Самое красное яблоко - Джезебел Морган

день моего приезда. Стоило ему прийти к Элеанор, как она спешила выставить вон и меня, и слуг. Девицы перешептывались и хихикали, злословили, что голубкам опять не терпится наедине остаться, я же чуяла – за закрытыми дверями в полумраке покоев оживают чары лесов и холмов. Кольцо обжигало кожу холодом, и холодом касалось затылка чье-то тяжелое дыхание, и я спешила к себе, запереться, закрыться, спрятаться, хоть и знала: этих гостей никакие засовы не удержат.

Но я их пока не интересовала.

И сейчас Элеанор снисходительно махнула рукой, позволяя удалиться, но стоило мне шагнуть к дверям, как дорогу мне заступил Гленн. Я замерла, разглядывая королевича с удивлением и недоверием. Я помнила его чахнущим и меланхоличным, погруженным в свои мысли столь глубоко, что мир для него становился не реальнее зыбкого предрассветного сна. Теперь же на щеках королевича цвел нездоровый румянец, а глаза блестели, отражая малую часть чувств, подобных зимнему сиянию небес. Гленн ожил, сбросил туманную оторопь и очнулся от наваждения, но его улыбка… его улыбка пугала. Неестественно широкая, подрагивающая, болезненная, словно его самого тяготили слишком яркие и сильные чувства.

Ярче и сильнее тех, которые может испытывать человек.

Он одержим ею, с безнадежной усталостью подумала я. Он жаждет ее, как жаждут новой порции дурманной травы те, кого она сломила и подчинила. Та же зависимость – бесконечная, отчаянная, с предсказуемым концом.

Мне стоило большого труда спрятать жалость на самой глубине глаз.

– Милая Джанет, прошу, останьтесь! – Гленн смеялся. В холодном блеске зимнего солнца он почти светился; лучи путались в непослушных волосах, ореолом окружая его лицо. Он одарил меня лучезарной улыбкой и тут же забыл обо мне, обернувшись к Элеанор: – Возлюбленная, отец решил пригласить тебя сегодня в увлекательную поездку!

– Тебе стоит вернее выражаться, брат мой. – Резкий, властный голос раздался за спиной королевича, и в покои королевны шагнул Рэндалл, зловещий и сумрачный рядом с братом, словно властитель неблагих духов.

Он улыбнулся, и тепла в его улыбке было не больше, чем в блеске металла.

– Наши министры хотят показать отцу нечто весьма занятное: диковинку с континента, железную дорогу. Но ему недосуг, и он отправляет нас. Мы решили, что вам обеим будет интересно взглянуть на нее – после наших-то старых стен.

Элеанор замялась: она хотела отправиться в поездку, вырваться из покоев, в которых волей короля заперта до свадьбы, как пленница, но и сомнения ее не оставляли. Ей ли не помнить, как опасно для чар железо?

7

У ступеней дворца нас ждали два экипажа – мне предстояло ехать вдвоем с моей подопечной. Путь предстоял неблизкий, и я все гадала: что ж это за диковинка, как она выглядит? И вправду ли дорога, мощенная железом вместо камня? Но зачем? Разве что наши соседи на континенте научились так отваживать добрых соседей от своих владений.

Элеанор то радовалась поездке, как дитя, жадно следила за силуэтами домов и рощ в предместьях, то принималась кутаться в меха и морщиться, когда экипаж начинало потряхивать на неровных каменных плитах.

– Они совсем не берегут моего ребенка, – жаловалась она. – Как Гленн это допустил?

Я отмалчивалась, поправляла ее накидку, вкладывала в ладони инкрустированную серебром флягу с травяным отваром, согревающим и унимающим слабость. Под глазами Элеанор легли густые тени, а губы побелели. Дышала она медленно и глубоко, словно сдерживая дурноту. И не было у меня уверенности, что дело только в ребенке, которого она носила под сердцем.

На самом деле ее берегли – наш экипаж ехал медленно и осторожно, сильно отстав от экипажа королевичей, хоть и не теряя его из виду. Воздух едва колебался; безжизненное безветрие накрыло пригород, словно чаша. Чем дальше мы уезжали от столицы, тем труднее становилось дышать: воздух сделался тяжелым и горьким, после него на языке оставался густой медный привкус, и я раз за разом сглатывала вязкую слюну, но не могла от него избавиться.

Но пугало не это. Я не понимала, куда нас везут. Зимнее солнце слепым глазом подглядывало сквозь рваный саван туч, и тень ложилась под колеса нашего экипажа, становясь все короче и короче. Дорога вела на запад. Разве есть к западу от столицы хоть что-то, кроме гор и болот?

Когда голые, едва прикрытые снегом поля сменились холмами, меня начало колотить – настолько сильным и тяжелым стал запах. Редкие, уродливые дома мелькали в стороне – низкие, длинные, с мелкими окнами под самой крышей. Я не хотела думать о том, кто согласится в них жить. Узкие трубы высились над ними, и черный дым валил в небо.

Вскоре дорога стала лучше, глаже, и вокруг вырос маленький городок: скучный и серый, полный таких же скучных и серых людей. Элеанор все больше и больше хмурилась и куталась в меха, резко и раздраженно выдыхала колючий пар.

На площади нас уже ждали: Гленн встревоженно всматривался в дорогу, и только когда Элеанор нетвердо ступила на камни, посветлел и улыбнулся. Рэндалл стоял рядом, внимательно выслушивая нескольких мужчин в строгих темных одеждах. Только приблизившись, я заметила слишком резкие и грубые черты лица, слишком светлые глаза – отличительный признак выходцев с континента. Матушка рассказывала о них, о народе, у которых и неотесанные матросы, и благородные господа на одно лицо. Но что они делают здесь, не в столице и даже не в приморских торговых городах?

– А вот и наши прекрасные леди, – обернулся к нам Рэндалл, стоило только приблизиться. – Надеюсь, вас не слишком утомила поездка, прекрасная Джанет?

Я удивленно моргнула и отступила на полшага назад. Разве меня стоило спрашивать, моим самочувствием интересоваться? Или старший королевич снова затеял непонятную мне игру, в которой я непременно должна подыграть ему – и проиграть?

– Благодарю, Ваше высочество. Но о самочувствии стоило бы спрашивать леди Элеанор. Ей дорога далась тяжелее, чем мне.

– О, не сомневаюсь. – От улыбки королевича у меня грудь льдом сковало. – Ей все дается тяжелее, в том числе и обучение, как я вижу. Или, может, вы не справляетесь с ролью наставницы?

Он смотрел над моим плечом, и я спешно обернулась, чтобы увидеть, как посеревшая Элеанор виснет на руке обеспокоенного Гленна. Все ее сияние, весь цвет словно выпил кто-то, оставив изможденную оболочку.

Улыбка далась мне неимоверно тяжело.

– Я расписалась бы в своей ничтожности, будь я вашей наставницей. Ваше высочество, разве вы не должны представить нам ваших собеседников?

В глазах Рэндалла загорелся веселый огонек – как у рыси во время охоты.

– Вы подловили меня,