В пустыне Мохаве - Луис Ламур

Движение привело меня в чувство, я снова стал ощущать свое тело, пробудилась боль. Я постарался мыслить трезво. Баран направился в каньон, значит, вода там. В этот час к воде соберутся другие животные.

Я полз, но сил уже не оставалось, и помню, что снова очнулся от ужасной жары. Я почувствовал страх - страх смерти. Поднявшись на четвереньки, я принялся искать следы, но не нашел ни единого, ни одной царапины на камне.

Вдруг мимо меня что-то прожужжало и исчезло.

Пуля? Звук не похож, да и длился слишком долго.

Я опять пополз, но остановился, когда услышал странный стрекочущий крик. Я узнал его. Это кричала пятнистая лягушка. Она живет в каньонах рядом с ручьями или постоянными источниками.

Вода рядом!

Я рывком, словно поднятый чужой рукой, встал на ноги, начал озираться, но ничего не увидел.

А затем снова услышал этот звук... что-то пролетело мимо - пчела. Я сделал три быстрых шага вслед за пчелой, но понял, что жужжание уже замерло.

Шатаясь и падая, я обнаружил воду совсем неожиданно - углубление в белом граните, доверху наполненное водой. И это не мираж!

Я сполз к воде, обмыл лицо, затем зачерпнул горсть, задержал ее во рту, наслаждаясь желанной прохладой, и глотнул, чувствуя боль в пересохшем горле.

Кажется, я долго лежал, наслаждаясь этим первым глотком. А потом я выпил еще один.

Гранит, нагретый солнцем, обжигал кожу, поэтому я заполз в тень возле воды. Мне хватило места вытянуться. Несколько раз я пил, однажды меня чуть не вырвало.

Примерно через час я начал соображать.

Там осталась Доринда. И кони.

Но тут я вспомнил человека, который стрелял в меня. Или это был бред?

И я с усилием сел и наполнил флягу. Я иду обратно. Мне надо обратно. Мне надо знать.

ГЛАВА 4

Я пошел по своим следам, нашел место, где упал, пытаясь выхватить револьвер. Недалеко высилась скала, на которой действительно мог стоять человек. Там, где я упал, не оказалось чужих следов - только мои.

С большой осторожностью - потому что теперь я совсем не был уверен, что бредил - я двигался среди скал к лагерю...

Он исчез!

Не было ни Доринды, ни коней, ни золота - ничего!

Остались следы 4 или 5 всадников, они подъехали с запада, забрали Доринду, мой винчестер, моих коней. Они, наверное, посчитали меня мертвым. И вот я оказался пеший, один, за многие мили от возможной помощи.

Стоя в тени скалы, я понял, что попал в такую переделку, в которой еще не бывал. У меня оставалась фляга с водой, револьвер и запас патронов в оружейном поясе. Но у меня не было ни лошади, ни пищи, ни одеял. Ближайшее известное мне поселение находилось милях в 100 к западу - мормонский городишко под названием Сан-Бернардин.

Папа всегда учил нас, ребятишек, принимать решения, и как только что-то решено, действовать немедленно. Поэтому я тут же двинулся на запад.

Но в полдень много не пройдешь, поэтому я шел от одного островка тени к другому, часто отдыхая, но все время придерживаясь направления на запад. И где-то глубоко внутри меня разгорался гнев.

До этого я не чувствовал гнева, потому что нас, Саккеттов, трудно разозлить, но когда это случается, мы становимся жестокими и безжалостными.

Еще одна вещь, которой научил нас папа: гнев убивает. Он убивает человека, впадающего в гнев, потому что отбирает у него частицу самого себя.

Когда эта черноглазая девушка там, в Хардивилле, попросила довезти ее до Лос Анджелеса, я почувствовал беду, но беду другого рода. Но теперь преследователи Доринды схватили ее, они стреляли в меня и приняли за мертвого. Они забрали моих коней и золото.

Ну, это может огорчить любого: кажется, время гнева подошло. Это был не дикий и яростный гнев, но холодное, глубоко сидящее чувство, которое вело меня вслед за этими людьми.

Они, скорее всего, поехали в Лос Анджелес. Неважно. Куда бы они не уехали, я найду их.

Кто-то сказал, что любое путqешествие начинается с первого шага. Я сделал этот шаг, и, прежде чем я сделаю последний, прольется кровь.

На закате я уверенно пошел на запад. Моя жизнь зависела от того, успею ли я добраться до воды, прежде чем опустеет фляга. К этому времени бандиты, наверное, уже выехали из Палмс, но это место лежало далеко к северу, а я собирался идти на запад и только на запад.

Человек пешком может пройти за день больше, чем лошадь. У меня не было намерения обгонять лошадей, но если мне удастся найти еду и воду, я приеду в Лос Анджелес ненамного позже их.

Еда...

Живот у меня уже прирос к спине, а желудок, наверное, считал, что мне перерезали глотку, так долго я не ел. Тем не менее, я продолжал шагать.

Мы, горцы, очень хорошие ходоки. Там, в холмах, это наш обычный способ передвижения.

На западе горы поднимались над пустыней футов на тысячу, но мне приходилось залезать и повыше.

Я шел на запад, мерно шагая час с небольшим, потом отдыхал и снова шел. Два-три раза я задерживался в труднопроходимых местах, но к восходу луны я был уже в горах и выбрал узкую индейскую тропу. Она белела на фоне пустыни, извиваясь между скалами. Мне много приходилось ходить по таким тропам, поэтому я сразу узнал ее.

Большинство индейских троп узкие: от 4 до 8 дюймов шириной, и обычно их легче рассмотреть издалека, чем вблизи. Но если по ним долго ходить, такие тропы узнаешь сразу.

Эта шла на юг вдоль горного хребта, и я следовал по ней, пока она не соединилась с тропой, ведущей через горы на запад. На этой тропе у подножия гранитного выхода в высокогорную равнину я нашел еще один источник, отмеченный двумя валунами из белого гранита, которые хорошо виднелись на темном фоне скал.

Я улегся на песке недалеко от воды, поспал и на рассвете, когда солнце еще не показалось из-за горизонта, наполнил фляжку и направился на запад.

Я размышлял о еде, когда наткнулся на лошадиные следы. Там, наверное, было около 50 лошадей, почти все подкованные, и гнали этот табун двое вакерос.

Я тут же укрылся в скалах, чтобы обмозговать свое положение. Это не те края, где лошадей гонят честные люди. На несколько десятков миль вокруг не было ни единого ранчо, и мне в голову не приходило ни одной причины, по которой кому-нибудь понадобилось перегонять лошадей именно здесь, а не в открытую, пользуясь известными тропами и открытыми источниками.А потом я вспомнил разговоры о конокрадах, которые уводили лошадей из Калифорнии, перегоняли их через пустыню и продавали в Аризоне... и наоборот. Похоже, кое-кто занимался этим до сих пор.

Лошади означали воду. Конокрады должны были гнать их через знакомые им места, к определенному месту, а это место могло означать лагерь, убежище, где я, возможно, разживусь едой и лошадью.