Письмо звездному мальчику - Анна Антонова

– В общем, жесть, – подытожила Юлька.

Я согласно кивнула, а она вдруг хихикнула:

– Представляешь, что у него там за костюм? Наверняка весь в каких-нибудь оборочках!

– С чего бы это? – удивилась я. – Большую часть сказки он ходит в лохмотьях. А половину так и вообще проводит страшным, как гадюка, и противным, как лягушка.

– Кстати, интересно, как же они бедного Шмарова устрашнять будут? – задумалась Юлька.

– А также заковывать в цепи и бить палками, – кивнула я.

– Ну, это тебе должно понравиться, – хмыкнула моя добрая подружка. – Ты же любишь, чтобы можно было пожалеть.

– Люблю, – не стала отказываться я. – И просто горю желанием насладиться этим леденящим душу зрелищем!

– Вот в эту субботу и насладимся, – сказала Юлька, открыв сайт нашего театра и заглянув в раздел «Репертуар». – Ой, нет! – вдруг спохватилась она. – Вечером-то в субботу «Королева Марго»!

– Ну и что, – пожала плечами я. – Сходим и туда, и туда.

– А нам плохо не станет от двух спектаклей подряд? – забеспокоилась подружка о нашем душевном здоровье.

– Да уж переживем как-нибудь, – легкомысленно отмахнулась я. – Ты о Шмарове подумай – ему каково два спектакля в день играть!

– А у него роли похожие, – невозмутимо заметила Юлька. – Не надо перестраиваться. Как вошел с утра в образ, так до самого вечера…

– Ничего подобного! – воспротивилась я. – Нисколько не похожие! Там он вредный и злой, а тут…

– Добрый и хороший, – подхватила она. – На целой последней странице!

– Ну и что, что на последней, – упорствовала я. – Зато здесь происходит развитие персонажа, изменение его характера, а в «Королеве» он статичен…

– Ты сейчас черновик сочинения готовишь? – хмыкнула Юлька.

– Да ну тебя, – отмахнулась я. – Ничего ты не понимаешь в высоком искусстве.

– Зато много понимаю в маловысоком, – с намеком сказала она.

На это я не нашлась, что ответить, просто отвернулась к монитору и констатировала:

– Зря мы прикалывались, бывает и белое, и желтое, и, не поверишь, красное золото!

Глава 8

Оборочки для сильного и злого

В пятницу вечером мы сидели у Юльки и обсуждали завтрашний поход на «Звездного мальчика».

– Что скажут билетерши? – переживала я. – Здоровые дуры пришли на детский спектакль!

– А мы притворимся детьми.

– Как это?

– Наденем гольфики и завяжем бантики.

– Сейчас даже первоклассницы не носят гольфики и бантики, – отмахнулась я.

– Ох, Лера, не ходи на сказку – хуже будет! – вдруг зловеще протянула Юлька.

– Это еще почему?

– Ты только представь: взрослый дядя играет маленького мальчика – в гольфиках и бантиках! Смех один!

– Во-первых, не такого уж и маленького, – рассудила я. – А во-вторых, взрослый дядя в роли мальчика всяко лучше взрослой тети!

– Тут ты права, – вынуждена была согласиться Юлька. – А помнишь ли ты, какой у него там герой? Сильный и злой. Тебе такие не нравятся. Разочаруешься еще.

– Во-первых, прекрасно помню. А во-вторых, откуда ты знаешь? – заспорила я. – И потом, это он только сначала сильный и злой, а потом очень даже жалкий и несчастный. Все, как я люблю.

– Притом в оборочках, – добавила она.

– А также в лохмотьях, цепях и кандалах, – подхватила я. – Причем бо€льшую часть спектакля.

– Но потом-то все равно в оборочках! – не успокаивалась Юлька.

– Как будто в «Королеве Марго» не в оборочках!

– Нет, слабый и несчастный в оборочках – это одно, – продолжала потешаться подружка. – А вот сильный и злой – совсем другое!

Но что бы она там ни говорила, я была полна решимости посмотреть на сильного и злого Шмарова в оборочках.

– Оставайся сегодня у меня, – предложила Юлька. – Мои все равно на дачу на все выходные укатили.

– В такой-то холод?

Она лишь развела руками.

Погода и правда не радовала никого, кроме меня, главной нелюбительницы весны: от тепла не осталось и следа, температура снова упала почти до нуля, а с неба сыпался не то дождь, не то снег.

– А что там вообще так рано делать? – удивилась я.

– Ничего ты не понимаешь, – снисходительно пояснила подружка. – Готовиться к открытию сезона, вот что! Порядок в доме наводить и всякое такое. Меня тоже пытались затащить, еле отбилась. Все ради твоего Лешеньки!

– Ой, можно подумать, ты так на дачу рвалась! – не поддалась я. И тут же спохватилась: – Никакой он не мой.

Подумала еще немного и уточнила:

– Пока.

Юлька хмыкнула, но от комментариев воздержалась, спросила только:

– Ну так что, остаешься?

– Даже не знаю… – задумалась я. – Одета я затрапезно, да и косметики с собой нет…

– Косметику возьмешь мою. А одета ты вполне прилично, – заверила она. – Пусть наряжаются те, кто в театр раз в год ходит. А которые, как мы…

Я засмеялась:

– Ладно, уболтала. Только домой позвоню.

Мы, конечно, протрепались допоздна, и перед тем, как лечь спать, я долго и тщательно заводила будильник.

– Зачем так рано? – зевала Юлька.

– А за цветами?

– Ты что, совсем уже?.. – с нее даже слетел сон. – Неужели и правда собираешься снова подарить?

– А ты сомневалась? – усмехнулась я.

Разбудил нас звонок Юлькиного мобильного.

– Алло. Да, привет, мам, – сонно проговорила она, немного послушала и взвилась в постели: – Что? Ты с ума сошла? Нет, не могу, я в театр иду! Да, теперь я хожу в театр еще и по утрам! – Она еще немного послушала, сникла и понуро сказала: – Да, поняла. Ну поняла, поняла, что тетя Света попросила… Ладно, пока.

Она нажала на отбой и виновато посмотрела на меня:

– Маминой подруге срочно диск один нужен, она маме позвонила, а мама мне. Сказала, где лежит. Тетя Света сейчас за ним приедет.

– А не может она вечером приехать? – зацепилась я. – Или хотя бы после обеда?

– Нет, ей срочно.

– А одна я не пойду, – тут же решила я.

– Вот еще! – воспротивилась Юлька. – Ты уже настроилась, значит, иди. Потом мне все расскажешь.

– Но мне страшно, – пожаловалась я.

– Что тебе страшно? – прищурилась она. – С цветами по театру ходить? Дарить их ты как-то не сильно боялась! И потом, скоро сезон закончится и лавочка вообще прикроется! Не успеет он тебя запомнить.

– Думаешь, уже забыл? – хмыкнула я.

Но это решило дело. Я быстро оделась, накрасилась Юлькиной косметикой и вылетела из дома.

Погода наутро нисколько не улучшилась, по-прежнему шел мокрый снег. Позавтракать я не успела – проснулись мы почему-то от звонка не будильника, а Юлькиного телефона, и произошло это значительно позже намеченного времени. Так что, выйдя из метро, я завернула к киоску за датским хот-догом, перепрыгивая через лужи в уже и без того мокрых ботинках.

Так я и подошла к театру: через плечо сумка, в одной руке букет белых хризантем, в другой – бутерброд. По аллейке к центральному входу неторопливо стекались родители с детьми.

Идти в театр с бутербродом было бы уже слишком. Я забилась в дальний угол сквера, положила цветы на грязную от размокших прошлогодних листьев скамейку и стала есть, уткнувшись взглядом в глухую серую стену. За спиной слышались детские голоса, приглушенные падающим снегом.

Откуда-то прибежала большая белая собака – грязная и мокрая, как все вокруг – и стала заинтересованно обнюхивать целлофан.

– Уйди, собака, – угрюмо сказала я. – Отойди от моих цветов. Это Шмарову.

Я резко обернулась – вдруг показалось, что за спиной кто-то стоит. Не хватало еще кому-нибудь услышать, как я беседую с уличной дворняжкой! Убедившись, что я намерена доесть бутерброд сама, собака убралась. Из театра донесся первый звонок.

Против ожиданий, никто не проявлял ко мне интереса: родители занимались детьми, а бабульки-билетерши, видимо, насмотрелись и не на такое. Однако совсем затеряться в толпе мне все же не удалось: в фойе я неожиданно столкнулась с фанатами в лице едва ли не единственного их представителя мужского пола. Мы так и не познакомились официально, но в лицо друг друга, конечно, давно знали. Мне также было известно, что парня зовут Кириллом.

– Привет! – неожиданно сказал он.

Видимо, удивился, увидев знакомое лицо на детском спектакле – больше никого из фанатов тут не наблюдалось.

– Какими судьбами? – светски поинтересовалась я.

– Все равно дома делать нечего, – вздохнул он и спросил: – Кому цветы?

– Шмарову, – сказала я и, спохватившись, умолкла: слишком уж проникновенно это прозвучало.

Но Кирилл не удивился и серьезно кивнул:

– Хороший актер.

Мимо нас прошла страшненькая девчонка, та самая, что постоянно дарила цветы Теркину. Она поздоровалась с Кириллом, а я не упустила случая поинтересоваться:

– Ты ее знаешь?

– Да это ж Катька, – небрежно бросил он. – Ее тут все знают.

– Я не знаю, – с достоинством ответила я.

– По Теркину сохнет. Золотую цепочку ему недавно подарила.