Псмит-журналист - Пэлем Вудхауз

В этот момент вошел высокородный Малоней, держа в руке визитную карточку.

— Фрэнсис Паркер? — взяв ее, сказал Билли. — Я его не знаю.

— И я, — поддержал Псмит.

— У него шляпа трубой, — просветил их высокородный Малоней. — Костюмчик шикарный, а штиблеты так и блестят.

— Товарищ Паркер, — одобрительно сказал Псмит, — видимо, отдает себе отчет в важности посещения «Уютных минуток». Он облекся в праздничные одежды, справедливо полагая, что старая соломенная шляпа и мешковатые брюки для столь торжественного случая подходят мало. Он на верном пути. Дадим мы ему аудиенцию, товарищ Виндзор?

— Что ему нужно?

— Это, — ответил Псмит, — мы установим более точно после личной беседы. Товарищ Малоней, пригласите джентльмена войти. Мы можем уделить ему три минуты с четвертью.

Мопся удалился.

Мистер Фрэнсис Паркер оказался мужчиной в возрасте между двадцатью пятью и тридцатью пятью годами. У него было гладкое бритое лицо и кошачья походка. Как указал Мопся, он был облачен в сюртук с фалдами, брюки, бритвенная складка которых вызвала на губах Псмита одобрительную улыбку, и сверкающие ботинки из дорогой кожи. Перчатки и цилиндр у него в руке довершали внушительную картину.

Он бесшумно вошел в кабинет.

— Я хотел бы поговорить с редактором. Псмит грациозно указал на Билли.

— В этом блаженстве вам не отказано, — сказал он. — Перед вами товарищ Виндзор, краса и гордость Вайоминга. Он наш главный редактор. Сам же я — между прочим, я Псмит, — хотя и являюсь подчиненным, могу в какой-то мере претендовать на частичку этого титула. Формально я лишь заместитель главного редактора, но нас с товарищем Виндзором связывает такое глубокое взаимное уважение, что мы практически неразделимы. У нас нет тайн друг от друга. И вы можете обращаться к нам обоим в равной степени. Не присядете ли?

Он придвинул посетителю кресло, в которое тот опустился с бережностью, диктуемой безупречной складкой брюк. Несколько секунд царило молчание, пока он выискивал на столе место для цилиндра.

— Стиль этой газеты сильно изменился за последние недели, не так ли? — начал посетитель. — Должен оговорить, я никогда не был постоянным читателем «Уютных минуток» и могу ошибаться, но интерес к злободневным вопросам, это нечто новое, не правда ли?

— Вы совершенно правы, — отозвался Псмит. — Товарищ Виндзор, человек бурного и беспокойного темперамента, почувствовал, что перемены неминуемы, если «Уютные минутки» хотят возглавить общественное мнение. Методы товарища Уилберфлосса были по-своему хороши. Я ничего не могу поставить в упрек товарищу Уилберфлоссу, но общественного мнения он не возглавлял. Он поставлял духовную пищу исключительно детишкам с водянкой мозга и взрослым обоего пола с черепами из непробиваемой слоновой кости. Товарищ Виндзор, чей кругозор более широк, чувствует, что существует иной и более обширный круг читателей. Он отказывается ограничить свою деятельность выдаванием еженедельной порции заранее переваренной вышеупомянутой пищи. Он поставляет мясо. Он…

— В таком случае… извините… — Мистер Паркер повернулся к Билли. — Это вы ведете столь энергичную атаку на владельцев многоквартирных домов в бедных районах?

— Можете считать, что я, — ответил Билли. Псмит поспешил вмешаться.

— Мы равно ответственны, товарищ Паркер. Если какой-нибудь важный типчик, как, возможно, выразился бы товарищ Малоней, жаждет дать пинка тому, кто стоит за этими статьями, он должен поровну разделить этот пинок между товарищем Виндзором и мной.

— Так-так, — сказал мистер Паркер. — Очень… откровенные статьи.

— Горячий материал, — согласился Псмит. — Просто жгучий.

— Могу ли я говорить откровенно? — осведомился мистер Паркер.

— Безусловно, товарищ Паркер. Между нами не должно быть никаких тайн, никаких умолчаний. Нам не хотелось бы, чтобы, удалившись, вы спрашивали себя: «Достаточно ли ясно я выразился? Не был ли я излишне туманен?» Выкладывайте.

— Я забочусь о ваших интересах.

— Кто б усомнился в этом, товарищ Паркер? Ничто не поддерживало нас так в часы пережитых нами сомнений, как мысль, что вы желаете нам добра.

В Билли Виндзоре вдруг вспыхнула воинственность. Кошачья вкрадчивость посетителя раздражала его с первой же минуты. Билли был сыном прерий, родины прямодушной речи, где смотрят противнику в глаза и режут правду-матку. Мистер Паркер был слишком уж обтекаем для человеческого потребления.

— Послушайте, — крикнул он, перегибаясь через стол. — В чем, собственно, дело? Нечего вилять. Если вам есть что сказать об этих статьях, так говорите. А наши интересы оставьте в покое. Мы сами о них позаботимся. Так что вас свербит?

Псмит неодобрительно помахал рукой.

— Не будем омрачать поспешностью радость этой встречи. Мне радостно просто сидеть и внимать мистеру Паркеру, какую бы тему он ни избрал. Однако время все-таки деньги, а мы люди очень занятые, а потому, любезный сэр, быть может, вам есть смысл отпереть уста, как только это будет вам удобно. Вы навестили нас, дабы указать недостатки в наших статьях? Они в чем-то не отвечают вашим высоким требованиям к такого рода публицистическим произведениям?

На гладком лице мистера Паркера не дрогнул ни единый мускул, но к делу он перешел.

— На вашем месте я бы прекратил их печатать.

— Почему? — грозно спросил Билли.

— Есть причины, по которым вам не следует продолжать.

— И есть причины, по которым следует.

— Но менее веские.

Тут у Билли вырвался звук, не поддающийся словесному описанию. Нечто среднее между рычанием и фырканьем. Больше всего он походил на сопящий рык, который испускает бульдог перед тем, как вступить в драку. Ковбойская кровь Билли вскипела. Он стремительно приближался к тому пределу, за которым сыны прерий, не находя подходящего выражения своим мыслям, хватаются за кольты.

Псмит опередил его.

— Мы не вполне уловили, товарищ Паркер, что именно имеете вы в виду. Боюсь, мы вынуждены просить вас изложить суть с еще более подкупающей откровенностью. Вами руководят чисто дружеские побуждения? Вы рекомендуете нам отказаться от статей потому лишь, что опасаетесь, как бы они не повредили нашей литературной репутации? Или есть иные причины, по которым вы предпочли бы больше не видеть их на наших страницах? Вы говорите только как ценитель изящной словесности? Ваше неодобрение вызывает стиль? Или содержание?

Мистер Паркер наклонился над столом.

— Джентльмен, которого я представляю…

— Так, значит, речь идет не о ваших личных вкусах? Вы только эмиссар?

— Эти статьи причиняют некоторые неудобства джентльмену, которого я представляю. Точнее, он полагает, что дальнейшая их публикация может их ему причинить.

— То есть, — взорвался Билли, — если мы учиним такой скандал, что кто-нибудь назначит комиссию расследовать это грязное дело, ваш приятель, владелец этой частной преисподней, приведения в порядок которой мы добиваемся, вынужден будет раскошелиться на то, чтобы капитально отремонтировать дома? Так?

— Деньги, мистер Виндзор, особой роли не играют, хотя, естественно, расходы потребуются значительные. Мой клиент богатый человек.

— Еще бы! — сказал Билли с омерзением. — Бьюсь об заклад, с улицы Приятной он гребет деньги лопатой.

— Деньги особой роли не играют, — повторил мистер Паркер. — Дело в гласности. Я говорю со всей откровенностью. Есть причины, почему мой клиент в данное время предпочел бы не представать перед обществом домовладельцем с улицы Приятной. Излагать эти причины нужды нет. Достаточно сказать, что они очень веские.

— Ну так он знает, что делать. Как только он начнет ремонтировать эти дома, статьи прекратятся. Решать ему.

Псмит кивнул.

— Товарищ Виндзор прав. Он попал в яблочко и взял высоту. Ни один мало-мальски добросовестный рефери не лишил бы товарища Виндзора заслуженного приза. Коротко и ясно. Удалите причину для этих весьма эрудированных статей, и больше они публиковаться не будут.

Мистер Паркер покачал головой.

— Боюсь, это неосуществимо. Стоимость капитального ремонта слишком велика.

— Тогда и говорить не о чем, — отрезал Билли. — Статьи будут публиковаться.

Мистер Паркер кашлянул. Зондирующее покашливание, указующее, что речь теперь пойдет о более деликатных предметах. Билли и Псмит выжидающе молчали. С их точки зрения, разговор был окончен. Если же продолжение следовало, инициатива должна была исходить от их посетителя.

— Я буду откровенен, джентльмены, — начал тот тоном, говорившим: «Мы тут все друзья, так побеседуем по душам». — Я собираюсь положить карты на стол и посмотреть, не найдем ли мы способа все уладить. Вот послушайте. Мы не хотим неприятностей. Вы этим делом занимаетесь не ради отдыха, так? Вы должны зарабатывать себе на жизнь, как все люди, верно? Ну так вот. Дело вот какое. Раз уж мы решили говорить с полной откровенностью, то готов признать, что в какой-то мере, вы, джентльмены, загнали нас — то есть моего клиента — в угол. Откровенно говоря, эти статьи начинают привлекать внимание и, если так пойдет дальше, причинят моему клиенту всякие неудобства. Думаю, все ясно. И вот что мы предлагаем. Сколько вы возьмете, чтобы покончить со статьями? Честно и открыто. Я был с вами откровенным и хочу, чтобы вы были откровенны со мной. Сколько вы хотите? Назовите вашу цифру, если она не слишком уж велика, думаю, мы поладим.