Год 1918, Чаша гнева - Михайловский Александр

– Но все же, господин Серегин, скажите, зачем вам стремиться к тому, чтобы Германия хотя бы свела войну на Западном фронте вничью? – спросил статс-секретарь иностранных дел.

– Нам Антанта тоже не друг, и не союзник, а лютый враг, – сказал я. – Одно дело, если вы заставите англичан, французов и американцев бросить карты, и совсем другое, если потерпите поражение, а у противника при этом останутся нерастраченные людские ресурсы и некоторый запас сил для продолжения боевых действий. Интервенция в Советскую Россию с их стороны в таком случае становится неизбежной, а лично мне этого не надо. Кроме того, если Германия проиграет, то там сразу начнутся народные бунты, ваш кайзер отречется от престола и сбежит в Голландию, из всех щелей повылезают местные подобия господина Троцкого, что приведет к таким негативным последствиям, о которых вам сейчас лучше не знать. Одним словом, революция в Германии тоже не в моих интересах, так как ничего хорошего из этого не получится. К социализму немцы, как и другие европейские народы, приспособлены не больше, чем медведь к игре на гитаре. Монархия с лицом человеколюбивого кайзера Вильгельма подходит вам гораздо больше. Надеюсь, господа, я достаточно внятно объяснил свою позицию?

– Так, значит, вы считаете, что большевики в России – это надолго? – спросил граф Чернин.

– Большевики в России – это навсегда, и не надо этого пугаться, – ответил я. – В ближайшее время эта власть изменится, и очень значительно, так как я уже начал выбивать из господина Ульянова-Ленина всю ту дурь, которой он набрался у Маркса и Энгельса. И еще немного информации к размышлению. Месье Троцкий, которого я нейтрализовал у вас на глазах, не только являлся одним из лидеров большевистской партии, но и представлял в ней американских банкиров еврейского происхождения Шиффов, Кунов и Леебов. Господин Свердлов, о котором вы тоже, наверное, наслышаны, связан с французскими Ротшильдами. Есть в руководстве большевистской партии и проводники британского влияния. Все те личности, которые сейчас громко кричат о революционной войне с Германией, на самом деле стараются в интересах Антанты. Могу вам обещать, что со всей этой публикой будет то же самое, что и с господином Троцким. Они исчезнут из этого мира, и вы о них больше не услышите, а возглавлять Советскую Россию будут люди, руководствующиеся исключительно интересами великого русского народа.

– Мы бы хотели, что большевистское правительство России прекратило разлагающую агитацию и пропаганду, нацеленную на германские войска, – буркнул генерал Гофман. – Пусть они прекратят призывать к свержению и убийству нашего любимого кайзера, а иначе никакое соглашение между нами не может быть возможно.

– Пункт о взаимном невмешательстве во внутренние дела будет включен в мирный договор, – ответил я, – и все, кто пожелает его нарушить, вылетят во тьму внешнюю. Я за этим прослежу. Господин Троцкий и ему подобные убеждали нынешнего советского вождя в неизбежности скорого наступления Мировой революции, но я уже объяснил господину Ульянову-Ленину, что эти надежды тщетны. Советская Россия должна заниматься своими собственными делами, которых у нее накопилось больше чем достаточно, и не лезть с поучениями к соседям. Лет через двадцать жизнь сама покажет, чья система была более успешна, и вот тогда можно будет вернуться к этому вопросу снова.

– А если мы не будем подписывать с вами никакого соглашения, а просто попытаемся ликвидировать большевизм как явление? – надувшись будто индюк, заявил генерал Гофман.

– В таком случае, мой дорогой Макс, готовьтесь к земле, – усмехнулся я. – Дубина у меня в руках тяжелая, полномочия неограниченные, и никого мне не будет жалко, кроме несчастных народов, страдающих под властью откровенных придурков. Бить я в таком случае буду прямо по головам власть имущих, стараясь не задевать простолюдинов. Мировая Революция в Европе возможна только в том случае, если кто-то разнесет там все вдребезги, а потом поставит на развалины свой подкованный сапог красной кожи, объясняя местному населению, как жить и во что верить. Если вы будете вести себя безответственно, то я, так уж и быть, возьму на себя этот труд. Только в таком случае не обижайтесь, ибо пощады не будет никому из виновных. Не хотите по-хорошему, будет вам по-плохому.

Видимо, по ходу объяснения «политики партии» из меня опять в полный рост вылез архангел, потому члены делегаций уставились на меня с откровенным страхом.

– Герр Гофман, – сухо произнес статс-секретарь Кюльман, – вместо того, чтобы делать безответственные заявления, вы бы лучше приготовились отправиться вместе с человеком господина Серегина проинспектировать его наличные войска. Очень глупо задирать силу, пределов могущества которой мы себе пока не представляем. К тому же, насколько я понимаю, действовать эти войска будут не на фронте, как обычные армии, а прямо в нашем глубоком тылу. Штаб Восточного фронта был захвачен ими в течение четверти часа, и то же самое может случиться с королевским дворцом Сан-Суси в Потсдаме или любым другим местом.

– Вы все правильно понимаете, герр Кюльман, – сказал я, – а потому пора прекращать пустые разговоры и заняться делом. Военные пусть обнюхивают дубину, которой их будут гвоздить в случае неправильного поведения, а вы, как статс-секретарь Германской империи, должны составить два документа для вашего любимого кайзера. Во-первых, краткую телеграмму, которую можно будет отправить обычным путем, во-вторых, подробный отчет, который я сегодня ночью положу прямо на письменный стол Вильгельма Фридриховича. Но перед тем, как вы займетесь составлением последнего документа, мы с вами возьмем с собой графа Чернина и сходим в Петроград к господину Ульянову-Ленину, чтобы вы могли припасть к первоисточнику и напрямую утрясти черновик мирного договора с вождем советского государства. Безопасность и неприкосновенность вам обоим при этом я гарантирую.

– И что, это так просто? – усомнился граф Чернин. – Раз – и у господина Ульянова-Ленина?

– Да, это так просто, – сказал я. – Раз – и там. Дальнейшее будет зависеть уже от вас.

– Э-э, господин Серегин, – из рядов болгарской делегации на вполне понятном русском языке сказал господин в штатском, смахивающий на отставного военного, – вы назвали себя, в числе прочего, защитником болгарского народа, но о Болгарии сегодня вами не было сказано ни слова.

«Христо Георгиев Попов, – прокомментировала энергооболочка, – экс-министр болгарского правительства и подполковник болгарской армии в отставке. Не у дел с шестнадцатого года. Ветеран русско-турецкой войны 1877-78 годов, в числе первых выпускников окончил военное училище в Софии, а затем и Николаевскую военную академию в Санкт-Петербурге. Участник сербо-болгарской войны 1885 года и подавления бунта пророссийски настроенных офицеров, свергнувших князя Александра Баттенберга. На эти переговоры направлен по принципу “возьми, о Боже, что нам негоже”, ибо непосредственно с русскими войсками болгарская армия нигде не соприкасается».

– Господин Попов, – назидательным тоном произнес я, – болгарский народ и правящая сейчас им камарилья царя Фердинанда – это совсем не одно и то же. Развязывание двух братоубийственных сербо-болгарских войн – это тягчайшее преступление, которое я, как Специальный Исполнительный Агент Творца Всего Сущего и защитник русских, сербов и болгар, не могу оставить без самого сурового наказания. И не надейтесь на союз с Германией. Кайзер Вильгельм – человек здравомыслящий, поэтому после небольшого вразумления он сделает так, как я хочу, а вашему царю пришло время молиться и каяться, ибо конец его близок. Впрочем, я совсем не против того, чтобы Болгария сохранила за собой обе Добруджи, Южную и Северную, а также Македонию, но только там, где жители считают себя болгарами, а не сербами. Поэтому если Фердинанд передаст престол своему сыну Борису, к которому у меня нет никаких претензий, а сам сбежит в Кобург, то я не буду за ним гоняться. Пусть живет. Устроит вас такой ответ?