Тю! И страшнее видала! - Марина Сергеевна Орлова

рефлекторно протянула руку, чтобы ухватиться за столешницу и удержать равновесие. Но моя удача и тут показала мне фигуру из трех пальцев, потому вместо столешницы мои пальцы ухватились за валяющуюся балясину, которую я вчера оставила на столешнице. Потому мой полет назад не только не замедлился, но и ускорился, а я замахала руками, не заметив, как та самая балясина, в которую я вцепилась мертвой хваткой, прошлась с глухим стуком по чему-то твердому, но, до странного, знакомому.

После этого я рухнула на спину, но вместо ожидаемой боли ощутила, что приземлилась на что-то мягкое.

С опаской осмотрелась и пораженно моргнула, заметив, что лежу спиной на вновь бессознательном «болезном», по чьей головушке я в очередной раз прошлась палкой. В кои-то веки я задумалась, что кому-то может не везти по жизни даже больше, чем мне.

– Да что б тебя! – выругалась я, осматривая мужчину, который не только очнулся, но смог даже подняться, для чего ему пришлось порвать несколько бинтов. Их-то я и приняла за нечто зловещее и извивающееся. – Ничему его жизнь не учит! – проворчала я, потирая ушибленную макушку, которой врезалась в мужчину.

И вот странно… если извивающиеся ленты в его тени обоснованы порванными бинтами, то когти и рога? Неужто, вновь померещилось? Не слишком ли часто?

Но сейчас передо мной лежал все тот же человек, без рогов и когтей, которого я ночью так упорно перевязывала.

– Ладно, не время думать об этом, – потерла я лицо руками и поднялась на ноги. – Раз смог развязаться и подняться – жить будет, – заключила я и немного расслабилась. Значит, за убийство не сяду! Да я – просто мастер! За ночь на ноги подняла. Опять уронила, но это уже другой вопрос, нечего было подкрадываться и пугать. Может, мне надо было на медицинский поступать? Кажется, это – прямо мое, талант чувствуется! – А черепушка у него довольно крепкая… – постучав балясиной по своей руке и прикинув вес, с уважением протянула я.

А затем занялась делом. Перетаскивать мужчину не стала, но от щедрот души накрыла того одеялом, а на ушибленную головушку компресс, щедро смоченный холодной водой, положила, отчего под головой образовалась лужица. Ну, ничего, у него и на затылке шишки есть, холод им не помешает! Какая я заботушка!

Затем пошла по своим делам, ибо время поджимало.

Глава 3

«Ну почему именно он?» – мысленно взвыла я, полагая, что каждому невезению должен быть предел. Но это правило, очевидно, не про меня. Иначе как объяснить, что из всех возможных кандидатов в качестве инспектора ко мне наведался капитан королевской гвардии Иан Широн? Помимо того, что подобное занятие, как проверка преступницы в ссылке, было ему не по рангу, по совместительству он был лучшим другом кронпринца и второстепенный любовный интерес Люсиль в оригинале романа, с которым принцу приходилось соревноваться за внимание героини.

По итогу Люсиль приняла чувства именно кронпринца (а как иначе?), а не благородного и преданного капитана, который поклялся защищать ее на своей рыцарской чести еще до помолвки с принцем. Понимаете всю иронию и искренность человека, который был обязан быть предан лишь королевской семье, но из-за своих чувств посягнул на верность дочери постороннего дворянина.

И ему это простили, словно так и должно быть... А мне чуть что – сразу измена короне! Чувствуете? Чуете, как двойными стандартами пахнуло?

Читая роман, это не казалось мне таким абсурдным поступком, скорее отражение искренности мужчины по отношению к любимой, вопреки долгу и чести. Сейчас же ситуация не могла не напрягать, учитывая с каким фанатичным типом мне придется иметь дело, который ради женщины не побоялся поставить на кон все, что у него есть. Наоми Иан искренне и жгуче ненавидел за ее нападки по отношению к Люсиль, и был тем самым человеком, который поймал и запихнул настоящую Наоми в тюрьму для дальнейшей казни.

Наверняка весть о том, что казни не будет, его неимоверно бесит, раз уж бросил все свои дела и примчался аж в такую глушь, что ему было не по статусу. Ведь даже когда отвергли в пользу кронпринца, его вера и решимость защищать Люсиль до конца нисколько не пошатнулась.

Даже сейчас одного взгляда было достаточно, чтобы понять насколько его корёжит от каждого моего вздоха, которого, по его мнению, я недостойна.

И вот этот человек приехал в качестве инспектора, от которого зависит моя дальнейшая судьба. Его выводит из себя даже то, что я все еще дышу. О непредвзятости и речи быть не может!

– Вы проделали долгий путь, – старательно давила я из себя лыбу, когда приветствие затянулось, и неловкость стала просто невыносимой.

– Поберегите силы, мисс, – не скрывая злорадства, произнес этот светловолосый красавчик, указывая на то, что я, возможно, навсегда потеряла статус аристократки, пока корона официально не амнистирует меня.

То есть, я сейчас не просто преступница, но и простолюдинка. Родителей Наоми я, кстати, так и не увидела. На суд они не явились, вероятно, не желая лично лицезреть позор рода в моем лице. Но и после суда не объявились даже попрощаться. Впрочем, для меня так даже лучше, учитывая, что мне известно о них – люди они неприятные. Сомневаюсь, что они примут меня в семью даже после возможной амнистии. Скорее всего, если такое случится, мне даруют новый титул или прямой наводкой выдадут замуж по расчету, потому можно считать, что родителей в этом мире у меня и нет вовсе, и не переживать, что буду раскрыта, как одержимая.

– Просто для понимания, – холодно проскрежетал он, сурово взирая на меня. – Других вы, может, и смогли обмануть, но я ни в жизнь не поверю, что такой подлый человек, как вы, может искренне раскаяться. Как по мне, вы не понесли заслуженного наказания, и к вам были излишне снисходительны во многих аспектах, что я непременно буду оспаривать в будущем.

Ну, интуиция его не подводит. Настоящая Наоми бы не раскаялась, а мне банально не за что чувствовать себя виноватой, и я просто разыграла сцену, так что об искренности и речи быть не может.

«Флаг тебе в руки!» – пожелала мысленно.

Но об этом я, разумеется, умолчала и улыбнулась еще шире.

– Я приму это к сведению, – пообещала я, мысленно обматерив его с ног до головы. И не с такими моральными уродами дела имела, потому пусть пыжится в