Избушка на костях - Ксения Власова

отчетливее, пока не заполонила собой все вокруг. Ее дыхание ощущалось свежестью мокрой травы после дождя – даже дышать стало легче.

– Присмотри за Ветерком. – Тим вложил мне в руки поводья. – Я сейчас вернусь.

Я согласно кивнула. Погладила коня по черному носу, попросила быть потише. Тот фыркнул. Ночь окончательно вошла в свои права, темнота стала густой, вязкой. Даже света россыпи звезд на небе уже не хватало, чтобы рассеять ее. Звезды сейчас походили не на жемчуг, а на молочные брызги – тусклые и невыразительные.

Я не сразу заметила Тима. Он двигался бесшумно, как подкрадывающийся к жертве хищник. За его плечом темнел холщовый мешок.

– Что там?

– Немного еды и воды. На первое время хватит.

Я чуть подвинулась, и Тим легко вскочил на спину Ветерка.

– Давай руку, Василиса.

Я посмотрела на возвышающегося надо мной Тима. Он ладно сидел в седле, словно в нем и вырос. На мгновение я снова заколебалась.

Что я делаю? Действительно иду сама и тащу за собой друга в темный лес? В самое его сердце, где живет одинокая старуха в покосившейся избушке? Да как она может мне помочь? Наверняка такая же травница, как моя матушка…

Месяц спрятался в тучах, и по земле поползли тени. Снова, как сегодня уже бывало, темнота рассыпалась шорохами, наводнилась образами. Чья-то иссохшая от времени когтистая лапа мелькнула у моего подола и исчезла. В нос отчетливее, нежели раньше, ударил соленый запах крови. Трава будто потемнела, побагровела и принялась, как тонкие веревки, оплетать мои ноги.

Я моргнула, и все исчезло. Я обернулась, пытаясь найти взглядом хоть что-то пугающее, но ничего. Мне снова привиделось.

Привиделось ли?

Я решительно протянула руку Тиму и забралась на Ветерка позади него. Нет, не хочу всю жизнь мучиться сомнениями, колебаться, бегать от теней. Я должна рассеять этот морок, узнать, что он скрывает.

– Я готова.

Тим чуть повернул голову в мою сторону.

– Тогда обхвати меня покрепче. Путь будет долгим.

Я последовала его совету. Прижавшись щекой к широкой и теплой спине, прикрыла глаза. Позади постепенно исчезала хорошо знакомая деревня с ее речкой и полями, полными хлеба, а впереди раскинулась темнота.

Темнота, манящая меня. Темнота, в которой неуловимо угадывалась матушкина колыбельная. Темнота, чей зов я наконец услышала.

Глава 4

Не знаю, сколько времени мы провели в пути. Мерный шаг Ветерка, на который он перешел, стоило нам ступить под кроны лесных деревьев, убаюкивал. Сияние месяца на темном, усыпанном холодными звездами небе почти не пробивалось сквозь густые зеленые ветви. Лишь кое-где в листве проскальзывали серебряные нити, словно маленькие ровные стежки опытной мастерицы. Они почти не давали света, но позволяли хоть немного ориентироваться в темноте, наполненной таинственными шорохами ночи: шелестом крыльев, оханьем совы, шуршанием кустов и копошением мелкого зверья в норах и дуплах.

Мелькающие перед глазами деревья расступились, и перед нами предстала небольшая полянка, окаймленная зарослями дикой малины. Тим натянул поводья, и Ветерок, сделав еще пару шагов, послушно замер. Я сонно подняла голову.

– Остановимся здесь, – сказал Тим. – Так темно, что я даже тропы не вижу, бредем на чистый авось. Лучше дождаться утра.

Я с сомнением покосилась на обступившие нас деревья. В прорезь густой кроны заглянул тонкий месяц. Он жемчужным кинжалом взрезал темноту, пуская по траве и морщинистым стволам причудливые тени. Игра света придавала им пугающие очертания. Я вздрогнула, когда среди кустов мне почудилась чья-то оскаленная пасть. Прошло мгновение (бесконечное долгое, пусть и равное лишь одному удару сердца), и лунный свет развеял эту картинку, как набегающая волна – рисунок на песке. Тени, словно отгоняемые мечами стражи, отступили, и на месте звериного оскала остался лишь колючий куст с россыпью ягод.

Тим спешился, а затем помог и мне. Он выбрал место на краю поляны, рядом с тесно стоящими друг к другу ясенями – их сплетенные между собой стволы защищали от ветра. Я собрала разбросанный между деревьями хворост и сложила его в одну кучу. Раздались щелчки огнива, и перед глазами вместе с взметнувшимися алыми язычками промелькнули воспоминания этой ночи – короткие, пустые вспышки, на мгновения осветившие темноту избы и выхватившие кровавые узоры на плохо обструганных бревнах. Пришлось тряхнуть головой, чтобы сосредоточиться на настоящем – на занявшемся огне, пробежавшем по тонким сухим веткам.

– Хищников отгонит, – пояснил Тим и, потянувшись к заплечному мешку, вытащил из него плащ. – Ночь теплая, мы бы не замерзли и без огня. Но с ним спокойнее.

Это правда. Потрескивание костра, его негромкое шуршание умиротворяло. Тени отступали, позволяя видеть мир вокруг отчетливее. И пожалуй, не только лес, но и то, что было спрятано внутри.

– О чем думаешь?

Мы уселись на расстеленный на траве плащ. Несмотря на рано пришедшее лето, земля еще плохо прогрелась, и спать на ней было бы полным безрассудством – застудишься за целую-то ночь. Тим протянул мне яблоко, и я рассеянно приняла его, но не поднесла к губам. Вместо этого повертела в руке. Яркие блики костра каплями расплавленного золота промелькнули на тонкой алой шкурке.

– О том, как все это чудно.

Тим мягко забрал у меня яблоко. Сверкнуло лезвие ножа, и фрукт распался на две половинки. Одну Тим вложил мне в ладонь, вторую надкусил сам.

– Что чудно?

Я оглядела шумевший лес и усмехнулась.

– Всю свою жизнь, сколько себя помню, мне всегда говорили: будешь плохо себя вести, Баба-Яга тебя заберет. И посмотри, что я сейчас делаю: сама отправилась на поиски той, чьим именем пугают детей.

Тим чуть пожал плечами. Он, судя по всему, не видел в этом ничего удивительного. Его привычное спокойствие сейчас выглядело насмешкой. Знай я друга хуже, решила бы, что он издевается.

– Люди любят пугать тем, чего не понимают.

– Говорят, она детей в печи запекает.

Тим усмехнулся. Нож в его руках уверенно взрезал сердцевину в половинке уже надкушенного яблока. Черные мелкие косточки полетели на землю.

– Про тебя тоже много чего шепчут. Скажешь, все правда?

Я отвела глаза в сторону: смотреть на Тима было невыносимо. Моя половинка яблока так и осталась лежать в ладони. В ушах все еще звенели крики мачехи и сестер: «Ведьма проклятая!»

– Может, кое-что и правда, – тихо обронила я.

Тим пытливо посмотрел на меня из-под упавшей ему на глаза рыжей прядки. Отблески костра играли на его волосах всполохами меди. Он хотел что-то сказать, но тишину нарушил хруст ветки. Мы вскинули головы, всматриваясь в темноту, обступившую поляну за пределами небольшого круга света.

Я решила поначалу, что это Ветерок. Но нет: конь пощипывал траву за нашими спинами, а звук донесся с другой стороны поляны.

– Кто здесь? – крикнул Тим и поднялся на ноги. – Не таись в ночи, если скрывать тебе нечего.

По поляне разнесся хрипловатый мужской смех. Он облетел темно-зеленые кроны раскидистых деревьев и поднялся к медленно светлеющему небу, где изнанку темных облаков уже слегка мазнул багровый румянец рассвета.

Я нахмурилась.

Ночь уже подошла к концу? Так быстро?

– Скрывать мне и правда нечего, – согласился незнакомец. – Смотрите, коль любопытство снедает.

Из-под сени деревьев, обрамляющих поляну, как каменная кладка – колодец, шагнул мужчина. Мягкая изумрудная трава под его сафьяновыми сапогами не примялась. Я беззвучно, одними губами выругалась и сжала на груди деревянную куколку, словно та могла меня защитить. Незнакомец даже не шел – почти летел по воздуху. Его сапогам не пришлось топтать траву. Та в преддверии его шагов сама низко сгибалась к самой земле, будто кланяясь, и тут же выпрямлялась, стоило незнакомцу двинуться дальше. От быстрых, уверенных движений – столь быстрых, что глаз не всегда поспевал за ними, – зарябило золотыми зарницами. Ярко-желтый кафтан, расшитый драгоценными самоцветами, переливался в свете костра всеми оттенками расплавленного злата.

– Позволите присоединиться к вашей трапезе?

Незнакомец оказался младше, чем мне сначала почудилось: на молодом, почти мальчишеском лице еще даже щетина не пробилась. Его светло-русые, почти выбеленные до цвета льна волосы топорщились на макушке шапкой мягких кудрей. Рыжие веснушки, курносый нос, пухлые губы – в незнакомце не было ничего необычного. Кроме глаз, даже в ночи отливающих медью. Их темно-оранжевая, местами переходящая в красноватый оттенок радужка заставляла отступить, сделать лишний шаг назад, чтобы не приближаться к тому, кто, очевидно, человеком не был.

Тим молчал, рассматривая незнакомца. Минуты утекали