Миссия – выжить… (СИ) - Квилинская Амалия

Глаза цвета шотландского виски взглянули на меня.

Признаться, с первых дней моей службы на «Буревестнике», именно эти глаза не давали мне покоя. Нет, куда уж мне болезной до прекрасного… А вот все туда же — захотелось большой и чистой. Наверное, значительную роль в пробуждении моего успешно спавшего до этого момента сердца, сыграла внешность лейтенанта Бенедикта Заувера. Он был полукровкой, как и я. Только отцом выступал кимитиец[3]. Так как кимитийцы гораздо ближе рейменианцам, чем люди, которых на флоте большинство, я изначально начала выделять его из общей массы. Наверное, сказывалась тоска по родине и отцу.

Кимитийцы имеют такую же белоснежную кожу с легким серебристым флером. Те же удлиненные уши, глаза и коготки. Отличал нас цвет волос, что на Кимите варьировал в пределах всевозможных теплых оттенков коричневого, а не был однородным бело-серебристым. Кожу покрывал практически незаметный на первый взгляд слой мелких чешуек. Ну и конечно же, у них в наличии имелся короткий пушистый хвост.

У Бенедикта были удивительно солнечного цвета, длинные, заплетенные в витую косу волосы, приятные и миловидные черты лица, практически идеальное атлетическое телосложение. Больше всего он мне напоминал ягуара — не слишком крупный, но гибкий и опасный хищник. Но к превеликому сожалению женской части команды, лейтенант перенял слишком много особенностей расы своего отца. В частности, практически полную безэмоциональность. Эдакий живой робот. Даже если мир вокруг них начнет рушиться кимитийцы могут разве что слабо удивиться.

И почему он мне нравится? Наверное, потому что и всем остальным. Как может не нравится общепризнанный идеал красоты? А в своих предпочтениях оригинальностью я не отличалась. В общем, каковы бы ни были причины, однако факт первой влюбленности на лицо. Вот только все что я могла себе позволить это тихо вздыхать, любуясь на золотую макушку или же на фото в личном деле. Могу же я позволить себе небольшую блажь, как больная смертельной болезнью? Особенно, если часть кожи на лице и спине у меня именно от кимитийцев. Это, как мне казалось, особенно роднило меня с Бенедиктом.

Что и говорить, мой лечащий врач в свое время, предлагал провести полную замену кожных покровов на эпителий жителей Кимита. Он по всем показателям подходил мне даже больше чем кожа рейменианцев или землян, так как был более стойким к воздействию болезни. Наверно из-за все тех же чешуек. Вот только я категорически не хотела примерять на себя «шкурку ящерки». Не знаю, по какой причине, но мне казалось, что на мне эта кожа будет смотреться ужасно — чисто девичий взгляд. Стоит отметить, что все это было до моей первой встречи с лейтенантом Заувером и вспышки моей тайной привязанности. Ну а сейчас менять что либо, уже бессмысленно.

— Всем подготовиться к приему гостей. Нам предстоят напряженные деньки. — Скупо ответила я, вновь устремив взгляд на приближающиеся точки. Нет смысла жалеть себя, если ничего невозможно исправить.

****

Я вместе с бывшим капитаном Марвешем, а теперь коммандером, ожидала в телепортационном отсеке прибытия высших чинов. Моя спина, и не только она, уже порядком устали от однообразной позы. Но боль, что не утихала с самого утра и отбирала последние силы, делала смену позы категорически невозможной. Поэтому, с каждой минутой ожидания мое настроение все больше и больше портилось.

Появившийся во вспышке света адмирал Тарсон оказался ярким представителем народа планеты Секар[4]. Несмотря на средний, по земным меркам, рост, он обладал плотным телосложением. Все лицо покрывали защитные костяные наросты в которых было место под носовые щели, отверстия для трех пар глаз и рта. По линии подбородка проходил ряд длинных ядовитых шипов. Вся кожа, за исключением ладоней и ступней, была скрыта костяными иглами, которые владелец мог при желании втягивать и выпускать. Как достойный сын своего народа адмирал Тарсон мог похвастаться мощной мускулистой фигурой. Как говориться — поперек себя шире. Головные иглы, заменяющие волосяной покрой топорщились за спиной адмирала на подобии перьев головного убора индейцев сиу[5], и были такими же пестрыми. Шесть мелких глазок без зрачков — по три с каждой стороны лица — запустили буравчики взглядов одновременно в обоих встречающих. Признаюсь честно — жутковато становится, когда не знаешь смотрят на тебя или все-таки нет. А если смотрят, то как понять с каким выражением? Можно уже бежать или пока не надо? По этой костяной морде вообще ничего нельзя сказать наверняка. Наверно именно из-за этого среди секарианцев так много игроков в покер — причем самых удачливых во всей галактике.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Рады приветствовать вас адмирал Тарсон на боту «Буревестника»… — Марвешь в обход уставу первым направился к новоприбывшему даже не удосужившись дождаться когда развеются последние искры телепорта.

Адмирал издал непонятный звук больше похожий, на скрежет лягушки. Для своего удобства я интерпретировала его как хмыканье.

— А разве сейчас вы главный по званию на этом корабле, Марвешь? — Секарианец столь же демонстративно опустил звание коммандера. Затем полностью отвернувшись от застывшего с открытым ртом вояки, развернул корпус ко мне.

— Хочу поздравить вас, иок[6] Ле Соллиар. Вы в который раз приятно нас удивили. Даже наши наиболее компетентные лингвисты отметили высокий уровень правильности расшифровки послания, что случается очень редко. Признайтесь, как вам это удалось, находясь на подобном… корабле?

Я усмехнулась, прекрасно понимая, что скрывается за этим глубокомысленным молчанием. На таком корыте как наш «Буревестник 101» ожидать столь блестящего результата от работы бортовых систем явно не приходится. А то, что он ознакомился с моим последним сообщением в процессе нахождения в подпространстве говорит о многом. Похоже нас взяли под плотный колпак.

— Собственная разработка. Стараюсь себя чем-то занять в свободное время. — Я легонько похлопала ладонью по подлокотнику кресла. Не говорить же, что я просто установила апгрейт в котором от нечего делать ковырялась некоторое время, не преследуя какую бы то ни было цель?

— Понятно. — Адмирал удовлетворенно кивнул, но мне почудилось некая недосказанность. Военные явно заинтересованы в подобных разработках и к теме этого разговора мы точно вернемся. Но скорее всего это произойдет, когда мы останемся наедине. Однако, мне придется его разочаровать. Тратить время на более плотное сотрудничество я не собиралась. — Что ж проводите, меня на мостик, хочу более детально ознакомиться с текущими делами и еще раз просмотреть сводку предыдущих событий.

— Прошу, следуйте за мной. — Кресло мягко развернулась и заскользило в сторону скоростных лифтов. Марвешь, увидев, что мы уходим, очнулся от ступора и поспешил нас нагнать.

Уже в лифте он снова попытался завести свою шарманку. Я поморщилась. Лучше бы он молчал, а то снова нарвется. Но некоторые люди просто не знают, когда нужно остановиться.

— Адмирал, при всем уважении к иок Ле Соллиар, она…

— Она, выполняла свои и, кстати, ваши обязанности в опасной для жизни экипажа ситуации. И выполняла на отлично. — Три пары глаз вонзили свои острые взгляды прямиком в побледневшее одутловатое лицо. — То, что вы сейчас находитесь здесь, а не в камере и все еще допущены к мостику, только ее заслуга. Но поскольку сейчас я старший по званию на этом корабле, приказываю вам, рядовой Марвешь, отправляться в свою каюту и не выходить из нее до прибытия в космопорт. Дальнейшую вашу судьбу будет решать трибунал. Думаю, хоть с этим заданием вы справитесь на «отлично».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вот это да! Я даже мысленно присвистнула. Я конечно рассчитывала, что Марвеша могут понизить, но чтоб до самого младшего чина… Похоже от бывшего капитана целенаправленно планируют избавится. Что ж, для этого уже были предпосылки.

— Д-да, адмирал… — Совсем уж тихо ответил уже бывший коммандер. Дождавшись, когда лифт остановится, он буквально выпал из него и пошатываясь направился в сторону кают. Глядя на его прискорбно ссутуленные плечи, мне даже на мгновение стало его жаль. Но это чувство быстро растворилось в пелене вновь вспыхнувшей боли.