился!» А куда можно провалиться? Только туда. (Указывает вниз.)

ХОЗЯИН. Сеньор Исполнитель! Я всегда был лояльным гражданином, но у меня только один подвал. Он и для вина, и для мяса. Простите мою дерзость, но у меня к вам вопрос: там, за конюшней, есть заброшенный колодец — может, он подойдет?

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Думаю, сгодится. Мало ли куда может провалиться грешный человек, когда его толкают в спину демоны…

ХОЗЯИН. Демоны, сеньор?

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Да, скорей всего, демоны. Мы все уважаем сеньора Хуана, но что скрывать — он вел грешную жизнь. А раз так, то почему бы и не демоны?

ХОЗЯИН. А что скажут в деревне?

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Кроме вас двоих да твоей служанки, в деревне грамотных нет. Мы продиктуем, парень запишет, староста приложит палец — и так оно и будет во веки веков. Парень смы-шленый, стихами балуется — напишет и бумагу.

ХОЗЯИН. Сеньор, лучше бы без демонов. У меня семеро детей, а живем только с гостиницы. Ну кто захочет ночевать в доме, где водятся демоны? Сеньор, придумайте что-нибудь другое, а парень запишет.

ИСПОЛНИТЕЛЬ. А кто же, если не демоны?

КАРЛОС. Я знаю — кто! Зачем нам демоны? Уж если кто и толкнул Хуана в колодец, так это мой покойный брат. Очень даже просто! Встал из могилы и отомстил обидчику.

Тем временем Михо что-то лихорадочно пишет.

ЭЛЬВИРА. Он и при жизни-то был не богатырь.

КАРЛОС. Что значит — не богатырь? Он был капитан караульной службы!.. Ну, не богатырь! И что? Кто его помнит? Зато статуя на могиле хоть куда! Скажем, и брат был такой же. Скажем, а парень запишет.

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Ну-ка, малый, пока мы соображаем, готовь чернила. Продиктуем, а ты запишешь. (Оборачивается к Михо.) Эй, ты чего там строчишь?

Михо продолжает лихорадочно писать.

Ты что, не слышишь? Я тебя спрашиваю!

МИХО (встав). А ну, тихо! Тихо вы все! Вы, сеньор офицер, и вы, важный человек из Мадрида. Меня тошнит от ваших худосочных фантазий, от всех этих деревенских демонов и покойных караульщиков. Сидите тихо и слушайте. А говорить буду я, потому что я — поэт.

ХОЗЯИН. Михо, что ты себе позволяешь?

МИХО. Я сказал — тихо! Вы хозяин только в этом трактире. А в мире воображения хозяин я!

ХОЗЯИН. Михо…

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Не мешай парню.

МИХО. Молчите и слушайте, как было. (Заглядывает в исписанный лист.) Это было вот так. Сеньор Хуан, измученный страстями и жаждой истины, усомнился. Он решил, что бог создал мужчину и женщину не для симметрии и порядка, а только друг для друга. Он восстал против обычая и власти, поднял руку на то, перед чем смертный должен стоять на коленях. Он сменил сотни женщин, сперва любя их, потом пытаясь понять, потом злоупотребляя своим пониманием, но, познав женщину, он не познал истину… Здесь длинно, я потом сокращу… И тогда, впав в отчаяние, несчастный сеньор Хуан обезумел и взбунтовался против непознаваемых сил природы. Придя на могилу убитого им в поединке командора…

КАРЛОС. Я сказал — капитана.

МИХО. А я сказал — командора!

ЭЛЬВИРА. Мальчик прав: капитан хорош в трактире. А в легенде нужен командор.

МИХО. Придя на могилу командора, оскорбленного мужа глубоко добродетельной женщины, замкнувшей четвертую сотню жертв страсти сеньора Хуана, он заговорил с каменной статуей убитого и даже дерзнул пригласить ее на ужин. Но смертному — смертное. Статуя пришла и, взяв за руку потрясенного сеньора Хуана, вместе с ним провалилась в те глубины, вернуться откуда смертному не дано… Тут есть повторы, я вычеркну.

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Ну-ка дай.

МИХО. Надо еще править.

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Ничего не надо. Подпишись вот здесь: Михо из Сан-Стефано, поэт.

МИХО (вдруг оробев). Поэт? Но я еще не имею права.

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Пиши — поэт!

Михо нерешительно пишет.

Вот так. Парень, у тебя просто талант. Превосходное донесение, я бы так не смог! (Хозяину.) Ну-ка, приятель, положи эту бумагу на лавку в прихожей — и назад.

Хозяин берет бумагу и выходит.

(Михо.) Теперь ты поэт, запомни это. Так и станут читать на всех площадях. Именно поэт, потому что поэтам верят. Так что гляди выше, парень, — скоро станешь знаменитым. Теперь у тебя просто другого выхода нет.

Хозяин возвращается. Слышен удаляющийся стук копыт.

Сеньор Хуан у себя?

ХОЗЯИН. Спит, сеньор.

ИСПОЛНИТЕЛЬ (просто, даже душевно). Возьмите шпаги, друзья.

Карлос, Хозяин и Михо несколько секунд колеблются. Но шпаги, хоть и неуверенно, обнажаются. Со вздохами, нехотя все трое оборачиваются — и застывают: перед ними стоит Кончита. Пауза.

КОНЧИТА. Неужели вы способны на предательство? И ночи не прошло, как вы клялись ему в уважении и любви!

КАРЛОС. Но ведь как раз потому, что мы любим Хуана… (Растерянно замолкает.)

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Тихо, девушка. Ночь прошла. Ну-ка пропусти.

КОНЧИТА. По моей крови! (Выхватывает подаренный Эльвирой кинжал.)

МИХО. Кончита, нам все объяснили…

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Ну-ка, парень… Видишь ли… девушка… (Неожиданное, профессионально отработанное движение — и Кончита, обезоруженная, с кляпом во рту, бьется у него в руках; еще несколько секунд, и девушка прикручена к каминной решетке. Поправляя одежду.) Потом поймет сама. (Сдвигает ширму, заслоняя камин и связанную Кончиту.)

Со скрипом открывается дверь из комнаты Хуана, и Хуан, в рубашке, без шпаги, потягиваясь, входит в зал. Карлос, Хозяин и Михо растерянно расступаются.

ХУАН. Давно я так не пил. И давно так не высыпался. Чего вы тут шумели?

Все молчат.

Вы что, не ложились?

ЭЛЬВИРА. Я бы предпочла не вставать.

Исполнитель бытовым, почти домашним жестом как бы приглашает мужчин сдвинуться за спиной Хуана.

ХУАН (оборачивается). Что за забава?

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Сеньор Хуан, это не насилие. Вчера весь день вы искали смерти. Сеньоры сожалеют, что не сумели вас понять.

Пауза.

ХУАН (все поняв). Где Кончита?

ИСПОЛНИТЕЛЬ. С ней не сделают ничего плохого.

ХУАН (резко садясь в кресло и закидывая ногу на ногу). Дурак. Нормальный седой дурак. Только трактирные служанки видят жизнь без иллюзий! (Исполнителю.) А ты проворный малый.

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Я не хотел, видит бог, не хотел. Но выбор больно маленький: или покаяние, или… А я тоже испанец. Все что угодно — только не видеть великого сеньора Хуана на коленях.

ХУАН. Ну и кто же из вас подрядился на эту работу? Или все трое?

Карлос, Хозяин и Михо молчат.

(Вскакивает, идет на них.) Ну так что же вы? За дело! Ну?! Ну, я сказал!

Хуан, безоружный, идет на троих вооруженных, и они отступают.

МИХО. Хватит! Я поэт! (Швыряет шпагу на пол и выбегает.)

КАРЛОС. Возьми шпагу, Хуан!.. Ну кто-нибудь, дайте ему шпагу!

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Ни к чему, сеньор.

КАРЛОС. К черту! Я офицер, а не мясник! (Выбегает.)

ХОЗЯИН. Сеньоры, простите, я больше так не могу! Я ничего не понимаю! У меня семеро детей! (Выбегает.)

ХУАН. Плохо работаешь, малый.

ИСПОЛНИТЕЛЬ. Обижаете, сеньор. (Негромко хлопает в ладоши.)

И разом, непонятно откуда, словно из стен, возникают три серых фигуры в масках. Может, они и не в сером, может, в черном или коричневом, но все равно в облике их, в подчеркнутой безликости есть нечто серое. При этом ребята крепкие. А по тому, как согласованно перекрыли они все выходы из зала, сразу видно — в своем ремесле мастера.

Я, сеньор, профессионал, в чужие дела не лезу, а свое знаю. И депеша о вашей кончине, между прочим, уже ушла в Мадрид. И конь у гонца — нам на таких не ездить. Вас уже нет, сеньор Хуан, каменный идол утащил вас в ад.

Наклонившись, Хуан хватает шпагу, брошенную Михо. На серых это впечатления не производит. Слаженно и без суеты с разных сторон они приближаются к Хуану, на ходу словно бы разминая затекшие мускулы.