Волны на стене. Часть вторая. Тринадцатилетние - Соня Ергенова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полина вдруг проснулась и приподнялась на кровати. Снова легла. Окно по-прежнему было плотно закрыто ставнями и кругом было по-прежнему темно.
Тихо-тихо что-то шуршало возле кровати. «Звонят…» – догадалась девочка и, порывшись в сумке, выудила дрожащий телефон в ознобе виброзвонка. На часах высвечивалось "02.48".
– Алло.
– Ты чего не отвечаешь? Полчаса дозваниваемся! У меня телефон хоть и ожил, но он не бессмертен, – кричала Глаша. – Впусти нас в дом! Холодно ночевать на улице. В этой деревне все закрыто. С вокзала нас выгнали.
В полусонном замедленном состоянии Полина переспросила:
– Впустить вас в дом?
– Да!
– В чужой дом … Как я вас впущу… Как я объясню, кто вы…
– Выгляни в окно. Мы под фонарем стоим. И мерзнем!
– Я не могу открыть окно. Здесь слишком замысловатые ставни…
– Полина, спускайся. Скорее – мы ждём, – протараторила Глаша и отключилась.
Полина оделась, не включая свет: «Что я творю… Как мне выйти на улицу и никого не разбудить?»
Полина медленно опустила ручку двери своей комнаты. Щелчок. Звук эхом раздался по дому!
Замирая от волнения, Полина прокралась к лестнице. Половицы заскрипели. Оглушительным слышался их скрип. Наконец, лестница. Не заскрипела – каменная. Полина почти не дышала и держалась одним пальцем за перила.
Второй этаж. Снова скрипучий пол. Полина сделала два больших шага, и вновь оказалась на лестнице. «Даже думать не хочу, что будет, если меня застукают. Что я, интересно, скажу? Что я лунатик. Черт! Чуть не засмеялась. Представляю, если бы я сейчас во весь голос засмеялась!»
Первый этаж. Тут только Полина поняла, что она ни разу не выходила из этого дома и не знает, как открыть входные двери. «Надо хотя бы попробовать. Как я объясню свое поведение?»
Первая дверь открывалась в обе стороны, туго и тихо. Несколько ступеней вниз: расставленная обувь, Полина узнала свои сапожки и, надевая их, порадовалась, что они без застежек.
Долго разглядывала и ощупывала замки на второй двери: один повернуть, второй отодвинуть.
Глаша вновь названивала.
Сердце Полины стучало от волнения.
Гулкий щелчок от поворота замка. Полина замерла. Выждала, прислушалась.
Тихо.
Входная дверь осталась приоткрытой, держась на выдвинутой задвижке.
Наконец, маленький дворик с высокими силуэтами кипарисов, будто ночных стражей. Прохлада поздней осенней ночи остудила раскрасневшиеся щеки.
Дрожащими руками она открыла калитку в воротах и зажмурилась от яркого света фонаря.
– Где тебя носит? – возмутилась Глаша, переступала с ноги на ногу в тонкой кофте Полины. Кира сидел на корточках, прислонившись к стене дома, уткнувшись лицом в колени.
Полина осторожно прикрыла калитку и прижала палец к губам, прося Глашу говорить тише.
– Глаша, я не понимаю: вы собираетесь здесь жить? – растерянно спросила Полина.
– У тебя есть своя комната?
Полина кивнула.
– Не переживай! Будем ориентироваться по обстановке, – заверила ее Глаша и, открыв калитку, уверенно направилась к дому.
Полина вновь ощутила мурашки по спине от ужаса, когда они втроем поднимались на третий этаж в ее комнату. Ей чудилось, что вот-вот включится свет и отовсюду выскочат папа, мама, бабушка и Анн-Мари с сестрами.
Но на счастье ребят домочадцы спали крепко и не слышали, как незваные гости пробрались в их дом, как по очереди сходили в душ отогреться и отмыться, как долго рассказывали о своих злоключениях по пути в Нанси и шуршали шоколадными батончиками.
– Как успехи с возвращением Лисофанже? – наконец вспомнила Глаша.
Полина потупила глаза от вопроса и пожала плечами.
– Ты рисовала волны?
– Нет, – тихо промямлила Полина.
– Так рисуй! Давай, Полина, не сдавайся. У тебя получится, я уверена!
– Нет, – покачала поникшей головой Полина.
– Получится. Рисуй! – Глаша по-дружески хлопнула Полину по плечу. Полина встрепенулась от ее прикосновения, вскочила на ноги, подошла к стене и уткнулась в нее головой.
– Я больше не могу… Я больше не могу рисовать эти дурацкие волны. Я не могу! – чуть ли не закричала Полина, но осеклась, испугавшись наделать шум.
Кира перестал жевать шоколадку и уставился на Полину. Глаша тоже встала и, повозившись с механизмом за шторами, с грохотом открыла ставни. Комнату залил тусклый свет растущей луны.
– Что бы ты сделала со своей жизнью, если бы была смелее? – вдруг спросила Глаша.
Полина не отвечала и продолжала утыкаться лбом в стену. Она не любила подобные вопросы. Глаша это знала.
– Что бы ты сделала, если бы была смелее? – повторила Глаша. Полина молчала.
– Помнишь у тебя был кораблик в бутылке? – не унималась Глаша.
Полина помнила резной кораблик в маленькой бутылочке.
– Помнишь, как ты недоумевала, как же так – кораблик заперт!
Полина нехотя кивнула.
– А потом разбила бутылку и отпустила кораблик?
– Глаша, хватит, – попросила Полина.
– Так вот ты и есть этот кораблик в бутылке! – не останавливалась Глаша. – Повторяю вопрос: что б ты сделала, если б была смелее?
Полина долго молчала в ответ, тихонько постукивала лбом о стену и раскачивалась. Слезы текли крупными каплями по щекам и капали на босые ноги. Полину разрывало от ужасного состояния выбора. А разве можно вырваться из рамок собственной жизни, убежать, скрыться, чтобы не видеть Михеева, чтобы не ходить строем с классом на экскурсии?
Полина развернулась от стены и уставилась в открытое окно:
– А разве можно?
– Нужно.
– А если я ошибусь.
– Ошибка – это сложное абстрактное понятие, как выразился бы Доктор Бо, – хмыкнула Глаша себе под нос.
Наступило молчание. Полина кусала губы и силилась признаться самой себе в том, чего она хочет.
– Я хочу уехать в Париж, – наконец с трудом выговорила она. – Одна.
– Возьмешь Кирин рюкзак. Этот ему не нравится. Скучает по старому, – говорила Глаша, запихивая в красный рюкзак необходимые для поездки вещи: паспорт Полины, оставшиеся шоколадки, бутылку воды, зарядку для телефона, деньги, которые остались у них с Кирой, и шапку.
Полина сидела на подоконнике и кивала, не веря самой себе, что решилась ехать одна в большой и радостный Париж.
Кира дернул Глашу за рукав и недовольно зашептал на ухо:
– Нельзя ее отпускать. Это же Полина. Как она поедет в Париж одна?
– А почему бы и нет? – ничуть не сомневаясь, ответила Глаша.
Глава 11. В доме Анн-Мари
Глашу с Кирой разбудили стук в дверь и певучий женский голос:
– On se reveille, Pauline! Bonne journee! (Пора вставать, Полина! Доброе утро! прим.автора)
Кира спал на полу, потому что ночью Глаша вытолкала его с кровати: зато Кира забрал себе одеяло и, укутавшись в него словно гусеница, уснул.
От стука в дверь Кира моментально проснулся и заполз под
