Калинов мост - Владимир Клименко

— Где? — удивился Млый.

— Высоко, тебе не видно.

— Почему они не спустятся ниже?

— Зачем? Они не любят разговаривать с нами, им хватает общества друг друга. Летают, смотрят, спорят между собой. Вот, слышишь, Гамаюн запел.

Млый прислушался, но не различил ни слова, лишь неясное ощущение покоя и умиротворения наполнило душу, но это, скорее всего, просто потому, что он возвращается домой, и Род рядом, и сам цел.

— Не слышишь? — еще раз спросил Род.

— Нет.

— Он поет о счастливом мире, полном солнца и любви. Он поет о жизни.

— Неужели? — опять удивился Млый. — Странно, почему я не слышу этого. Никогда не видел Алконоста, да и о Гамаюне знаю только от тебя.

— Ничего, еще встретишься.

Род привстал на стременах, понукнул Буяна, заставив того рысцой подняться на вершину холма. Он остановился там, поджидая Млыя, а когда тот подъехал, указал рукой на горизонт.

— Вон там проход в Навь.

— Там не видно никакого прохода.

— Он там. Я бы запечатал эту дыру навсегда, да не в моих силах.

Млый приложил одну руку козырьком ко лбу — горизонт был чист, и только где-то возле самого края земли кромка неба как-то странно изгибалась, словно ее разрывала невидимая сила и разводила в разные стороны.

— А ближе подъехать можно?

— Не сейчас. Да и опасно.

— Оттуда прилетел Хала. Ты видел, что он наделал в деревне? Собери всех наших, и мы сами пойдем в Навь.

— Спокойнее, Млый. Об этом поговорим, когда приедем.

Млыя после вчерашнего разговора с Анной так и распирало от вопросов. Но беседовать на ходу не имело смысла, серьезно поговорить можно только дома, и он замолчал, покачиваясь в седле и хмуро следя за степью.

Сегодня было удивительно спокойно.

Ворчун заметил их еще издали, ворота открылись со скрипом, и Млый очутился в привычной тесноте двора. Какое-то время ушло на то, чтобы расседлать и отвести в денники коней, потом Род занялся Разлетаем. Отскреб от шерсти засохшую траву и пошептал, склонясь над псом и одновременно водя рукой над раной. Млый теперь знал — о Разлетае больше можно не беспокоиться, выживет.

О своем походе вместе с Рахом и Свентовитом на юг Род рассказывал скупо. Отогнали волотов к морю, пригрозили, чтобы вели себя потише, на том все и кончилось.

Но Млыя сейчас интересовало вовсе не это. В любой другой день он бы не отстал от Рода, пока бы не выудил всех подробностей, а сейчас не давали покоя слова Анны о том, что он такой же, как и Другие. Сам — Другой. И почему, спрашивается, он упал с неба? Разве так рождаются дети? И почему, если он Другой, то живет у Рода? Вот что он хотел спросить, и немедленно, но все не решался.

Уйду в лес, — с тоской подумал Млый. — Там никто не помешает. Заберусь в чащу и буду думать. Долго думать, пока не пойму.

За обедом — похлебка из оленины и овощи — больше молчали, чем говорили. Род попенял Млыю за непослушание, говорил ведь, чтобы к Велесу не ездил, про Халу не упомянул вообще, словно тот появлялся в степи каждый день и все к нему привыкли, как к марам. Сам Млый о своем испуге и о том, что растерял в страхе мечи, тоже не обмолвился ни словом. Стыдно.

Но после обеда, когда Род направился в кузницу, натягивая на ходу грубый кожаный фартук, попридержал его за руку и, глядя в пол, а не в глаза, спросил:

— Анна сказала, что я упал с неба. Правда?

— Ох! — от неожиданности Род дернул тесемку фартука так, что та оторвалась, словно обыкновенная нитка. — Ведь предупреждал, чтобы без меня в деревню ни ногой. — Он сумрачно уставился на Млыя и вдруг сел на лавку, по привычке вороша, как это бывало всегда, когда он оказывался в затруднительном положении, длинные волосы. — Ладно, садись, — кивнул он на табурет напротив. — Поговорим.

Млый сел и выжидающе посмотрел на Рода. Вопрос был задан, зачем лишние слова.

Род кряхтел и мялся, словно забыл разом, как надо говорить, что-то фыркал себе в бороду и выглядел растерянным, что было непривычно.

— Упал с неба, да! — проговорил он с внезапным вызовом, словно продолжал с кем-то спорить. — Ну и что! Уже бывали случаи, когда мы воспитывали человека. Можно вспомнить и Кисека, и Кия. Правда, там другой случай, — вновь он забормотал себе под нос.

Ничего не понимающий Млый неожиданно заволновался и сам. Он вскочил с табурета, легонько прикоснулся к плечу Рода. Тот словно очнулся.

— Твои родители — люди!

— Другие? — переспросил Млый.

Признание его не удивило, он ведь и раньше знал, что приемыш. Но кто же тогда Род? Разве не человек?

— Да, но не те, которых ты знаешь.

— Не из деревни?

— Ты садись, садись, — сказал Род, но вместо того, чтобы дождаться, пока Млый сядет, вскочил с лавки сам и прошел в дальний угол избы, где стоял большой сундук.

Млый знал, что в сундуке хранятся разные забавные разности. Когда был совсем маленьким, часто просил Рода открыть сундук, чтобы тот дал ему поиграть серебряными, потемневшими от времени амулетами в виде крылатых драконов и коней, тяжелыми нефритовыми свистками, способными вызывать дождь, странными с волнистыми лезвиями клинками, которые удобно держать даже в детской руке. Еще лежали там книги, пухлые квадратные тома в переплетах из телячьей кожи с загадочными рисунками, меняющимися сами собой под пристальным взглядом.

В любой другой момент Млый не преминул бы последовать за Родом, чтобы посмотреть, как тот станет копаться во внутренностях сундука, извлекая один за другим хранящиеся там предметы. На самом дне сундука, Млый знал, лежит меч. Не тот, которым Род пользовался почти каждый день, а другой, длинный и узкий, с рукояткой в виде сплетающихся змей, с пламенеющим даже в темноте клинком. Про этот меч Род рассказывал скупо, упомянув лишь однажды, что он может сражаться сам по себе, стоит лишь произнести нужное заклинание — сила в нем заключена великая. Эта загадка не давала Млыю покоя, он часто думал о том, как меч, послушный лишь слову, взлетает над степью, рассыпая вокруг сноп белых искр, и устремляется на врагов, представляющихся юноше то в виде великанов-волотов, то в виде гигантского змея Халы.

Род решительно откинул крышку и запустил руку внутрь сундука по локоть, очевидно и на ощупь зная, что где лежит. Через мгновение на его ладони оказался странный предмет, который Млыю видеть раньше не доводилось.

— Вот, — Род странно усмехнулся, глядя на черный пластмассовый четырехугольник на черном же ремешке с застежкой. — Это твое…

Первым движением Млыя было взять непонятную вещь, и он даже успел потянуться к ней, но не донес руки до ладони Рода, замер. Середину четырехугольника пересекало прозрачное, отражающее свет окошечко, постоянно меняющее цвет. Впрочем, цветов было три, и Млый скоро понял, что меняются они в правильной последовательности. Оранжевый, белый, зеленый. Похоже на пульсирующий свет крупных светлячков, которые появляются в степи в середине лета, а чуть позже исчезают неизвестно куда. С переменой каждого цвета в окошечке возникали какие-то значки, чтобы тут же рассыпаться и через мгновение появиться вновь уже в другой комбинации. Вещь была незнакомая и потому опасная.