Бледный убийца - Филип Керр

– Попался бы мне в руки этот негодяй!

– Лучше предоставьте это мне, хорошо? Я позвоню вам завтра, и вы скажете, что надумали делать. Если нам повезет, мы, может быть, сумеем к этому времени добыть письма.

Меня не нужно было уговаривать выпить за наш успех. Бренди было замечательное, и его следовало бы смаковать потихоньку. Но я устал, и, когда она и ее «морское чудовище» уселись ко мне на диван, я понял, что пора уходить.

Я жил тогда в большой квартире на Фазаненштрассе, неподалеку от Курфюрстендам, немного южнее ее, поблизости от всех театров и самых лучших ресторанов, в которые я никогда не ходил.

Хорошая тихая улица с белыми домами, украшенными ложными портиками и атлантами, поддерживающими богато декорированные фасады на своих мускулистых плечах. Мое жилище обходилось мне недешево. Но эта квартира и мой партнер – вот и вся роскошь, которую я мог себе позволить в последние два года.

Первая оказалась более удачной, чем второй. Внушительная лестница, на сооружение которой ушло больше мрамора, чем на Пергамский алтарь, вела на третий этаж, где я занимал целую анфиладу комнат с потолками высотой с трамвай. Немецкие архитекторы и строители никогда не отличались крохоборством.

Мои ноги причиняли мне боль, словно первая любовь, и я решил принять горячую ванну.

Я долго лежал на диване, уставясь на украшенное витражами окно, которое делило верхнюю часть ванной комнаты пополам, что, с моей точки зрения, было совершенно излишним. Для чего нужна была такая конструкция, оставалось для меня неразрешимой загадкой.

За окном ванной, на дереве, одиноко росшем посреди двора, распевал соловей. Я почувствовал, что больше доверяю простой песне этой птицы, чем той, которую пел Гитлер.

Тут мне пришла в голову мысль, что мой обожаемый коллега, не расстающийся со своей трубкой, смог бы по достоинству оценить непритязательность такого сравнения.

Глава 5

Вторник, 6 сентября

В темноте прозвенел входной звонок. Еще погруженный в сон, я потянулся к будильнику, стоявшему на тумбочке у кровати, и поднес его к лицу. Половина пятого утра, я мог бы спать еще почти целый час. Снова прозвенел входной звонок, на этот раз более настойчиво. Я включил свет и вышел в прихожую.

– Кто там? – спросил я, хорошо зная, что только Гестапо может позволить себе удовольствие нарушить сон людей.

– Хайле Селассие[3], – ответили мне. – Кто, черт возьми, это может быть? Давай, Гюнтер, открывай, мы не можем торчать тут всю ночь.

Да, это оказались действительно парни из Гестапо. Их манеру поведения нельзя было спутать ни с кем.

Я открыл дверь, и в квартиру ввалились два пивных бочонка в шляпах и плащах.

– Одевайся! – приказал один. – У тебя назначена встреча.

– Заткнись, мне нужно переговорить со своим секретарем, – зевнул я. – Я что-то позабыл об этой встрече.

– А он шутник, – сказал другой.

– Что, это идея Гейдриха, вот так приглашать людей в гости?

– Эй ты, побереги пасть, а то и сигарету некуда будет воткнуть! И влезай в свой костюм, а то мы стащим тебя вниз прямо в твоей чертовой пижаме.

Я тщательно оделся, выбрав самый дешевый костюм и старые ботинки. Набил карманы сигаретами. Даже захватил с собой номер «Берлинских иллюстрированных новостей». Если Гейдрих приглашает позавтракать, лучше всего приготовиться к тому, что это будет не очень приятный визит, возможно, длительный.

Сразу же к югу от Александрплац, на Дирксенштрассе, лицом к лицу столкнулись два здания – Имперский полицейский президиум и Центральный уголовный суд, законная администрация напротив правосудия. Они напоминали двух борцов-тяжеловесов, ожидавших с минуты на минуту сигнала к началу схватки, а пока что каждый пытался взглядом повергнуть другого.

Из этих двоих Полицейский президиум, или Алекс, называемый еще иногда «Зеленой тоской», выглядел грубее, так как был построен в виде готической крепости с башнями на каждом углу, увенчанными куполами, и с двумя башенками меньшего размера на обоих фасадах. Занимая площадь примерно в шестнадцать тысяч квадратных метров, это сооружение олицетворяло собой силу, не отличаясь особыми архитектурными достоинствами.

Несколько меньшее по размерам, здание Центрального суда выглядело более привлекательно. Его фасад в стиле необарокко, построенный из песчаника, смотрелся более утонченно и интеллигентно, чем фасад дома напротив.

Трудно угадать, кто из этих двух гигантов окажется победителем, но, поскольку обоим борцам за схватку уже заплачено, не было никакого смысла торчать здесь и ждать конца состязания.

Солнце уже всходило, когда машина въехала в центральный внутренний двор Алекса. Рановато ломать голову над тем, почему Гейдрих приказал привезти меня сюда, а не в штаб-квартиру службы безопасности на Вильгельмштрассе, где у него был свой кабинет.

Двое моих провожатых втолкнули меня в комнату для допросов и ушли. Из соседней комнаты доносились крики, что заставило меня призадуматься. Этот ублюдок Гейдрих никогда не сделает так, как следует. Я вытащил сигарету и, начиная нервничать, закурил. Сигарета имела кислый привкус. Зажав ее в уголке рта, я встал и подошел к грязному окну. Из него были видны только такие же окна и антенна полицейской радиостанции на коньке крыши. Я бросил сигарету в банку из-под кофе «Мексиканская смесь», служившую пепельницей, и снова присел к столу.

Все было сделано так, чтобы заставить меня нервничать, чтобы я почувствовал их власть. Вероятно, таким образом Гейдрих надеется скорее получить мое согласие, когда он наконец решит посетить меня. Возможно, он еще сладко спит в своей постели.

Если мне отводилась именно такая роль, то я решил спутать все их карты. Поэтому, вместо того чтобы грызть ногти и стоптать вконец свои дешевые ботинки, метаясь по комнате, я решил заняться саморелаксацией или как там называл это доктор Майер. Закрыв глаза, глубоко дыша через нос и сконцентрировав свои мысли на чем-то простом, я сидел совершенно спокойно. Так спокойно, что даже не услышал, как отворилась дверь. Через несколько мгновений я открыл глаза, с удивлением уставившись на вошедшего полицейского. Тот медленно кивнул.

– А вы не из слабаков, – отметил он, взяв мой журнал.

– Да неужели? – Я взглянул на часы. – Я здесь уже полчаса. А вы не торопитесь.

– В самом деле? Простите. Рад, что вы не скучали. Я вижу, вы думаете, что не задержитесь здесь надолго.

– А разве другие так не думают? – Я пожал плечами, рассматривая нарыв на его шее размером с орех, натертый засаленным воротником.

Когда он снова заговорил, его голос звучал так, как будто он шел у него откуда-то изнутри. При этом подбородок, покрытый шрамами, опускался на его широкую грудь – как у тенора, поющего в кабаре.

– Ну-ну, – сказал он. – Вы ведь частный сыщик, не так ли? Профессиональная ищейка. Позволено ли мне будет спросить, как вы зарабатываете себе на жизнь?

– А в чем дело? Вам что, перестали регулярно поступать взятки? – Он заставил себя ответить улыбкой на мои слова. – У меня все в порядке.

– Вам не скучно работать одному? Вы ведь были полицейским. У вас здесь остались друзья.

– Не смешите меня. Я работаю с напарником, так что у меня есть плечо, в которое я могу поплакаться, понятно?

– Ах да, ваш напарник. Должно быть, Бруно Штальэкер, верно?

– Точно. Я мог бы дать вам его адрес, но, мне кажется, он уже женат.

– Хорошо, Гюнтер, я вижу, вас трудно напугать. Хватит ломать комедию. Вас взяли в четыре тридцать. Сейчас семь...

– Если хочешь узнать точное время, спроси полицейского.

– Но вы так и не поинтересовались, зачем вас привезли сюда.

– Думаю, именно об этом мы и говорим.

– Неужели? Предположим, я ничего не знаю. Для такой ищейки, как вы, не составит труда это выяснить?

– Черт возьми, послушайте, это вы разыгрываете комедию, а не я, поэтому не ждите, что я подниму для вас занавес и включу свет. Давайте играйте, а я попытаюсь понять, когда надо будет смеяться и хлопать в ладоши.

– Очень хорошо, – сказал он, его голос стал более твердым. – Итак, где вы были прошлой ночью?

– Дома.

– У вас есть алиби?

– Да. Мой плюшевый медвежонок может подтвердить, что я лежал в постели и спал.

– А до этого?

– Навещал своего клиента.

– Не можете ли вы мне сказать кого?

– Послушайте, мне это не нравится. Что вы все крутите? Говорите, в чем дело, или я не скажу больше ни слова.

– Там внизу ваш напарник.

– Что он натворил?

– Что он натворил? Он умер.

– Умер? – Я покачал головой.

– Точнее, его убили. Так мы обычно это называем.

– О Боже! – сказал я, снова закрывая глаза.

– Да, вы правы, Гюнтер, это мое представление. Но я надеюсь, что вы мне все-таки поможете с занавесом и светом.

Он ткнул указательным пальцем в мою окоченевшую грудь.

– Так что давайте не увиливайте, отвечайте.