Итальянские маршруты Андрея Тарковского - Лев Александрович Наумов

чем на пять километров, прогуливаясь по улочкам и площадям этого умиротворяющего континентального города, трудно представить его суетное портовое прошлое.

Равенна стала последним приютом Данте Алигьери. Здесь находится его гробница (@ 44.416157, 12.200933), которую посещал и Андрей.

При поддержке газеты итальянской коммунистической партии «L’Unità», а также под эгидой Мостры — Венецианского кинофестиваля — в Равенне устроили праздник, в рамках которого демонстрировалось «Иваново детство». Присутствовали Тарковский с Малявиной, а также Моника Витти. Знакомство режиссёра с актрисой и спутницей Микеланджело Антониони продолжилось на совместных выступлениях в Венеции. Это положило начало общению с теми, кто ещё недавно казался недостижимым идолом. Через несколько дней на фестиваль приехал и сам Антониони. Тарковский же говорил, что хотел бы познакомиться с Акирой Куросавой и Ингмаром Бергманом. Первый со временем станет его товарищем. История «необщения» со вторым пройдёт через всю жизнь.

В своих мемуарах Малявина также приводит историю о том, как Андрею показывали в Равенне место съёмок фильма «Красная пустыня» (1964), явно не учитывая тот факт, что картина Антониони будет сниматься в промышленных районах этого города только через год.

По итогам Венецианского кинофестиваля режиссёр получил «Золотого льва». Друг, соавтор двух студенческих работ, а также родственник[20] Тарковского Александр Гордон пишет[21] в своих мемуарах: «Нужно было видеть Андрея после получения за этот фильм главного приза в Венеции. Он весь сиял, окрыленность славой прорывалась сквозь всю его сдержанность, чуть ли не через взятый напрокат элегантный смокинг — свидетельство иных миров, — запечатлённый на известной фотографии 1962 года [см. фото 1]». Упомянутый снимок был сделан 8 сентября в ходе церемонии награждения лауреатов. Однако на нём видно, что триумфатор не один. Рядом с Тарковским статуэтку держит итальянский режиссёр, непревзойдённый трагический романтик, работавший в эпоху неореализма, но постоянно прорывавшийся за его жанровые пределы и формальные рамки, мастер экранизации большой литературы, Валерио Дзурлини.

Дзурлини — один из тех деятелей искусства, чьи известность и признание не соответствуют масштабу. Картина «Семейная хроника» (1962), оказавшаяся в конкурсе вместе с «Ивановым детством» — один из лучших его фильмов. Многие кинокритики считают эту работу безоговорочной вершиной, будто забывая про последнюю картину — экранизацию великого романа Дино Буццати «Татарская пустыня». Впрочем, забыть не мудрено, уж слишком непохожи эти две ленты, снятые по книгам, словно над ними трудились разные режиссёры. А ведь каждый фильм Дзурлини заметно отличается от предыдущего, будто перенося автора в некую новую точку. Это принято называть устойчивым выражением «творческий путь», употребление которого редко оказывается столь уместным, как в случае Валерио. Но только после «Татарской пустыни»[22] (1976) режиссёр этот путь прервал, покончив с собой в Вероне в 1982 году.

Он был одним из самых изысканно-религиозных кинематографистов своего времени, не даром получил тогда, в 1962-м, ещё и приз экуменического жюри, любимцем которого позже станет Тарковский. Вообще, следует упомянуть, что на протяжении заметной части своей истории Венецианский фестиваль находился под влиянием Ватикана.

Случаи, когда гран-при удостаивались две работы, бывали на Мостре и до, и после. Так происходило в 1959-м, 1980-м, 1993-м и 1994 годах. В 1948-м победу разделили даже трое — Роберт Флаэрти, Джон Форд и Лукино Висконти. Правда главным призом тогда был не «Золотой лев». Однако всё же выбор жюри XXIII Веницианского кинофестиваля оказался особенно сложным, ведь помимо Тарковского и Дзурлини в конкурсе участвовали, например, Орсон Уэллс с «Процессом» (1962), Стэнли Кубрик с «Лолитой» (1962), рекламная кампания которой была, пожалуй, самой внушительной. Стоило лишь взглянуть на набережную, чтобы убедиться — большинство зрителей и гостей фестиваля носят тёмные очки в виде пары сердечек, точь-в-точь, как у героини. В программе были и Пьер Паоло Пазолини с «Мама Рома» (1962), и Жан-Люк Годар с «Жить своей жизнью» (1962), и Сергей Герасимов с картиной «Люди и звери» (1962), и Роман Полански со своим дебютным фильмом «Нож в воде» (1962)… Это далеко не все. 1962-й, без преувеличения — выдающийся год в истории кино. Все эти ленты выдержали проверку временем, некоторые положили начала новым жанрам, научили поколения говорить на разных диалектах киноязыка.

Большое видится на расстоянии, и масштаб той победы Тарковского становится всё яснее с годами. Не говоря уж о том, что это был первый советский «Золотой лев»[23]. Впрочем, международное признание имело для режиссёра огромное значение само по себе. Малявина вспоминает эпизод, произошедший на даче у Михалковых. Андрей прыгнул спиной вперёд в снежный сугроб и, раскинув руки, воскликнул: «Я счастлив!» Актриса утверждает, что это случилось даже раньше, после того, как Тарковский получил свой первый в жизни приз — «Золотые ворота» за лучшую режиссуру на старейшем американском кинофестивале в Сан-Франциско. Да, на тот момент он побывал уже и в США. Туда отправили делегацию, отобранную существенно строже — из «молодёжи» в неё входил только Андрей. Ездил и его учитель Михаил Ромм.

Честно говоря, поскольку фестиваль в Сан-Франциско традиционно проходит в апреле-мае, куда вероятнее, что в сугроб Тарковский всё-таки прыгал позже. Скорее всего это произошло, когда он вернулся из своей второй поездки в Америку в ноябре 1962-го. Тогда режиссёр побывал в Нью-Йорке, где в музее современного искусства «MoMA» (West 53rd street, 11) проходила церемония награждения премией «Золотой лавровый венок» от фонда Дэвида Селзника. «Иваново детство» и там оказалось в числе лауреатов.

В США Тарковский познакомился с композитором Игорем Стравинским, а также с переводчиком Андреем Яблонским, который подарил ему редкую книгу: запрещённый в СССР роман Бориса Пастернака «Доктор Живаго». И Яблонский, и Пастернак ещё сыграют свою роль в жизни режиссёра.

Не менее важно, что в Венеции Тарковский впервые встретился с Анной-Леной Вибум — будущим продюсером его последнего фильма «Жертвоприношение». Вероятно, сам Андрей не обратил тогда особого внимания на женщину из Шведского киноинститута. Она же впоследствии признавалась, что именно после «Иванова детства», увиденного на Мостре, стала едва ли не одержима идеей сделать фильм с Тарковским. Её мечта осуществится более чем через двадцать лет.

Возвращаясь к воспоминаниям Малявиной, следует отметить, что очень похожий эпизод описывает[24] художник, фотограф и ассистент многих известных кинематографистов Валерий Сировский, который в качестве переводчика сопровождал Андрея тогда в Венеции. Дескать, тот лёг на землю города гондол и каналов, расправил руки и радостно произнёс: «Свобода!» В своих мемуарах Сировский приводит множество ярких эпизодов, находящихся где-то на грани между историей и мифотворчеством, потому не будем обсуждать их в качестве фактов, хотя назовём. Валерий рассказывает, как через знакомство с итальянским коммунистом, владельцем модных магазинов