Кит на заклание - Фарли Моуэт

Однажды солнечным днем мы с Альбертом дошли до западной оконечности острова Грэнди и по шаткому подвесному мостику — он меньше метра шириной и в шторм раскачивается, как качели, — перебрались на берег собственно Ньюфаундленда. Вскарабкавшись по крутому склону массивного гранитного холма Хэд, мы оказались на высоте шестидесяти метров над бившимися в обледенелые скалы волнами.

Достигнув вершины, мы обнаружили, что не нам одним пришло в голову воспользоваться этим великолепным наблюдательным пунктом, с которого открывается вид на океан и все близлежащие острова.

На краю гранитного выступа, неподвижный, словно и сам он был высечен из скалы, сидел худой, поджарый, жилистый человек с ястребиным профилем — Артур Пинк, один из старейших жителей Мессерса.

Дядя Арт смотрел на остров Ранконтр в большую медную подзорную трубу, которая была, наверное, даже старше, чем он сам. Семидесятивосьмилетний дядя Арт был еще одним представителем рыбаков старшего поколения, упорно не желавших менять свой образ жизни. Когда-то он сам построил себе изящный, прочный ялик, поставил на нем оглушительный двигатель допотопной конструкции и на этом судне в любую погоду все еще ходил в море — даже, в самые отдаленные районы лова. В Бюржо говорили, что «дядю Арта ничем не остановишь; он самому дьяволу в пасть заплывет, если увидит там рыбу».

Но дядя Арт был не просто искусным рыбаком. Он отличался поразительно острым и любознательным умом. Ничто не ускользало от его внимания — от его зрения, слуха, обоняния, даже осязания, и ни одно наблюдение не пропадало у него даром: дядя Арт все помнил, повсюду находил пищу для размышлений. Всю свою жизнь он пристально наблюдал за тем, что происходит в море — и на поверхности, и в глубине.

— Добрый вечер, дядя Арт, — сказал я, потому что на Юго-западном побережье любое время после полудня называется «вечер». — Китов ищете?

Он неторопливо опустил подзорную трубу и улыбнулся,

— Китов, шкипер, китов. И до чего же умные они твари... Видишь, вон там сейнер? Новехонькая посудина, вся стальная... тонн двести, не меньше. И уж оборудована — по последнему слову техники. Я тут глядел, как она сельдь промышляет. А в полумиле от сейнера стадо китов пасется, тоже сельдь ловят. И вот смотрю я на них — ведь они вдвое умнее сейнера со всеми его хитрыми устройствами, к которым еще и человек двадцать матросов приставлено.

И он восторженно расхохотался, хотя по всем законам промысла дядя Арт должен был болеть за рыбаков, а не за их соперников. Но я знал, что он давний поклонник китов. Десятилетним мальчишкой Артур Пинк начал ходить с отцом на четырехвесельной плоскодонке в опасные районы возле Пингвиновых островов, и там, ловя треску, он впервые встретился с китами.

— Была зима, и довольно суровая, — рассказывал он. — Пингвиновы острова лежат в двадцати милях от берега, а вокруг них — сплошные рифы и потопилки, и вода там даже от легкого ветерка вся белая делается. Но треску ловить — лучшего места не найти, да и сельди там тоже было видимо-невидимо. Обыкновенно мы отправлялись в понедельник и рыбачили, пока у нас не выходила вся еда... иногда дней по десять. А ночью или в ненастье выбирались на берег и прятались под куском парусины. Китов тогда вдоль побережья были тысячи. И у Пингвиновых тоже. Бывало, мы себе треску ловим, а они тут же рядом — сельдь промышляют. Иной день ни одной лодки не видать кругом, зато китов столько, что мы будто в центре целой флотилии плаваем. Но они нам не мешали, и мы их тоже не трогали. Другой раз какой-нибудь здоровенный самец, в пять раз больше нашей лодки, всплывет возле самого борта, рукой можно достать, и фонтан в нас пускает. Отец говорил, что они это нарочно — ради шутки. Но мы не обижались, мы все равно в дождевиках сидели. И вот ведь что я тебе скажу: пока они были рядом, я ничего на свете не боялся, мне даже одиноко никогда не бывало. Зато после, когда китов всех поубивали и мне приходилось ходить на Пингвиновы острова и в одиночку там рыбачить, — ох, худо бывало. Посмотришь кругом — ни живой души, и такое чувство, будто весь мир опустел. Да, сынок, скучно мне без китов, скучно. Вот странно: многие считают, что кит — все равно что рыба. Ну нет! Слишком уж он умен. Если хочешь знать мое мнение, так умнее кита никого нет во всем океане...

Помолчав, он снова поднял к глазам подзорную трубу и добавил:

— Так-то... а может, не только в океане, но и на всей земле.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Киты — безусловно не рыбы, хотя немногим более ста лет назад таково было общепринятое мнение, и даже большинство китобоев, знавших китов лучше, чем кто бы то ни было, считали их рыбами. Родословные кита и человека восходят к общим прапредкам — существам, когда-то покинувшим теплые воды первородного океана и рискнувшим выбраться на полную опасностей сушу. Общие прапредки были у нас и позже, среди животных, претерпевших долгую и медленную эволюцию от земноводных к млекопитающим. Но в то время как предки человека остались жить на суше, предки китов около ста миллионов лет назад предпочли вернуться в океан, первоисточник жизни на земле. Потомки тех китов насчитывают сейчас около сотни видов, которые человек, великий классификатор, делит на китов зубатых и китов усатых.

Зубатые киты — подотряд более примитивный, но и более разнообразный, ибо в него входят все виды дельфинов, а также и несколько других семейств зубатых китообразных. К зубатым относятся, например, кашалот, косатка, белуха и морской единорог — нарвал. За исключением кашалота, который иногда достигает восемнадцати метров в длину, зубатые киты отличаются сравнительно скромными размерами.

В подотряде усатых китов только одиннадцать видов, но зато все они, на мой взгляд, — на вершине эволюционного древа китообразных: примерно восемнадцать миллионов лет назад, когда наши предки неуверенно покидали леса, чтобы уже в качестве двуногих начать новую жизнь в африканских саваннах, некоторые виды китообразных стали потихоньку менять зубы на свисающие с нёба роговые пластины. Края этих пластин, расщепленные на тонкие щетинки, образуют густую бахрому; пользуясь ею как ситом, кит отфильтровывает огромное количество крошечных планктонных рачков, а иногда и целые косяки мелких рыбешек. Казалось бы, парадокс: крупнейшее на земле животное кормится такой мелюзгой! Однако результаты этой диеты говорят сами за себя: усатые киты — самые громадные существа, известные человеку. К усатым китам относятся пятнадцатиметровые сейвал и серый кит; восемнадцатиметровые горбач и настоящий кит; двадцатипятиметровый финвал и непревзойденный синий кит, который достигает тридцати пяти метров в длину и весит почти двести тонн.