Последний джинн - Василий Головачев

Мимо со свистом прошмыгнул мощный неф с лейблом фирмы «Порше» на носу и на бортах. Киб-пилоту такси даже пришлось сманеврировать, чтобы пропустить просвистевший в опасной близости аппарат.

Игнат покачал головой. Лихачей на воздушных трассах во всем мире не убавилось, а в России их всегда хватало. Тем более что переселенцы, о которых говорили отец и командир группы «Соло», правил движения практически не признавали и вели себя так, будто никого вокруг не видели.

Вдали, за невысокими коттеджами дерлока Кольцово показались какие-то необычные сооружения.

Игнат скомандовал пилоту пролететь над ними: здесь и начинался парк архитектурных шедевров, возведенных в поле за Никола-Ленивцем, посмотреть на которые слетались любители подобного рода творческих решений чуть ли не со всего света.

Игнат знал его историю.

История никола-ленивцевых «архСтояний» уходила в седую древность России.

Впервые идея собрать вольномыслящих художников и создать музей архитектуры пришла в голову молодому студенту архитектурного института Василию Щетинину в тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Сначала он с друзьями переехал в Никола-Ленивец и построил себе дом; впоследствии такие же дома построили себе и его ближайшие соратники. Потом они решили позвать к себе других таких же «свободомыслящих людей» и сделать фестиваль. С тех пор и в течение уже почти четырех с половиной столетий в окрестностях небольшой русской деревеньки под Калугой и собирались архитекторы, жаждущие творческой реализации, чтобы создать некий строительно-архитектурный шедевр и заявить о себе. Недаром этот фестиваль прозвали «АрхСтоянием», хотя в отличие от воинского стояния на реке Угре[2] данные мероприятия отличались разительно, и прежде всего – духом радости и свободы самовыражения.

– Останови, – приказал Игнат.

Флайт завис над опушкой леса на высоте двухсот метров. Дальше, до реки, шло волнистое поле, полностью занятое строениями разной формы и этажности, хотя выше полусотни метров строений не было. Материалами для стен сооружений служили в основном дерево и быстро застывающий силиколл, хотя встречались и вовсе уж вычурные творения, полностью выдутые из пенокерама или силк-стекла.

Игнат заметил несколько строений, сохранившихся со времени прошлого «АрхСтояния»: Янтарные Ворота, Парусник, Твердый Взрыв, Шишкин Дом, Жар-Птица и Полет. Названия запомнились своей необычностью. Они и победили в конкурсе, вследствие чего сохранились до нынешнего фестиваля.

Обычно фестивали начинались летом, двадцать девятого июля, в День Военно-морского флота, но двадцать шесть лет назад началась война с «джиннами», боевыми роботами негуманоидных цивилизаций, оставившая следы по всей земле, в том числе и в Калужской губернии России, и начало фестиваля перенесли на десятое мая.

Игнат посещал эту «глушь» уже лет восемь.

– Пройди чуть левее, – попросил он киб-пилота.

Флайт медленно проплыл над удивительной конструкцией, напоминающей древний колодезный журавль.

Игнат с любопытством оглядел его, гадая, что это за сооружение.

Издали оно действительно напоминало колодезный сруб с длинной шеей «журавля», поддерживающего на ажурном шланге бадью с водой. Мало того, материалом сорокаметровой высоты конструкции послужили деревянные поленья, скрепленные между собой каким-то неведомым способом. А в «бадье» вполне мог разместиться приличный двухкомнатный жилой модуль.

– Экзотично, – проговорил вслух Игнат. – Фантазия у создателей на высоте.

Такси высадило его на подворье тетки Веры, умчалось обратно, получив новый вызов.

Игнат неторопливо побрел через небольшой садик к старинному дому в резных деревянных кружевах, с коньком на крыше. До шедевров «АрхСтояния» ему было далеко, однако он был красив по-своему, легок и вызывал теплые чувства.

Тетка Вера, маленькая, светлая, седая, с подвижным добрым лицом, выскочила на крылечко, всплеснула руками:

– Игнаша прилетел!

За ней из сеней вышла тетка Людмила, дородная, степенная, с яркими синими глазами. Она тоже заулыбалась, хотя и более сдержанно. Ее владение располагалось на другом краю дерлока, но обе тетки, возраст которых зашкаливал за девяносто лет, обычно проводили время вместе.

Игнат обнял обеих, с удовольствием отвечая на вопросы женщин, и все трое прошли в дом, сохранивший древнее название – изба.

Больше часа они беседовали, пили чай с вареньем, Игнат шутил, смеялся и чувствовал себя свободно и раскованно, как дома. Потом он решил прогуляться по территории «АрхСтояния».

Тетки не возражали. Сами они давно привыкли к необычному соседству и толчее туристов, начинавшейся в мае, понимали, что людей тянет в эти места жажда необычного. А посмотреть здесь было на что.

Игнат переоделся в спортивный костюм, вызвал такси, – пешком от дома тетки Веры до «АрхСтояния» было далековато, – и взял курс на первые «вытворения», как их называли женщины.

Сначала облетел всю немалую фестивальную территорию по периметру, отмечая наиболее необычные строения. Таких, как он, любителей архитектуры было много, в воздухе над Никола-Ленивцем сновали десятки аппаратов, как частных, так и принадлежащих турфирмам, поэтому приходилось выбирать маршрут.

Затем Игнат высадился у первого строения с необычными очертаниями, которое наметил осмотреть поближе, и отпустил желтый, с белыми полосами пинасс.

Строение напоминало стоявший на корме наклонно к горизонту… Ноев ковчег! Во всяком случае, такое у Игната сложилось впечатление. «Ковчег» был собран из деревянных балок, плах и досок, материала по нынешним временам очень редкого и дорогого. Издали он казался легким, воздушным, ажурным, устремленным к небу, вблизи же создавал ощущение мощи, устойчивости и величия.

В его основании, прямо над «кормой», к которой можно было подобраться по узкой лесенке, зияло прямоугольное отверстие, похожее на двери в никуда. Игнат заметил в этом проеме тоненькую фигурку и, заинтересовавшись, поднялся по лесенке к корме, а затем выше – к «двери».

Созерцателем архитектурной инсталляции оказалась девушка лет двадцати трех, одетая практически в такой же белый спортивный тренч, что был и на Игнате. Высокая, стройная, но без особых выдающихся форм, привлекающих мужчин, с довольно простеньким личиком, на котором застыло выражение задумчивости. На губах неяркая помада, не особенно модная. Глаза карие, теплые, рассеянные, с золотистым огоньком. Нос точеный, греческий, как принято говорить. Волосы длинные, соломенного оттенка, падают на спину, связанные в хвост. Игната она заметила не сразу, погруженная в свои мысли, и он не стал ее беспокоить, остановившись поодаль. Прислушался к молчанию «ковчега», и вдруг услышал тихое хрустальное журчание ручья (откуда здесь ручей?), шепот листьев (странно, деревья далеко), музыкальные аккорды (кто играет – не видно) на грани слышимости и струнное гудение ветра в деревянных «перьях».