Trailing The Bolsheviki Twelve Thousand Miles With The Allies In Siberia - Carl W. Ackerman

в Европе в целом не закончилась, мало кто из наблюдателей рассматривал новую ситуацию в России не иначе как реорганизацию к войне. Но жизненная искра, которая подтолкнула нацию к революции, была частично вызвана самой войной, а одна искра не могла зажечь два огня одновременно. Россия была первой проблемой реконструкции, и, независимо от того, осознавали это союзники как единое целое или нет, они расходились во мнениях относительно методов и планов действий.

После двадцати восьми дней, проведенных на Тихом океане в компании русских, японцев, китайцев, американцев и еще шести или восьми национальностей, я отправился на рикше с причала, пересел на электрическую железную дорогу Йокогама-Токио и отправился в столицу Японии, из которой вечером следующего дня выехал в Цуругу.

Из Цуруги, небольшого внутреннего портового города Японии, дважды в неделю отправляются пассажирские суда во Владивосток. Находясь в четырнадцати часах езды от Токио по Японскому морю, путешественник может легко пропустить этот город, совершив при этом роковую ошибку. Чтобы увидеть и узнать Дальний Восток в наши дни, необходимо посетить Цуругу, чтобы увидеть один из главных городов на торговом пути в Сибирь из островного королевства. Для японцев Сибирь - это не русская, а дальневосточная проблема, и, хотя Россия и Сибирь могут снова объединиться, их интересы в течение следующих десяти или более лет будут разделены. Причина проста. В Европейской России проблемы восстановления будут в основном политическими, промышленными и социальными, и континентальная политика будет играть важную роль. В Сибири возникнут вопросы влияния, развития и экспансии, в которых главные роли будут играть Соединенные Штаты и Япония. Поэтому для американца Цуруга - важный порт.

Эти два пассажирских судна и бесчисленное множество грузовых пароходов каждую неделю отправляются из этого порта во Владивосток. Один из пассажирских пароходов, самый большой, принадлежит русскому добровольческому флоту; все остальные - японские. С самого начала войны из Цуруги, в японских ботах, на конечную станцию Транссибирской магистрали в бухте Золотой Рог были отправлены припасы и боеприпасы на миллионы иен, и сегодня еще миллионы иен товаров ожидают своей очереди на перевозку. Цуруга является стратегическим торговым городом Японии в том, что касается Сибири. Это "судоходный отдел" ниппонской промышленности.

Владивосток находится в двух днях пути от Цуруги при хорошей погоде, и от четырех до десяти, когда тайфун проносится через узкое море, отделяющее пятьсот восемьдесят один остров Японии от Азии. В день переправы мне повезло, потому что было спокойно и тепло, и я смог познакомиться с несколькими японскими купцами, которые направлялись в Сибирь и Маньчжурию со своими семьями. Один из них был сибирским менеджером компании "Мицуи и компания", крупнейшего и богатейшего делового дома Японии, который заинтересован почти во всех крупных предприятиях на Дальнем Востоке, от судостроения до горнодобывающей промышленности, экспорта и импорта. Он окончил Колумбийский университет и девятнадцать лет прожил в Нью-Йорке и Вашингтоне. Через него я познакомился с другими японскими коммерческими агентами, которые ехали в Россию с аналогичными целями - для расширения японского бизнеса, а также для проведения расследований и получения концессий на горную и лесную промышленность. За два дня, что мы были вместе, я увидел Сибирь глазами японцев, и на меня произвело впечатление часто повторяемое утверждение:

"В Сибири Япония и Соединенные Штаты должны работать вместе. Это идея Мицуи; японский бизнес и американский бизнес должны сотрудничать. У нас не должно быть конкуренции. Конкуренция никому не приносит пользы. Конкуренция создает проблемы. Сотрудничество приносит деньги и мир".

 

Российский профессор из Университета Харькова скептически отнесся к этой программе. "Экономическая история мира показывает, что там, где есть великие коммерчески империалистические нации, там есть колонии, которые являются более слабыми нациями", - заявил он. "Россия на ближайшее десятилетие будет колонией для Японии, США, Англии, Франции и Германии. После этого Россия как колония исчезнет, потому что эти страны будут воевать между собой за Россию, и наша страна возникнет как свободное государство!".

До того, как я сошел с борта "Хозан Мару" на причал Владивостока, этот город был временно покинут большевиками. Как форпост он больше не имел значения. Тропа, по которой шла Транссибирская магистраль от Москвы и Петрограда до Амура, была стерта с карты эшелонами чехо-словаков и несколькими солдатами союзников, но создатели следов большевизма, хотя и разрозненные, все еще присутствовали в этой стране.

Эта расхожая фраза "мир все-таки тесен" пришла мне на ум, когда на пирсе меня встречали американцы, когда я увидел звезды и полосы, развевающиеся на флагштоке штаба американских экспедиционных сил на Светланской № 26. Автомобили американского производства использовались всеми национальностями, часовые "янки" охраняли военные грузы вдоль железнодорожных путей. На железнодорожных верфях стояли "американские вагоны" или паровозы с поднятым паром. Бронепалубный крейсер "Бруклин" стоял на якоре у временного дока, а рядом находилась "хижина" Y. M. C. A. Внешне Владивосток мало чем отличался от Сан-Франциско, разве что масштабы были поменьше.

Таковы были первые впечатления после пяти недель путешествия. Это был Владивосток, основанный, когда президент Линкольн проводил свою вторую президентскую кампанию. Это была Сибирь, населенная татарами еще в шестнадцатом веке. Это была часть старой Российской империи, которой на протяжении многих поколений правили и неправильно управляли самодержцы. Это был старый дом ссыльных, политиков, евреев, революционеров и демократов, изгнанных Николаем II и его предшественниками.

С этой базы Владивосток, одного из немногих открытых портов во всей России, я начал свое долгое путешествие на север и в глубь страны, и по мере того, как множились дни и недели пути, я был поражен не расстоянием от Нью-Йорка, а обширностью самой страны, которая простирается от Тихого океана до Балтийского моря на континенте, вдвое превышающем по ширине Соединенные Штаты.

Так я начал свои изыскания в земле "Ничего", следуя старыми тропами и пересекая новые тропы большевиков.

 

Глава II. В стране "Ничего"

 

Россия как государство, переживающее период восстановления, - это "земля Ничего". Прибыв в Сибирь, "Ничего" - первое русское слово, которое узнает иностранец. Русские используют его, чтобы скрыть множество уклонений и ответить на тысячу и один вопрос. "Я должен беспокоиться" или "Ничто не имеет значения" выражают национальное умонастроение. Спросите водителя дроги, что он думает о большевизме, и он ответит: "Ничего". Спросите бедного беженца об условиях жизни, и ответ будет таким же. Поговорите с бизнесменом или профессором, пережившим ужасы гражданской войны в России, и, скорее всего, он ответит: "Ничего". В этом есть что-то жалкое и обескураживающее. Революция, похоже, породила своего рода национальную кому, когда те, кто страдал и надеялся в течение