Города Беларуси в некоторых интересных исторических сведениях. Гродненщина - Юрий Татаринов

(По материалам С.А. Пивоварчика)

В Мстибове было две церкви. Одна «существовала с давних времен». Другая была построена в 1871 г. на месте древнейшего, всеми забытого кладбища. В документах Гродненского губернского правления касательно ее имеется следующее прошение: «В расстоянии от 10 до 15 саженей от самого нового церковного здания расположено 6 грязных еврейских домиков. Просим снести их, так как в случае пожара существует опасность ее возгорания».

Церковь эта простояла до 70-х гг. XX в. Храм был разобран заключенными Волковыской колонии. Теперь на его месте магазин.

Кажется, приход в Мстибове был велик и две церкви не справлялись с желанием помолиться всех, ведь в городок на церковную службу приезжали с окрестных деревень и хуторов. По крайней мере, в Белорусском государственном архиве имеется документ, доказывающий, что в местечке планировалось строительство новой каменной церкви. 24 января 1914 г. Гродненский строительный комитет отправил в губернское правление на рассмотрение и утверждение проект на ее возведение. Общая стоимость храма, с учетом работ, должна была составить 14 тысяч 325 рублей 50 копеек. По цене можно судить о каком сооружении шла речь.

Думаю, в силу веяний, касающихся возрождения белорусских городов и деревень, теперь было бы просто справедливым осуществить задумку предков и построить в Мстибове храм, причем, по тому самому проекту. Это надо сделать хотя бы для того, чтобы исправить ошибку 70-х гг. Появление церкви здесь стало бы знаком нашей цивилизованности, нашего достойного отношения к своему прошлому.

(По материалам моей книги «По некоторым замечательным уголкам Беларуси», изданной в 1995 г.)

Кагал в Мстибове существовал уже в 1529 г. В Новогрудском воеводстве он представлял собой отдельную округу, которая так и называлась — мстибовская.

В XVIII в. эта округа состояла из кагалов Мстибова, Роси, Свислочи и Берестовицы.

Здание синагоги сгорело во время бурных событий XX в.

Более подробно о евреях в Мстибове можно прочесть в вышеуказанной книге. Я же воспроизведу из нее лишь несколько выписок, составленных, кстати, по рассказам местного жителя Франца Ивановича Окулинского.

В тридцатые годы многие евреи-торговцы в Мстибове стали разоряться — этому содействовала организованная местными поляками торговая кооперация. Иные даже вынуждены были продавать дома. Поляки скупали эти дома и использовали в своих целях (под магазины, кассу взаимопомощи, млечарню). Два дальновидных еврея, Кивель и Цимех, призывали сородичей распродать имущество и отправиться в Америку. Они предрекали скорую войну с Германией. В 1937 г. оба они, с семьями, выехали.

В сорок третьем году, осенью, мстибовская жандармерия получила приказ: доставить всех евреев в концлагерь в Волковыск. Старожилам навсегда запомнился день 2 ноября. День был хороший, солнечный. С утра евреи пошли по домам просить, чтобы люди взяли их вещи на временное хранение.

Они надеялись вернуться. Часам к двенадцати на площади перед костелом собралось около пятисот евреев. Среди них было много незнакомых — перебежчиков из Польши и Германии. Когда усаживали на подводы, послышались рыдания. Отъезжавшие тянули руки к тем, кто оставался, и просили с отчаянием:

— Братки, ратуйте!

Те, кто вышел проводить, понимали, зачем увозят этих людей. Многих отъезжавших они знали с детства: учились в одной школе, играли на одной улице. Их мучила глубочайшая неясность. Им было непонятно, почему один народ признавался хуже другого? Чем он был хуже?.. И еще их мучило собственное бессилие: они не могли помочь несчастным… Это был скорбный для мстибовцев день. Как только подводы скрылись из виду, городок словно опустел, оглох, — казалось, будто по нему прокатилась чума…

Нынче в Мстибове о евреях напоминает лишь их колоритное кладбище. Оно расположено на плоской вершине одного обширного кургана при въезде в деревню со стороны Гнезно.

Кажется, могилы на нем размещены по каким-то имеющим смысл и невероятное объяснение пересекающимся линиям. Разгадать этот секрет уже непросто, ибо много могил уничтожено. Тесаные камни разной формы, отделки и размеров с надписями и даже рисунками чем-то напоминают головы идолов с острова Пасхи. Надписями все они смотрят на юг. От их молчания и общей направленности веет суровым упрямством. Кажется, даже после смерти каждый из здесь погребенных продолжает верить в свою звезду…

(Из книги «По некоторым замечательным уголкам Беларуси»)

С 1905 по 1943 гг. главным священнослужителем в Мстибовском костеле был Марк Бурак. С большим уважением вспоминают о нем старожилы Мстибова и близлежащих к этой деревне поселений — Огородников, Лесников, Олекшичей, Видеек, Ятвязи, Яриловки, территориально составляющих местную парафию. Этим человеком в 1910 г. была выдвинута идея построения в местечке нового каменного храма — идея, сразу нашедшая поддержку. Был создан специальный комитет, руководителем которого стал сам Марк Бурак. Помимо строительства, на комитет возлагалась обязанность помогать бедным. Святыню строили долго — мешали войны, не хватало средств. С 1914 по 1922 гг. строительство вовсе не велось. Потом работы возобновились. Тем не менее, шли они медленно, ибо нечем было платить каменщикам. Костел возводился на средства народа и силами народа. Поначалу, когда формировали фонд строительства, делали «раскладку» на каждого прихожанина — в зависимости, кто сколько имел земли. Вдобавок, каждый парафиянин отрабатывал на стройке определенные дни.

В 1922 г. на освящение храма приезжал арцибискуп из Гродно Ялбжиковский.

Марк Бурак был деятельным человеком. Рабочий день его начинался в костеле в восемь часов утра с утренней молитвы. Выходных не имел. В мае и в октябре служба проводилась дважды в день. По воскресеньям, как и положено, ксендз работал целый день. Кроме святой службы занимался хозяйством, так как имел 18 га земли. Доходы с земли целиком отдавал на нужды костела.

И все же активность мстибовского пастыря выплескивалась за рамки его обязательных деяний. Он был не просто альтруистом, но и человеком широкого размаха. Желал всюду успеть. В 1920 г. ушел добровольцем в армию. Служил в чине капитана. В 1922 г. баллотировался в депутаты сейма. В то время в возрождающейся Польше было зарегистрировано около двух десятков партий. И, естественно, победить на выборах было крайне непросто. Старожилы рассказывают, что иных народных депутатов и их агитаторов местные изгоняли из деревни палками. Стать депутатом Бураку не посчастливилось. Позже стал идейным вдохновителем создания в Мстибове сети торговой кооперации, в задачу которой входило сбить грабительские цены, устанавливаемые евреями.

Возможно, неудача на депутатском поприще поселила в душе Бурака разочарование. Он критически относился к Пилсудскому и его правительству и, как человек прямой, не скрывал этого. Как-то, направляясь домой, он взялся подвезти на своей коляске двух полицейских из Волковыска. По дороге зашел разговор о политике, и священнослужитель нелицеприятно отозвался о президенте и его ставленниках. Досталось от него и председателю местного уезда. Спустя несколько дней его попутчики и председатель подали на него в суд.

Суд, в свою очередь, вынес решение: полтора года тюрьмы. Тогда ксендз подал на обжалование в воеводский суд в Гродно. К тому времени решение уездного суда уже амнистировали. Но Бурак не пожелал отступить:

— Я не принимаю амнистии, — заявил он. — Пусть рассудит суд!

Его дело привлекло внимание главным образом потому, что председателем суда в Гродно был белорус. Противники ксендза очень надеялись, что представитель другой нации будет особенно придирчив к поляку, и они выиграют. Но все разрешилось самым неожиданным образом: председатель уездного суда… оправдал Бурака.

В 1939 г. в Мстибово пришла советская власть. Ксендза арестовали. В это время большую силу в местечке имели евреи, составлявшие половину его населения. Их община потребовала освободить ни в чем невиноватого священника. Бурака освободили. Это был уже убеленный сединой старец, мудрый и тонкий «дипломат». Даже находясь под арестом и зная о жестокости новых властей, он позволял себе подшучивать над ними. У красноармейцев считался за своего — те иначе, как «батя», его не величали.

Даже фашистов не испугался Бурак. Немцы разместили в его доме жандармерию. Поэтому ксендз вынужден был жить у людей. Однако даже в такое трудное время продолжал работать. Как и прежде, прихожане собирались в костеле, и их ксендз разъяснял им ситуацию и наставлял их. Вот фраза, высказываемая им не раз в те годы с алтаря, — я слышал ее от людей, хорошо знавших Марка Бурака: