Пустые глаза - Чарли Донли

во время пребывания в Аллегейни с вами обращались хорошо. Вы согласны с этим?

– Нет.

– Но ваши психолог и социальный работник под присягой заявили, что у вас сложились близкие отношения с ними. Это правда?

– Правда.

– Но ведь это не с ними у вас были сложности, когда вы находились в Аллегейни?

– Не с ними.

– С кем у вас были проблемы?

– С другими детьми.

– Вы можете рассказать нам об этих проблемах?

– В Аллегейни нужно заводить друзей, чтобы выжить. Все состоят в группах типа банд, и нужно попасть в одну из них, чтобы получить защиту.

– Вы завели друзей?

– Да.

– И эти друзья защищали вас?

– Когда могли.

– Но бывали случаи, когда они не могли, я прав?

– Вы правы.

– С чем вам пришлось столкнуться в Аллегейни?

– Другие дети нашли в интернете слитые фотографии с места преступления и приклеили их к двери моей комнаты.

– Фотографии вашей семьи в ту ночь, когда их убили?

– Да.

– Они повесили эти фотографии на вашу дверь, чтобы помучить вас?

– Я не знаю, зачем они это сделали, просто сделали, и все.

– Было ли установлено, кто слил фотографии?

– Было.

– Кто это был?

– Следователь Альварес. Так мне сказали.

– Это тот следователь, который незаконно допрашивал вас в ночь убийства вашей семьи?

– Это он.

– Я бы с удовольствием вызвал следователя Альвареса на допрос, но это стало невозможным после того, как он покончил с собой незадолго до начала судебного процесса. Похоже, детектив Альварес понял, как плохо он вел ваше дело, даже если его начальство этого и не признало.

– Протестую.

– Принято. Продолжайте, мистер Ланкастер.

– Александра, неважно, насколько хорошо работали штат Вирджиния или полицейский департамент Макинтоша в дни и недели после того, как они вытащили вас из дома в наручниках, а камеры новостных каналов засняли каждую деталь. Неважно, насколько хорошо они справились с задачей после того, как публично обвинили вас в убийстве своей семьи. Неважно, насколько хорошо они работали после того, как несколько недель заголовки газет называли вас пустоглазой девчонкой, убившей свою семью. Неважно, что было после того, как экспертиза доказала, что не вы нажимали на спус в ту ночь. Все, что они сделали после всего этого, не имеет значения, потому что ущерб уже был нанесен, не так ли?

Александра тяжело сглотнула.

– Да.

– Давайте поговорим об этом. Давайте поговорим о том, какой вред причинил вам полицейский департамент Макинтоша. – Гарретт вернулся на свою трибуну. – Александра, скажите суду, сколько вам лет?

– Восемнадцать.

– А сколько вам было в ночь на пятнадцатое января?

– Семнадцать.

– Через неделю вам исполнилось восемнадцать, верно?

– Да. Двадцать второго января.

– Значит, в то время, когда все это произошло, вы учились в последнем классе школы?

– Верно.

– После того как вас выпустили из колонии для несовершеннолетних и сняли с вас все обвинения, вы вернулись в школу на весенний семестр?

Александра покачала головой.

– Нет, я не вернулась.

– Почему?

– Я пыталась, но каждый день в школе меня ожидали камеры и репортеры.

– Камеры и репортеры? Каждое утро ждали вас в школе, чтобы расспросить о той ночи, когда была убита ваша семья?

– Да.

– Они обвиняли вас в том, что убийство сошло вам с рук.

– Некоторые из них, да.

– А другие ученики вашей школы как к вам относились?

– Я растеряла всех своих друзей, потому что… Наверное, со мной было слишком тяжело общаться. Ребята называли меня Пустые Глаза.

– Пустые Глаза. Откуда взялось это прозвище?

– Репортерша, которая была там в ту ночь… в ту ночь, когда полиция вывела меня из дома… она сняла меня на камеру, и на снимке мои глаза выглядели впалыми и… пустыми, как я понимаю. Поэтому она стала называть меня «Пустые Глаза» во время репортажей.

– Прекрасно. Тяжело было получить такой ярлык?

– Тяжело.

– Слишком тяжело для школьницы-подростка, только что потерявшей семью, – констатировал Гарретт, глядя на присяжных. – И вы перестали ходить в школу?

– Да.

– Но вы закончили выпускной класс и окончили школу, верно?

– Да. Я закончила весенний семестр благодаря домашнему обучению и репетиторству.

– Но вы никогда не возвращались в школу?

– Нет.

– Вы пропустили свой выпускной год?

– Последнюю часть, да.

– Значит, никаких друзей. Никакого общения. Никакого выпускного. Никаких праздников.

– Нет, ничего этого у меня не было.

– А как насчет университета? Вы подали документы, и вас зачислили в несколько университетов, правильно?

– Да. До того как все это случилось, я пыталась решить, куда поступать. Мы с родителями вместе над этим размышляли.

– Сейчас идет первый семестр года, который должен был стать вашим первым курсом в университете, но вы так и не пошли ни в один университет, верно?

Александра кивнула.

– Верно. Я решила, что не смогу учиться, когда вокруг столько СМИ, прессы, внимания и прочего.

– Потому что репортеры следовали бы за вами, какой бы кампус вы ни выбрали. Вы этого боялись?

– Да.

– На самом деле пресса узнала, какие университеты приняли вас, обнародовала эту информацию, а затем там прошли протесты. В Вирджинском политехе, в Клемсоне, в университете штата Джорджия.

Александра кивнула вновь.

– Да. Определенные организации в каждом из этих учебных заведений дали понять, что мне не будут рады у них в кампусе.

Гарретт оглянулся на присяжных.

– Девочка-подросток теряет всю свою семью, а из-за ненасытного аппетита нашего общества к болезненным подробностям чужих страданий, из-за нашего постоянного стремления найти козла отпущения и понаблюдать за скандалом – при этом масла в огонь подливают несправедливые обвинения и открытый для публики судебный процесс – этой девочке еще и не дали нормально закончить школу. – Тут он снова посмотрел на Александру. – Так что в университет вы пойти не смогли, и все ваше будущее будет омрачено некомпетентностью полицейского департамента и общественной одержимостью сенсационными преступлениями. Я правильно понимаю?

– Протестую, – сказал Билл Брэдли со стороны защиты. – Ваша честь, по ее собственному признанию, мисс Квинлан закончила школу. Не учиться в университете было ее личным решением. А мистер Ланкастер не может предсказывать будущее. Мы не знаем, чем мисс Квинлан будет заниматься в следующем году или до конца своей жизни.

– Протест поддержан, – сказал судья. – Мистер Ланкастер, придерживайтесь настоящего времени, пожалуйста.

– Конечно, ваша честь. Но вместо настоящего времени, – сказал Гарретт, повернувшись и посмотрев прямо на Билла Брэдли, – может быть, нам стоит вернуться в ночь на пятнадцатое января? – Гарретт снова повернулся к Александре, и его голос стал мягче: – Александра, вы готовы рассказать суду о том, что произошло в ночь, когда были убиты ваши родители и брат?

– Протестую, – повторил Билл Брэдли, встав из-за стола защиты, и на этот раз немного