Февраль - Коля Николаев

- Ну вот, Степан, - развёл руками Фёдор Валерьянович, - твои хоромы.

- Да, - протянул Юрий, оглядывая комнатку.

- Где побывал-то, - не унимался старик, пристроив на стол свою коптилку, и стал доставать стул, чтобы присесть.

Юрий судорожно соображал, что ответить, изображая большую сосредоточенность и занятость - пристроил курточку на вбитый в дверной проём гвоздь, расправил матрацы на кроватях, перенеся их на одну, где будет спать, заглянул в шкаф, нашел там одеяло...

- Да так, - ответил уклончиво Юрий, так как молчание долгонько уже затянулось и нужно было что-то говорить.

- Ты уж тогда по весне слишком резво исчез, - продолжал Фёдор Валерьянович, - уж как Наталья тогда убивалась, ждала тебя...

Юрий развел руками:

- Жизнь....что скажешь, и не знаешь, где в следующую минуту окажешься ... - неопределенно отозвался, продолжая держать оборону Юрий.

- Долго твоя матушка уезжать не хотела, всё надеялась да ждала, карточки откладывала, копила, - рассказывал Федор Валерьянович, - думала, ты вернешься, а еды нет, вот и берегла....Еле в последний день заставили хлеб выкупить....

Он помолчал и добавил:

- Хоть бы доехать ей, уж слишком истощилась....

Юрий присел рядом, слушая, нужно было изображать участие и подавленность, хотя, по-сути дела, до этой семейной драмы матери и сына ему особого дела не было. Со своими бы непонятками разобраться

Старик наконец ушёл, и Юрий Алексеевич остался один. Сон ли это, всё, что произошло за последние сутки, бред ли, или пьяный угар? Страха особо не было, было раздражение непониманием и неизвестностью.

Наутро Юрий, как только засветлело, прошёлся по квартире и вышел в подъезд – надо было как-то уживаться с новой действительностью. Есть хотелось неимоверно, просто жутко, такого щемящего чувства он ещё не испытывал.

Во дворе на какой-то вывернутой железяке с тазом в руке сидела Анюта и улыбалась. Неспешно падал снег. Он кружился медленно-медленно, как в самой замедленной киносъёмке, малюсенькими пухлыми звёздочками. Ложился на дорогу, обрывки трамвайных линий, Анину клетчатую шаль… Ложился и сверкал.

Юрий подошёл, нарушая эту тишину скрипом сапог по снегу:

- Доброе утро.

- Опять вы? – Спросила Аня, - и опять к нам из двадцать первого века?

- Да, - он не нашёлся больше, что ответить.

- Что ж вам там не сидится, без фашистов, без войны?

- Аня! – Серьёзно проговорил физик, - ты думаешь я шучу что ли? Мне самому не до шуток, чёрт знает, как я тут буду выживать, и кто, как, зачем сюда меня…

Девушка взглянула уже с доверием и любопытством. Устроившись рядом, Юрий продолжил:

- Я работал в области в бюро, на технических заданиях. Отец у меня на работе ноги себе переломал, пришлось вернуться к ним в город, мать не справлялась одна. Устроился там в школу, ничего так, работать можно, только несправедливостей много, каждый на себя одеяло тянет, а дети иногда от этого всего в стороне…. Вот и …ушёл. Чё-то запил, - изливал душу физик, - вот сюда попал… Вобщем, чертовщина.

Аня тоже разговорилась. Юрий Алексеевич узнал, что она ещё до войны устроилась нянечкой в детский садик, который находился в другом районе города; далековато конечно от её дома, но случайная смерть отца от несчастного случая на заводе заставила её оставить последний курс до лучших времён, и пойти работать; жаль только, что эти лучшие времена всё никак не спешили наступать. А на следующий год жизнь разорвала война, потом сразу блокада города. Детский сад, где работала Анюта, один из немногих не прекратил приём ребятишек и в это отчаянное время. Сначала сотрудника по-прежнему ходили в детский садик, меняя друг друга, а кто-то зимой сорок первого, заперев свои квартиры, и вовсе стали оставаться в садике круглосуточно; безвылазно жили там и многие ребятишки, у кого-то уже не было родителей, кого-то просто не в силах были забирать.

Анюта в эту зиму потеряла мать. Антонина Васильевна, мама Анюты, ещё за год до войны стала чахнуть и таять, тягостно переживая утрату мужа, а с начала войны и вовсе ослабла. Она часто стала простужаться, всё время лежала с температурой, и лишь изредка тёплыми осенними днями поднималась, пытаясь что-то достать и приготовить поесть детям. А однажды Антонина Васильевна вышла из квартиры и больше уже домой не пришла. Воротясь на следующий день с работы, Анюта застала своего младшего братишку Володьку полуживого, замёрзшего, прижавшегося к перилам на лестнице около квартиры. Анюта, схватив Володьку, бросилась в детский сад, в надежде, что медсестра Лидия Павловна поможет им. Но, когда добралась сквозь вечернюю метель и огромное расстояние, мальчик уже не дышал.

- Лидия Павловна, - орала Анюта на всё здание, ползая возле неё и Володьки, - Лидия Павловна, ну что-нибудь сделайте!

Ведь вот только жизнь была в нём, Володька дышал и проплакал «Аня», только его ручка, ещё тёплая, маленькая сжимала её пальцы, и вмиг всё само собой оборвалось. Было непонятно, как жизнь могла покинуть детское ни в чём неповинное тело. Воспитательницы, Татьяна и Ольга, успокоив ребятишек, встревоженных Аниными криками, закутали Володьку в кусок белой ткани и вынесли его за забор детского сада, где уже этой зимой выросли несколько маленьких холмиков.

Анюта кинулась искать мать. Вместе с маминой подругой Капитолиной Сергеевной они обошли кажется весь город, все дома, здания и улицы. Так бесконечно долго, неделя за неделей блуждали они, пока, отчаявшись, не потеряли всякую надежду. Скоро Капитолина Сергеевна оплакивала и дочь, а