Корни гор. Книга 2. Битва чудовищ - Елизавета Дворецкая

С трудом оторвав взгляд от голубой руны «лаг», Кар посмотрел на сероватую руку норны. Далла изменила ему, едва он оставил ее без присмотра. Но он не мог не поехать сюда, на Раудбергу. Пусть она еще хоть трижды предает его – теперь он сможет справиться с ней.

На последней палочке мягко засветились белые линии, причудливо изломанные и образующие острый, многозначительный, коварный знак. Руна «перт», руна тайны, скрытых высших сил, которым надо довериться, потому что понять их – не в нашей власти.

– Вот и окончена твоя судьба, – тихо сказала норна. – Возьми свою силу и доверься той силе, что сильнее тебя. Она поможет. Поможет дорогой ценой, но о дешевом мы речи не ведем. Иди и сделай то, что сможешь. И когда смерть спросит тебя, что ты сделал, ты ответишь: «Я сделал все, что мог», И даже смерть не упрекнет тебя за то, что ты не достиг большего. Если ты не солжешь. Ни людям, ни богам, ни себе.

Норна поднялась и двинулась прочь, не прощаясь. Она уходила к дальнему краю площадки, откуда не было спуска, а только страшный обрывистый склон. Пять рун на платке сначала ярко светились своими живыми огнями, манили взор переливами багрового, красного, белого, голубого, потом стали медленно меркнуть. К тому времени, как фигура норны исчезла между камнями, руны погасли. Кар остался один на огромной пустой площадке в окружении молчащих валунов. Только полная луна смотрела на него с неба. Все было как в начале, и хотелось спросить: а приходила ли она к нему, Дева Судьбы?

Собрав свои руны и нож, колдун ушел из святилища и исчез на темной тропе, ведущей вниз, к усадьбе Кремнистый Склон, к людям.

Квиттинская ведьма по имени Хёрдис еще долго стояла над обрывом горы и смотрела в океан мрака, лежащий под Раудбергой и упирающийся в самый край мира. Она стала так могущественна и мудра, она знает столько всяких истин. Она знает даже то, что неудержимый поток жизни, сплетенный из мириадов самостоятельных ручейков, каждый миг окрашивает одни и те же руны в совсем разные цвета. Она так много знает о других. И только одного она не знает: как ей выбраться из ловушки, тропу в которую проложила она сама, как ей вернуться к себе?

Всю ночь усадьба Нагорье не спала и весь день провела в разговорах об оборотне. Хозяйка сидела на лежанке, отчаянно сжимая в руках свое огниво, и не находила в себе сил даже выйти во двор. Гельду самому пришлось позаботиться о хозяйстве: напомнить служанкам о еде и коровах, послать работников за дровами, а двоих отправить на Горбатую гору к стаду бывшего Ульва. Работники дрожали от страха перед чудовищем – а вдруг оно вернется и перережет всех овец с пастухами заодно? Но Гельда после ночи они стали так уважать, что не смели ослушаться. Он своей рукой начертил на запястье каждого по руне «торн», которая так хорошо послужила ему самому, и работники ушли, отчасти успокоенные. А уж насколько хорошо «торн» послужит им, будет зависеть от них самих.

Двоих погибших сожгли, потому что иначе они, убитые оборотнем, непременно стали бы выходить из могил. Весь пепел очага Гельд сам перебрал, но никакого амулета не нашел – тот сгорел бесследно, и узнать, за что погибли Вадмель и Лодден, оказалось невозможно. Кое-кто из челяди бранил их за глупую жадность, а кто-то провожал с благодарностью: не заставь они оборотня проявить свою сущность, еще неизвестно, что натворил бы ночью он сам. Ведь не зря он напросился ночевать в дом! И подумать жутко!

Занимаясь всем этим, Гельд неотступно думал о своем деле. К «злому железу» подбираются квитты, а теперь еще и Медный Лес показывает зубы. Слишком много грозных противников против одной руны «торн». Пора уносить отсюда ноги. А если удастся, то не только ноги. Вот как раз тот самый случай: надо ковать железо, пока горячо. Пока не вернулся Кар и пока Далла не опомнилась от всех пережитых страхов.

Отправив мужчин по делам и велев женщинам болтать потише, Гельд сел на лежанку рядом с Даллой. Она встретила его бледной, немного вымученной улыбкой. Прошедшая ночь оставила в ней сильное чувство страха, неуверенности, беспомощности и какого-то стыда. Гельд очень вырос в ее глазах, и ей хотелось прочнее заручиться его покровительством. Далла очень редко ощущала, что нуждается в покровительстве, и это стыдливое чувство не задерживалось в ее душе надолго, но сейчас был как раз такой случай.

– Я все время думаю об этом оборотне, – начал Гельд. Собственно, этого можно было и не говорить, потому что весь дом думает об оборотне, но надо же с чего-то начать? – Я уверен, что его послала к тебе ведьма Медного Леса. Ты ведь слышала о ней?

– Да. – Хозяйка кивнула. – Это дочка Фрейвида Огниво… от рабыни. А еще говорят, что ее настоящий отец – тролль.

– Очень может быть. – Гельд тоже кивнул, потому что уже слышал «ругательную песнь о Хёрдис» от Асвальда Сутулого. – Но для нас важно не то, кто был ее отцом, а то, чего она хочет от нас.

– Она хочет чего-то от нас? – По привычке притворяться и скрывать истинно важное Далла изобразила удивление, но потом опомнилась и неохотно призналась: – Наверняка… Ей нужно мое огниво. Это родовой амулет ее отца. – Нехотя Далла разжала ладонь и показала Гельду совершено непримечательное огниво, вроде того что можно увидеть на поясе у любого раба.

– А как оно к тебе попало?

– Оно было у Фрейвида. А когда его… когда он погиб… мой брат Гримкель был при этом, и он его забрал. А потом я забрала, потому что это огниво – для женской ворожбы, мужчине от него никакого толка. А мне же нужно… чем-то защитить себя и ребенка. А ведьма, наверное, хочет опять его заполучить.

«Тогда очень неосторожно держать его у себя!» – хотел сказать Гельд, но вовремя остановился. Он вспомнил, как ночью Далла едва не влезла в зубы к волку, пытаясь спасти это огниво. Она с ним не расстанется ни за что.

– Как видно, ей не нравится, что с его помощью ты выплавляешь «злое железо», – сказал Гельд. Этого он не мог знать точно, но быстро связал в уме пристрастие Даллы к огниву и железу. – Она не хочет, чтобы железом Медного Леса владел кто-то еще. Ты не знаешь, как она расправилась с фьяллями, когда они пытались собирать дань? Я встречал кое-каких фьяллей, кто там был… Хочешь послушать?

Во время всего рассказа о Гутхорме Длинном и рыжих змеях, в которых уползла обратно в землю вся добыча Асвальда, Далла молчала и смотрела на свои руки. Она не хотела показать, как ей страшно. Впервые она задумалась над тем, что у железа усадьбы Нагорье имеется еще один хозяин, и значительно сильнее ее. Себя она ощущала чуть ли не воровкой, но мучил ее не стыд, а лишь страх наказания. При всей самоуверенности Далла не считала себя достойным противником для ведьмы Медного Леса. Тут ведь не знаешь, откуда ждать беды! От всего не убережешься!

– Я боюсь, что сохранить это железо тебе будет труднее, чем добыть его, – добавил Гельд. – Если опять явится Ингвид… Да еще если он сумеет договориться с великаном, то твое железо от тебя уйдет. Его можно спрятать от людей, но нельзя спрятать от ведьмы. Она позовет – и оно откликнется ей таким голосом, что у нас у всех заложит уши.

Далла сжимала в руках огниво и беспокойно оглядывалась, чувствуя, что обложена бедами со всех сторон. С одной стороны к ее сокровищам протягивает руки ведьма Медного Леса, а с другой – мерзавец Ингвид Синеглазый. А она совсем одна, несчастная вдова с маленьким сыном, которому еще десять лет расти…

– Но что же делать? – наконец спросила она и обиженно посмотрела на Гельда. – Я не могу примириться с тем, что меня ограбят всякие ведьмы и прочие. Это мое железо! И огниво тоже мое! Я сама их добыла и никому не отдам!

– Такая твердость духа делает тебе честь! – ответил Гельд, усиленно стараясь изобразить восхищение. Но озабоченность, которая прозвучала в его словах еще яснее, тоже была кстати. – Только я боюсь, что на прежнем месте, в Медном Лесу, сохранить железо будет слишком трудно.

– Но куда же его девать? Не на Острый же мыс, подарить предателю Гримкелю! Да лучше я его в море побросаю!

– Лучше всего было бы, если бы ты согласилась вывезти его отсюда и продать, пока его не вывез кто-то другой… И пока оно не уползло. А если оно уползет уже от того, кто его купит, то это его беда, верно? – Гельд улыбнулся, и Далла неуверенно улыбнулась в ответ. – У тебя останется его стоимость, и ты всегда сумеешь опять обратить ее в оружие. Когда для этого придет время.

Далла задумалась. Как ни была она напугана, ей было нелегко решиться на расставание с железом: она слишком привыкла видеть в нем залог своего могущества. Гельд молчал: если он сам предложит себя в исполнители задуманного дела, Далла усомнится. Пусть она дозреет до этой мысли сама. А Далла колебалась и с неудовольствием поджимала губы. Гельд медленно прохаживался перед лежанкой, Далла беспокойно следила за ним глазами: это движение побуждало ее думать быстрее и слегка тревожило.