Эффект пустоты - Тери Терри

позволят мне исправить прическу, не тратя долгие часы на возню с выпрямителем. Сейчас нам не до этого.

— Но тебе идет. — Кай наматывает на палец одну кудряшку, выбившуюся из-под шлема, потом, словно осознав, что делает, отдергивает руку так быстро, что прядь пружинкой отскакивает назад.

Кай заставляет меня заправить джинсы в самые тяжелые сапоги, какие велел найти, и показывает, как садиться на байк. И за что держаться.

А потом мы трогаемся.

Готова поспорить, что он едет медленнее, чем обычно, но от ощущения скорости и вида дороги, бегущей под колесами, в жилах стынет кровь. Мы очень быстро преодолеваем расстояние, которое я проезжаю за полчаса на велосипеде.

Ближе к главной улице Киллина он сбрасывает скорость; здесь расположены магазины, кафе, церкви и пабы — то, что может сойти за местную цивилизацию. Небо чистое и голубое; раннее утреннее солнце отражается и играет на поверхности реки, переваливающей через водопады Дохарта. Горы и деревья, расположенные выше, озарены мерцающим гало[4] из водяных брызг. Теплый весенний денек, но на горных пиках еще лежит снег.

Что ж, в такие дни здесь достаточно красиво. Но иногда мне хочется, чтобы тут было побольше людей и я могла бы среди них затеряться. Здесь все знают, кто ты — местный или турист. Или ни то ни другое, как я. Хотя мать у меня шотландка, сама я навсегда останусь здесь чужой.

Двигаемся мимо девочек из школы, выбравшихся из дома пораньше ради субботнего утра, и я чувствую их взгляды, пока Кай подруливает, чтобы припарковаться у обочины дороги. По крайней мере, появится новая тема для обсуждения в школьном автобусе в понедельник утром, и они станут не просто перемывать мне косточки, а шушукаться о моем высоком блондинистом и красивом спутнике.

— Ну как, нормально? — спрашивает Кай, пока я снимаю шлем.

— Мне понравилось! — Чувствую, что у меня горят глаза.

— В следующий раз возьму тебя в настоящую поездку, где можно будет развить скорость.

Сердце у меня замирает.

— Было бы замечательно! — отвечаю я.

И Кай отворачивается, чтобы положить шлемы в багажник под сиденьем. В его взгляде мелькает странное разочарованное выражение, словно он жалеет о своих словах. Он ведь просто старался быть вежливым, не так ли? На самом деле ничего такого не имел в виду. Стараюсь не обращать внимания на подобные мысли — у него сейчас слишком много забот.

— Итак. Где начинается эта тропинка? — спрашивает он.

— Идем. Я тебе покажу, — отвечаю я, и мы переходим дорогу, шагаем по мосту возле водопада. Как всегда, вслушиваюсь в музыку воды и не заговариваю, пока мы не оказываемся на той стороне и не проходим мимо паба вниз по переулку. — Как твоя сестра попала сюда? Где она остановилась?

— Она жила с нашей матерью, в загородном доме. Это один из тех, что стоят на южном берегу озера. — Он машет в сторону Лох-Тей, которого не видно сейчас за деревьями.

— Знаю это место. — Там полдюжины очень, очень дорогих загородных особняков, в которых редко кто-то появляется. И если по воде до них можно добраться довольно быстро, то по берегу, в обход озера, путь неблизкий. — Ей пришлось бы долго туда идти. Тропинок по пути встречается мало. Большую часть пути она должна была идти вдоль дороги. Если только не переправилась по воде.

— Когда мы сюда приезжали, сестре нравилось плавать по озеру, и она вопреки запретам частенько сбегала одна. Но наше каноэ так и осталось дома.

— Если допустить, что Келиста столько прошла, то маловероятно, что по пути ее никто нигде не заметил. Здесь все всех знают; кто местный, кто нет. Ее наверняка увидели бы.

— То же самое говорил и детектив. Поэтому он решил, что она, должно быть, заблудилась в лесу. Или ее похитили из дома.

— А твоя мама, она слышала или видела что-нибудь? — Кай молчит. — Извини, если задаю слишком много вопросов, — говорю я, останавливаюсь и показываю рукой на заросшую аллею. — Вот здесь мы выходим на велосипедный маршрут. А там дальше есть неприметная тропка, которая сворачивает и ведет наверх; туда мы и идем.

Продолжаем путь, и на ходу я поглядываю на Кая. У него замкнутое сосредоточенное выражение лица, будто он боится чем-то выдать себя.

— Прости, — говорит он наконец, нарушая молчание. — Вопросы задавать легко, только говорить об этом трудно. Нет, наша мать ничего не слышала. В то утро она встала поздно, и Келисты уже не было. Мама не встревожилась, решила, что она пошла на прогулку или отправилась на озеро. Время шло. Она проверила: каноэ оказалось на месте. Мама начала паниковать, позвонила в полицию. Там предположили, что девочка просто заблудилась на прогулке. Начались поиски, продолжавшиеся много дней. Никаких следов не нашли.

— Подумали, что просто заблудилась, и… — Мой голос замирает. Не знаю, как закончить предложение.

— Похоже, это стало для полиции основной версией. Что она заблудилась или получила какое-то повреждение. Что ее тело найдут когда-нибудь в лесу. — Произнося «тело», он вздрагивает.

— Но ты в это не веришь.

— Нет. Я уверен, что с ней случилось что-то другое. Она была не такой девочкой, которая могла заблудиться. Не по годам рассудительная, Келиста хорошо чувствовала направление. Но для других версий не нашлось никаких доказательств. А без них — что ж… — Он пожимает плечами. — Думаю, что полиция остановилась на удобной для себя версии и потому сдалась.

— Но теперь тебе известно, что я ее видела.

— Да. Теперь они обязаны пересмотреть этот случай. — Кай произносит эти слова с холодной решимостью.

Молча идем дальше. Когда я позвонила, Кай был возбужден; потом он осознал, сколько времени прошло с моей встречи с Келистой, и его надежды померкли.

Но теперь они узнают, что девочка не просто куда-то пошла и потерялась. Полиция снова должна попробовать найти ее, и в этой мысли он обрел надежду, которую утратил прошлой ночью.

19

КЕЛЛИ

ШЕТЛЕНДСКИЙ ИНСТИТУТ, ШОТЛАНДИЯ

До начала отсчета 14 часов

Устав наблюдать за поглощением пищи, которую я принимать не могу, иду за какими-то людьми, покидающими кафетерий, и исследую прилегающие помещения. Здесь есть библиотека, кинозал. Индивидуальные комнаты, похожие на гостиничные номера, но более обжитые. И опять нет окон; нельзя понять, день сейчас или ночь. Трудно разобраться, чем заняты люди: кто-то укладывается спать, кто-то встает, другие приходят.

Прохожу по коридору и слышу, как кто-то поет. Знакомый голос. Звук слабый, я прислушиваюсь и двигаюсь в ту сторону. Он доносится из-за прикрытой двери — самой обычной, со щелью внизу. Я просачиваюсь