Биоценоз - Павел Рыков

– Слушаю.

– Это я, Помятун. Тут Тамаз Георгиевич интересуется, видел ли жену?

– Пока нет, – Сергея Константиновича покоробило панибратское тыканье. – Когда увижу, обязательно скажу, что Вы ей интересуетесь.

Помятун уловил недовольство в интонации:

– Ладно, ладно, я, конечно, извиняюсь, но Тамаз Георгиевич сильно интересуется.

И тут трубку взял Тамаз:

– Прафесар! Увидэш – скажи: всо будет харашо. Пуст не валнуеца.

Было заметно, что акцент его усилился. Он явно волновался.

– А чего бы ей волноваться? – спросил Сергей Константинович.

– Ну, она такая валнителная женщина! Всегда нерьвничает! – И Тамаз отключил телефон.

Нет, не получалось тихих минут в уединении! Он ещё раз набрал телефон Ксении и опять услышал, что телефон абонента вне зоны обслуживания.

Что означало волнение жены, он ещё мог предположить. Всё-таки не каждый день муж является домой в мокрых штанах, побывав в двух шагах от смерти. Но что означало волнение Тамаза по поводу волнений Ксении, было не вполне объяснимо. Даже совсем непонятно. Или это как-то связано с убийством Лаперуза? Но причём здесь Ксения? Она-то и не знает даже, кого ухлопали вместе с Гаркушей. А знает ли Тамаз?

– Дурак, – подумал он, – не догадался спросить…

Впрочем, надо приниматься за дело, ради которого отправился в Лабораторию. Перед командировкой в Ростов он начал писать письмо губернатору по поводу тревожной динамики биоценозов в области. После двух десятилетий полного безденежья, когда колхозы находились при последнем издыхании, природа смогла вздохнуть. Стали оживать ландшафты. Вновь по лесным закраинам, от буераков, брошенных карьеров, всяческих неудобий, куда нельзя было запустить плуг, потянулись свежие и духмяные языки разнотравья. Кое-где перепёлочки завспархивали. На самом юге области, где леса сходили на нет, степь ожила, задышала. Сергею Константиновичу позванивали знакомые охотоведы, будто встречали стрепетов. И он засобирался ехать, смотреть. Но, настала иная пора. Вновь во все свои трубы задымил комбинат полиметаллов. Откуда ни возьмись, появились люди с тугой мошной – инвесторы. Выкуплены и расширены четыре, и без того огромные, птицефабрики. А птице нужно клевать. А чтобы бедной птичке было, что-то клевать, подавайте зерно, много зерна. Зафыркали на полях теперь уже импортные трактора, покатились яркие, словно детские игрушки, сеялки. В фирменной упаковке понавезли удобрений и ядохимикатов. И хотя хозяева агрохолдингов клялись и божились, что всё хорошо и никакого вреда природе не наносят, но Лаборатория первой заметила изменения в фауне и флоре водоёмов. Они были видны пока только под микроскопом, но природа подавала первый сигнал грядущих изменений. Ещё более зловещие трансформации происходили на Бажаевке. Сине-зелёные водоросли буквально заполонили это крупнейшее в области хранилище пресной воды. Дело в том, что энергетики словно обезумели из-за выгодной коньюктуры на рынке электроэнергии. Бажаевская ГРЭС влупила на всю катушку свои энергоблоки, и лихо продавала электроэнергию. Деньги со свистом шли мимо области в карманы новых хозяев. А озеро, существовавшее со времён великого оледенения, и всё живое в нём изнывали из-за высокой температуры водосброса. Когда давным-давно, в середине шестидесятых, станцию проектировали и начинали под звуки комсомольско-молодёжных барабанов строить, никто и думать не думал о побочных эффектах. Тогда и люди-то шли не в счёт. До инфузорий ли..! Обо всём этом Сергей Константинович писал губернатору, прилагая графики, анализы, пытаясь подтолкнуть власть к определённым выводам, и при этом совсем не был уверен, что его услышат. Он хорошо представлял лицо первого помощника губернатора Виктора Аполинарьевича Косозубова. Он был единственный человек в аппарате, который внимательнейшим образом прочитывал всё, что приходило в первую приёмную, и покидало её, с размашистой резолюцией губернатора. Сергей Константинович не впервые через него подавал письма высшему должностному лицу. Косозубов буквально сканировал текст, сходу улавливая все скрытые смыслы. Совсем коротко после прочтения молчал, поигрывая губами, словно хотел чмокнуть в щёчку очаровательную Валентину – секретаршу губернатора. Потом молвил коротко: «Доложу». И по тому, как он произносил это слово – слитно или по слогам, сведущие люди понимали дальнейшую судьбу бумаги. Не факт, что письмо будет доложено, как оно того заслуживает. Можно было с высокой степенью уверенности предположить, какова будет реакция на фразу «необходимо оптимизировать антропогенное воздействие на природную среду, имея в виду дисбаланс между природопотреблением и способностью биоценозов к самосохранению, учитывая накопление отрицательных явлений и необратимость, в ряде случаев, негативных динамик и влияние таковых на качество жизни народонаселения». Даже мудрую губернаторскую усмешку в усы можно было вообразить: «Область на подъёме, пошли инвестиции, а тут „оптимизировать“. Ох, уж эти учёные головы!».

Менее всего Сергей Константинович мечтал о славе трибуна и сопротивленца. Но элементарные профессиональные понятия не позволяли молчать о тревожных тенденциях. Разрушение великого всегда начинается с гибели малозаметного. А подавляющее большинство людей воспринимает жизнь дискретно, как некий набор малосвязанных между собою случайностей. Кто-то ищет закономерности в гороскопах; Всё, что с тобой стряслось – потому что ты Рыба, или Рак, или Тарантул какой-нибудь. Ксюша, например, увлекалась гороскопами. Но он-то твёрдо знал, что не эти произвольно соединённые светила в бесконечной глубине ночного неба, а совсем иные силы и совсем не очевидные закономерности определяют судьбы не только отдельных людей, но, порой, и цивилизаций. Причём, иногда до самого последнего момента гибельные изменения малозаметны. Что поделать: по природе своей люди предпочитают думать о здесь и о сейчас… Такие вот дела!

Кому и как поведать свои печали? Ксюше? Ха-ха! Другое дело – Ванечка Мостовсков! Хорошо они тогда на берегу малость водочки выпили да вдосталь поговорили о наболевшем. В Дону также рыбы стало значительно меньше. А рыбец и столь же лакомая шемая скоро останутся только на рисунках в скучных учебниках. Вон и на Урале дорыбачились: осетровые выше устья в Урал не заходят, об этом написал ему уважаемый коллега, Есингалей Каюмов из близкозарубежного теперь Казахстана. Сергей Константинович ещё раз перечёл написанное и решил, что аргументов достаточно и можно будет в понедельник, на свежую голову проверить грамматику, а затем распечатывать и самолично свезти в Дом Правительства. Пусть читают, пусть даже не реагируют, но, как говорится, вода камень точит. А ему главное было – высказаться. Он встал из-за компьютера, попрощался с Василием Васильичем и пошёл восвояси.

4

Пока Сергей Константинович сидел в кабинете, работал кондиционер. Дышалось легко и свободно. На улице его охватила духота. Душно было в городе. Парило. Хорошо бы дождь с грозой.

Во дворе дома на лавочке, там, где утром поджидал свою жертву убийца, сидел участковый Саврасов. Жарынь была неимоверная, и форменная рубашка милиционера была мокра и на спине, и подмышками.

– А! товарищ Саврасов! – приветствовал милиционера Сергей Константинович. – А художник Саврасов вам случайно не родственник?

– Вот! И вы туда же! – как-то устало, но беззлобно ответил Саврасов. Мне, как день рожденья, обязательно «Грачей» дарят. У меня дома их штук десять – не меньше. А я вас дожидаюсь.

– Меня?

– Я тут поразмыслил… Словом, поговорить надо.

– Что же не по телефону?

– Да я… это… – Саврасов достал из кармана мятый носовой платок, протёр вспотевший загривок и с сожалением посмотрел на мокрёшенькую тряпицу. – Телефон, он, конечно… Но, без телефона лучше. Да и деньги на счету… того..

– Здесь станем разговаривать?

– А дома у вас холодненькое что-нибудь есть? В смысле попить?

– Пиво, – вспомнил Сергей Константинович. – Шесть бутылок. И рыбка.

– Дак, я при исполнении…

– Да ладно!

И они поднялись на третий этаж в квартиру. Судя по всему. Ксюша домой не возвращалась. Сергей Константинович посмотрел на номероопределитель. В памяти телефона запечатлелось восемь звонков и все, как один: «номер не определился». Ясно, кто названивал. Он выставил фирменные бокалы, залез в пакет и достал пару рыбцов. Напластал ножом, а тем временем Саврасов откупорил две бутылки. Пиво было реально холодное. Настала пора осуществить задуманное ещё в самолёте. Правда, кто бы предположил, что всё выйдет так, а не иначе? Отхлебнули. Саврасов хватанул почти полный бокал, а Сергей Константинович чуть отпил, и ему показалось, пиво какое-то безвкусное. Он уже понимал, что милиционер не пиво пришёл пить, а по какому-то более серьёзному поводу, и приготовился в очередной раз рассказывать утреннее событие, свидетелем которого ему довелось стать. Но Саврасов спросил совсем про другое: