Есть только ТЫ - Марта Заозерная

испортили, Наталья Леонидовна. Ни Маша, ни Андрей Евгеньевич не виноваты в том, что Вы от одиночества на стены лезете. Давайте не будем Колю пугать. Спасибо, что за сыном присмотрели.

Гляжу на мальца, он не поймет, чего бабушка разоралась, сидит плотно губки сжав и глядит на неё с непониманием.

— Я с внуком осталась, чтобы Маша развеялась и нашла себе кого — то получше, чем ты! — выплевывает, приближаясь к истерике. — Нашла себе не пойми кого. Что ты ей дать можешь? Ничтожество! Воспитания нормального не получил. Без родителей то, — фыркает дрянь, дескать, понятно всё и так. — Рос неизвестно как, пока брат развлекался. Таким же раздолбаем стал.

Охуеваю от услышанного.

Понятно же было, что я чувств родственных к ней не питаю, но сегодня очередной рубеж пересекает. Никому нельзя пренебрежительно в адрес родителей высказываться. Плохо помню их. Только образы от которых веет теплом. Добрая, спокойная, даже кроткая мама. И отец волевой. Мы с Димой его с полуслова слушались.

Мысленно проговариваю детскую считалочку. Нужно успокоиться, но ярость лишь набирает обороты. Если не исчезнет с глаз моих, то в этот раз не сдержусь. Толку то. Всё равно думают все, что я рукоприкладством занимаюсь.

— Коляш, приготовишь с мамой завтрак? — обращаюсь к сыну, намеренно на его бабку не глядя. Когда — то я слыл человеком спокойным, сейчас же у меня нет и капли терпения лишнего. — Я скоро вас догоню.

— Серёжа… — робко шепчет Маша, с опаской хватая меня за руку.

Остро её тревогу ощущаю. Пздц. Боится, что я маму тут раскатаю⁈ Как будто мне мараться об неё хочется.

— Я маму твою провожу и присоединюсь к вам. Маша, всё хорошо. Приготовь нам яичницу, — прошу как бы между прочим.

Готовить умею, но живя один питался лишь посредством доставки готовых блюд.

Маши кивает и забирает сына к себе на ручки.

Благодарен Богу и ей, что на этот раз концерт не поддерживает. Могла бы как в прошлый раз броситься маму свою успокаивать. Слово за слово… Да чего там говорить, для ссоры многого не надо, достаточно желания поругаться одной из сторон.

— Если ты сейчас уйдешь и оставишь меня с ним наедине, — тычет пальцем теща в мою сторону. — То можешь считать дочери у меня больше нет! Навсегда предательницей будешь! Бесстыжая! Я всё для тебя…

Нескончаемые причитания переходят в гневный крик. Уже поперек горла стоит это всё. Театралка хренова.

Маша в отчаянье смотрит то на меня, то на мать. Ей физически больно. Ощущаю её ужас кожей.

Тяжело вздохнув, прошу Машу выйти из комнаты. Предельно мягко, чтоб не было мысли, что обижу родительницу. Никогда в мыслях не было ударить особу женского пола, хотя надо сказать Никто не злил меня так сильно как мать жены. Никто и никогда. По мнению большинства друзей — я максимально спокойный и легкий человек. Был. Последние годы вымотали не только Машу. Я тоже себя не узнаю, но я ведь мужик. Мне некому это в претензию поставить.

Не имея желания себя накручивать, намеренно мимо ушей едкие слова пропускаю. Как только Маша с начинающим плакать Колей в дверном проеме скрываются, Наталья Леонидовна подпрыгивает на месте. Полагаю, что её не нравится мой суровый взгляд.

Хочется, мне тоже хочется свирепствовать и всё вокруг разносить к чертям, лишь бы её тут больше не было никогда. Дать понять, чтобы она не смела лезть в мою семью! Но я держусь.

Она тут же пользуется моим зависанием секундным. Торопится за дочкой побежать. Не всё ещё высказала. Не успевает пройти мимо меня. Преграждаю путь и за запястье хватаю. Не сильно, но ощутимо. Так чтобы вырваться не смогла.

— Пусти меня, ублюдок несчастный! — вопит уже во все горло. — Что ты себе позволяешь⁈

— Провожаю Вас, мама, — тащу её за собой к выходу.

Желание спустить с лестницы непреодолимо.

— Не нужен мне такой выродок. Вот увидишь и Маша от тебя сбежит! Псих ненормальный, — цедит сквозь зубы, всё так же пытаясь вырваться.

На её глазах слезы блестят, но не жалко не капли. Моя ярость выходит из под контроля, виною тому угрозы её. Хочется взять что — то потяжелее и разбить тупую, злобную голову.

Глава 9

Глава 9

Сергей

Маша мило улыбается, глядя на меня, но в её глазах я столько печали замечаю. Хоть вой.

Она старается казаться беззаботной, но тоска из-за матери рвется наружу. Вот уже две недели они не общаются. Маша звонила несколько раз, но родительница или сбрасывала вызов, или не брала трубку.

Тётя Маши ей рассказала, что сестра в глубокой депрессии пребывает. Места себе не находит из-за безразличия дочери. Страдает. Только вот я не верю. Жена, как обычно, ведётся, переживает, как бы у матушки сердце не прихватило. Манипуляции на тему здоровья, как не трудно догадаться, у Леонидовны излюбленный способ психологического давления.

— Скоро приедем? — сын, сидящий за мной, толкает с силой водительское кресло ногами.

Заскучал.

— Доедем — я тебе тряпку дам, будешь вытирать, — напоминаю ему, что не люблю грязь в салоне. — Через пятнадцать минут будем на месте.

— Ну, па — а — ап, — тянет засранец, зная, что ему ничего не будет.

Просек истину он сразу. Даже та же бабушка его только пугает и особо не ругает за шалости.

— Серёжек, я вытру следы.

Маша, в отличии от сына, за чистую монету все принимает. Сглаживать углы — её основное занятие. Росла она в состоянии постоянного стресса и сейчас пытается изо всех сил создать вокруг себя бесконфликтную среду.

За первые месяцы нашей совместной жизни мне удалось дурь эту из неё выветрить. Сейчас с новой силой начала себя накручивать. Вернулись на исходную.

Прекрасно помню тот день, когда поздно ночью заплаканная Маша появилась на пороге квартиры родительской. Тогда я уже жил в ней сам. Брат съехал, как только понял, что я вполне самостоятельный.

Она была вымученная, с опухшими от слез глазами, держала в руках небольшую сумку с вещами. Полноценно собраться ей мать не дала, выставила в чем есть. Надеялась, что Маша во избежание конфликта пойдет, как всегда, на уступки и выполнит указания. Но в тот раз Маша впервые проявила характер. Собралась и приехала ко мне, не смотря на слова матери о том, что она жизнь испортит и себе, и мне, и ребенку, которого нам нечем будет даже кормить.

Повзрослеть резко пришлось. Оно того стоило. Не представляю, как жил бы, если бы Маруся на аборт согласилась.

Время было хорошее. Я мог себе позволить много времени с семьей проводить. Начали ремонт делать, чтобы оборудовать детскую. В процессе я понял, что не хочу менять особо родительскую квартиру. Спальня родителей так и осталась нетронутой после их смерти. За столько лет мы даже косметический ремонт в ней не делали.

Наступив себе на гланды, они же гордость, пришлось у Димона денег занять и купить другую квартиру, в которой мы сейчас живём. Обещал ему отдавать по мере возможности. Понятно же какие возможности были? Маше двадцать, мне двадцать один было на момент рождения сына. Вышки — и те не окончены. Именно в тот момент я перестал сдерживать свои темные стороны.

Азарт. Он во мне был всегда. Зная, что остановиться сил не будет, я старался не злоупотреблять ставками. Боролся со своей темной стороной воздержанием. Но когда долг многомиллионный повис на шее, сопротивление стало бессмысленным. Дима не говорил вообще о том, что вернуть надо будет, но самому не хотелось ответственность на него перекладывать. Пришлось вертеться.

Легкие деньги легко приходят, и уходят тоже легко. Даже сейчас я могу на ставках миллион выиграть за вечер, в могу два развеять по ветру. Содержать семью только на выигрыши нереально. Путь в никуда. Поэтому подкопив денег мы с другом занялись флиппингом.

Первую убитую хату мы купили за лям. Убитая однуха. С дрожью вспоминаю её состояние до ремонта. До ремонта, который мы с ним сами делали, чтобы сэкономить. В итоге всё удачно вышло. Слили её по хорошей цене. Это была одна из самых удачных наших сделок. Денег прилично заработали. Но счастья не принесла затея. Пока я сутками напролет