Мастер - Иван Сабило

- Спасибо, я неважно себя чувствую, так что пойду.

Уходя, он увидел благодарный взгляд мамы Юры Бородина. И мама пострадав­шей девушки уже не смотрит на него орлицей. «Дай бог этим людям милосердия, а мне способности и дальше понимать таких, как Юра Бородин...»

Вечером, перед тем как лечь спать, Виктор Николаевич позвонил Бородиным и узнал, что суд приговорил Юру по статье за хулиганство к одному году условно и штрафу в пользу потерпевшей - в тридцать тысяч рублей. Мама Юры поблаго­дарила мастера за добрые слова на суде о сыне и пообещала впредь строже кон­тролировать его. Прежде всего, не пускать на стадион. И уже лично от себя: «Вы славный человек, Виктор Алексеевич, мы вас очень уважаем!»

Он завершил разговор и ещё долго вспоминал фразу Нелли Георгиевны: «Вы славный человек, Виктор Алексеевич, мы вас очень уважаем». Она была не одна и не могла сказать ничего другого.

«В общем, парень легко отделался, - подумал он, понимая справедливость та­кого наказания. - Родители взбучку дали, потому что нет у них лишних денег на штрафы. Но зато сыну теперь можно жить спокойно, не помышляя даже о мелкой шалости. Посоветую заняться спортом. Он тонкий, высокий и будет ещё расти. Скажу физруку, чтобы взял на баскетбол».

В постели он уже не думал о Юре Бородине, а мысленно то встречал на поро­ге своей квартиры Нелли Георгиевну, то опять был в доме на берегу и, засыпая, вслушивался и пытался разобрать, что ему говорила сельская учительница Елена Владимировна.

***

Утром, выйдя из дома, он позвонил Лене. Она завтракает, собирается на ра­боту. Сказала, что вчера после школы долго складывала дрова и на дворе теперь осталась только половина. Было видно, что она рада его звонку, и он попросил оставить дрова как есть - он сам перенесёт их в сарай, когда приедет.

- А если дождь?

- Накройте куском плёнки, что я видел в сарае. И пусть лежат.

- Ладно, я подумаю. Когда вы снова собираетесь к нам?

- Если позволите, в субботу вечером. Тогда в воскресенье будет больше вре­мени, чтобы заняться домом.

Она замолчала, дышала в трубку. Ему показалось, вообще больше не загово­рит. Но вот опять раздался её голос:

- Вы хозяин, решайте сами. Только мне придётся переночевать в другом месте.

- Почему? - рассмеялся он. - Боитесь, что я на вас нападу?

- Нет, просто не хочу лишних разговоров. Я учительница, мне далеко не без­различно, какой меня видят ученики и родители. Тем более здесь, где каждый человек на виду.

- Резонно, - согласился он. - Тогда утром в воскресенье. Или вот что: может быть, вы приедете ко мне в субботу? Я вас встречу на вокзале, мы сможем пооб­щаться, поговорить, а в воскресенье утром поедем вместе.

- Смелое предложение, только оно тоже исключено.

- А теперь почему?

- Потому что мне важно и ваше мнение. Так что буду ждать вас в воскресенье.

- Вы серьёзно?

- Да, вполне. Всё, что касается меня, очень серьёзно. Вы это ещё не поняли?

Он подходил к метро и не знал, что ответить. И потому задал, как ему показа­лось, лишний вопрос:

- Можно, я приеду с вином?

- Конечно! - сказала она, очевидно, довольная и своим разговором, и тем, что он собирается приехать.

Перед самым входом в метро его обогнала соседка Рита и впервые приветливо кивнула ему. С чего бы? Может быть, в его жизни начинается светлая полоса?

***

Явившись в училище, он привёл ребят на практику и дал задание. Позвонил директору и в нескольких словах рассказал о суде над Бородиным.

- Хорошо, что не посадили, - сказал директор.

- Не говорите! Взрослого бы точно упекли.

- Ладно, пускай думает. Завтра ваша группа на теории, и я прошу вас подойти ко мне в три часа - явится представитель мебельного комбината подписать до­говор. Ещё они предлагают нам сделать полсотни скворечен для детских домов, вы как?

- Запросто. Причём бесплатно.

- Оригинально! Только зачем нам обижать одних детей, чтобы радовать дру­гих? Комбинат возьмёт расходы на себя - для него это мизер.

- И то верно. Завтра буду.

Виктор Алексеевич положил трубку и вышел к ребятам. Сегодня они оруду­ют рубанками - строгают царги и проножки для будущих табуреток. В дальнем углу корпит Юра Бородин. Интересно, что он чувствует после вчерашнего суда? Дождавшись, когда он оглянется, Виктор Алексеевич махнул ему рукой - позвал в комнату мастеров. Тот пришёл, ждёт вопросов.

- Родители вчера долго выступали?

- Нет, не особо, всё уже высказали раньше. Батя признался, что он тоже в мо­лодые годы не был мягким и пушистым. Но девушек не обижал. Они его обижали.

- А мама?

- Она вас хвалила. Сказала, что вы подействовали на судью.

Виктор Алексеевич кивнул и убрал руки за спину, почувствовав, что задрожа­ли пальцы. Слова сына близкой ему женщины взволновали его. Он в который раз пожалел о том, что она прервала их отношения, и поскорее перешёл к её сыну:

- В школе ты в настольный теннис играл?

- Откуда вы знаете?

- Мама говорила.

- Ну да, на районных соревнованиях в призёрах был.

- А здесь? В баскетбол пойдёшь? У тебя рост подходящий, могут взять.

- Спасибо, я готов.

- Ладно, иди.

Нужно срочно чем-то занять себя, успокоиться и не думать сразу о двух жен­щинах. Виктор снова отправился к ребятам, стал обходить их, показывая, как нужно строгать, чтобы плоскость обрабатываемого вручную изделия выходила ровной и гладкой. Но не думать не получалось. Теперь, когда суд разобрался в деле Юры Бородина и вынес наказание не такое суровое, как ожидалось, он стал больше думать о Елене Владимировне и доме на берегу. Всё, что касается её нынешней жизни не только серьёзно, но и проблемно. Виктор Алексеевич попы­тался в своём сознании собрать по частям образ её непутёвого брата: маленький, закомплексованный, с бледным, подозрительным лицом и бегающими глазами. Одним словом, игрок. К тому же невезучий, а значит, потерявший уверенность в себе и падающий в пропасть. Ты падай, но не тяни сестру за собой. Что же ты, сукин сын, обвалил на неё такое несчастье?

Чем больше он думал о ней, тем понятнее становилось её состояние. Она оди­нокая, а что для молодой женщины может быть страшнее одиночества? Сейчас осень, впереди зима - как быть одной, хотя бы и учительнице? Шумное окруже­ние, школьное многолюдье только подчёркивают её удалённость от людей и даже от самой себя. А сколько в стране таких, как она! Как по капле морской воды мы судим о целом море, так по ней одной можно судить о целой стране. Жуть, а не страна. С попсой, но без радости, с терпеливыми людьми, но без будущего.

Он увидел, что Богданчик отбросил рубанок и, подпрыгнув, сел на верстак. Отряхнул руки и закричал:

- Ко-онь!

Его дружок Воронков встал на четвереньки у своего верстака и поскакал по проходу к Богданчику. Здесь поднялся на дыбы, заржал и уселся рядом с дружком.

Мастер подошёл к ним:

- Что случилось?

- Ничего, тошно строгать, - объяснил Богданчик.

- Бывает, - подтвердил Воронков.

- Правда? - удивился мастер. - И в чём причина?

- Нет желания, - сказал Воронков. А Богданчик добавил:

- Питание плохое. А когда я подумаю, что всю нашу строганину можно сде­лать на станке, сразу в голове мысля: а на фига?

- Интересная мысля. По-вашему, если есть экскаватор, то и лопату вон?

- А то!

Ребята за ближайшими верстаками тоже бросили работу, прислушиваются к разговору. Пускай слушают, авось пригодится. Виктор Алексеевич отправился к своему верстаку и попросил внимания.

- Во всяком деле, - сказал он, - бывает такая черта, за которой вдруг чувству­ешь - устал. Пропало желание, работа не приносит удовольствия, а только раздра­жает. И что же делать? Можно, конечно, бросить и заняться чем-то другим. Если пойдёт у тебя новое дело, слава богу. А если и там затор?

- Короче, в чём вопрос? - вытаращил глаза Воронков.

- Вопрос в правильном ответе самому себе: «Хоть мне и не хочется, но я про­явлю характер. Скажу себе: надо - и вперёд! А когда сделаю это, возьмусь за дру­гое». «Надо» - волшебное слово. Знаменитый немецкий философ Энгельс когда- то сказал: «Труд обезьяну сделал человеком». А лично я, ваш мастер, утверждаю: некто первобытный стал человеком, как только произнёс слово «надо».

- Словом «надо» мы убьём лентяя-гада! - вдруг пискнул у дальней стены ма­ленький толстяк Миша Мартончик.

- Блеск! - похвалил мастер. - Когда будем осваивать художественную моза­ику - маркетри, наберём буквы твоего стиха особо красивыми породами. И при­колотим на самую видную стену.

- Нам не нужно марки-три, нам бы нужно евро-сто!- тоже пытался острить Воронков, но Виктор Алексеевич не поддержал его. Он вернулся к Богданчику, отправил Воронкова на место и взял рубанок. Несколькими точными движениями выровнял царгу и передал инструмент ученику.

***

Ещё никогда неделя не тянулась для него так медленно, как эта. В конце её он понял: нужна встряска. А чтобы расслабиться и чтобы нервы могли передохнуть от затяжного стресса, в который ввергла его Нелли Георгиевна, нужна баня! Да, баня на Боровой, что в пяти кварталах от его дома. «Где Лёша?- думал он. - Дав­ненько мы не охаживали друг друга дубовыми и берёзовыми вениками. Давнень­ко не натирал я хваткой мочалкой его широченную, как палуба авианосца, спину. Возьмём по термосу с чайком, чтобы не только снаружи чувствовать восторг, но и внутри».