Волны святого волшебства - Лавиния Уайтфорд

— Наверное, я не смогу принять ванну?

Последовало какое-то странное молчание. Затем Фил Боргес рассмеялся. На этот раз не издевательски. Скорее виновато.

— После урагана обычно возникают проблемы с водоснабжением. Но сейчас можешь пользоваться ванной сколько угодно. Только не усни в ней и не утони.

Он ушел.

Анжела обнаружила, что ванная комната отделана темным полированным деревом, как и остальные помещения в доме. Ванна стояла посередине комнаты, громоздкое викторианское сооружение на когтистых лапах, с огромными ранами в виде русалок. Но горячая вода была, слада Богу, как и полагается всякому современному жилищу.

Со вздохом облегчения она сбросила с себя грязную одежду и налила в дымящуюся воду розовый шампунь, который нашла на мраморном столике. Погрузившись в ванну по шею, она шевелила плечами, тихонько постанывая от удовольствия.

Вот это роскошь, думала она, понемногу отходя от изнеможения. Я никогда ничего подобного не видела. Даже представить себе такого не могла, тем более в одиноком доме посреди джунглей. А для него, похоже, это самая заурядная вещь. Она усмехнулась и блаженно вытянулась.

Уинстон пришел бы в ужас, обнаружив меня развалившейся в ванне среди праздной роскоши. Завтра надо подумать об извинениях. А сегодня я только отмокну здесь и… Он предупреждал, чтобы я не заснула, вяло напомнила она себе. Я не засну. Я только еще немножко полежу в теплой воде… чуть-чуть…

Дверь в ванную отворилась, лязгнув петлями.

— Так я и думал, — мрачно буркнул Фил Боргес.

Анжела подскочила, чувствуя себя потрясенной и виноватой, ее глаза широко открылись. Красная и смущенная, она попыталась укрыться под водой.

Фил Боргес не был смущен, скорее сердит, и в том, как нетерпеливо он протягивал ей большое мохнатое полотенце, легко угадывалось раздражение.

— Вылезайте. Я вас предупреждал!

— Уходите!

— Дорогое мое дитя, теперь, когда мы дома, можно уже не притворяться друг перед другом.

Анжела схватила полотенце и выбралась из остывающей воды. Она бросила на него испепеляющий взгляд. Он равнодушно встретил его и ответил на молчаливый вопрос.

— Милая девушка, если вы несколько часов едете на лошади буквально в руках мужчины, то разоблачение неизбежно.

— О! — Это было как холодный душ. Она отвела глаза. — Так вы знали, что я не мальчик? Почему же вы не сказали мне?! — в отчаянии воскликнула она.

— А когда было говорить? — неожиданно резко ответил он. — Когда мы сидели в палатке друг у друга на голове и вы были так напуганы, что почти перестали дышать? Или когда мы уютно завернулись в одну подстилку?

Их глаза встретились. Анжела не могла отвести взгляд. Ее глаза раскрывались все шире, впиваясь в него. Неужели он был сердит? Его рот искривился в сардонической усмешке.

— Никто не узнает, что вы притворялись, — сказал он. — И никто ничего не скажет, если вы будете держаться подальше от моей комнаты сейчас, пока вы здесь.

Анжела потуже закуталась в полотенце. Ей вдруг стало зябко.

— Не понимаю, — пролепетала она.

— Не понимаете, это вы-то, дочь миссионера? — Его голос звучал глумливо.

Он приблизился к ней тремя большими шагами, стуча каблуками по полированному паркету. Она уставилась на него. Он привлек ее к себе, изображая нежное объятие, которым, как она видела, он одарил высокую женщину внизу. Хотя он улыбался, Анжеле показалось, что она чем-то ужасно разозлила его.

— Тогда позвольте выразиться яснее. Для вас будет крайне опасно появиться где-нибудь вблизи моей комнаты, вот так.

Поцелуй был свирепым. Она чувствовала себя так, словно ее глотают заживо. В одном она уверена, смутно соображала Анжела, в то время как его губы мяли ее рот, а руки стискивали в жестоком объятии, Боргес не был одержим страстью. Гневом — да, нетерпением — да, страстью — нет. Но чем она ухитрилась так сильно разозлить Фила Боргеса?

Глава четвертая

Наконец она отпрянула от него, отступила на пару шагов, прижимая ко рту слегка трясущуюся ладонь.

Он опустил руки. Его глаза поблескивали.

— 3-зачем вы так? — нетвердым голосом спросила она.

— Вы должны знать, чем рискуете.

— Рис… рискую?

Говорю, как тупая школьница, с отвращением подумала Анжела. Презрительный взгляд был ответом на ее косноязычный вопрос.

— Один мужчина, одна женщина. — Он показал на пальцах. — Не понимаете? Да еще когда вокруг тьма и на каждом шагу подстерегает опасность.

— Но…

— Это гремучая смесь, понимаете?

Она уставилась на него.

— Не понимаю. Вы поцеловали меня поэтому? Но теперь-то мы в безопасности. Надеюсь, мы не собираемся возвращаться в лес. И мы больше не одни. Дом полон людей, — сказала она, вспоминая переполненную кухню.

— Да, верно. Но мы были одни. Сегодня и прошлой ночью. Во тьме и в опасности. — Он произнес это обдуманно, неторопливо. — Говоря на языке химии, реакция уже началась, и с этим ничего нельзя поделать, разве что попытаться сдержать ее.

— А вы не преувеличиваете? Может, проблемы вовсе нет? — тупо спросила Анжела.

— Там, где есть молодая красивая женщина, всегда возникает проблема, — криво усмехнувшись, сказал Фил. — По крайней мере, у меня. — Он вдруг издал короткий смешок. — О Господи, я ведь даже не знаю, как вас зовут.

— Анжела, — рассеянно отозвалась она. Слишком разозлившись на оскорбительную попытку обвинить ее в соучастии, она едва ли заметила, что он назвал ее красивой. — Ну, уж вы-то ничем не рискуете, — заверила она его, гордо выпрямившись.

Он мягко спросил:

— Так вы считаете, что опасность позади, да?

— Я считаю, что она существует только в вашем воображении, — поправила она его. — Не вижу никакой проблемы, кроме той, что вы выдумали.

— Да ведь не я породил ее, эту проблему, Анжела, — с явной иронией сказал Фил. — И не вы.

— А?..

— Мое тело, Анжела, — почти свирепо перебил он. — Физическое влечение, химическое влечение, называйте как угодно. Вы не видите проблему, но она есть.

Анжела почувствовала тревогу.

— Но мы же совсем не знаем друг друга! Он ненадолго прикрыл глаза.

— А нам и не нужно знать друг друга. Все началось в тот момент, когда я коснулся вас.

Она покачала головой.

— Но вы же думали, что я мальчик!

— В самом деле?

— Да… — Она осеклась. Она припомнила насмешку в его голосе, когда он нарочито называл ее «мальчик», и как он оставил ее в палатке, чтобы она могла раздеться, и как держал ее.

Ее передернуло, словно от боли. Он заметил это, и его лицо немного подобрело.