Клоун. История одной любви (СИ) - Монакова Юлия

Динка смеялась вместе с ним, и он готов был из кожи вон вылезти, лишь бы на ее губах как можно дольше играла эта потрясающая улыбка.

— Но в итоге же все равно научился? — уточнила она.

— Научился, — кивнул Макар. — Пришлось п-полтора года потратить на подготовку полноценного д-десятиминутного номера в воздухе. Уже не с родителями, а соло…

— А это страшно? — наивно спросила Динка, по-детски округлив глаза. — Ну, вот когда ты там — наверху…

— Конечно, страшно, — просто ответил Макар. — Вообще специфика воздушной г-гимнастики в том, что это очень опасно. Мы ведь часто б-без страховки работаем, а что это значит?

— Что? — завороженно откликнулась Динка.

— Что если раскроется рука — то все, пипец. Или сам упадешь, или человека уронишь, если работаешь с п-партнером.

— Наверное, нужно очень сильные руки иметь? — с уважением протянула Динка, покосившись на Макара.

— Не т-только. Нужно этими руками еще очень хорошо… чувствовать, — сумбурно объяснил он. — А когда с п-партнером выступаешь, там вообще сложно… п-притирка очень долго идет, поэтому у гимнастов обычно складываются постоянные пары на много лет.

— Как у твоих родителей? — понимающе спросила Динка.

— Ну да… — отозвался он, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

— А свои номера ты сам готовил или они тебе помогали?

— Скорее, к-консультировали. После моих выступлений мама всегда устраивает разборы п-полетов. Отругать может — где-то не то выражение лица, где-то носок недотянул… А п-папа обычно стоял на лебедке, — быстро добавил Макар. — Это аппарат, который поднимает наверх. Следил за б-безопасностью…

— А ты перед самым выходом на арену боишься? — вопросы сыпались из Динки как горох.

— Боюсь, — честно признался Макар. — Иногда прямо внутренняя п-паника захлестывает, истерия какая-то, аж пальцы т-трясутся. Стыдно ужасно, но я не могу это остановить…

Он не стал упоминать о том, что после гибели отца не мог выходить на манеж несколько месяцев, но потом тяга к полетам все же пересилила.

— И как ты с этим справляешься? — протянула Динка сочувственно. — Молишься?

— Скорее, медитирую, — хмыкнул он. — П-перед самым номером на несколько секунд закрываю глаза, настраиваюсь и ухожу в себя. Мысленно обращаюсь к к-какому-то высшему разуму.

— Офигеть, — выдохнула она восхищенно. — Я бы никогда не смогла…

Чтобы сбить пафос момента, Макар тут же добавил:

— Знаешь, может, я циник… но к-когда практически каждый день жизнью рискуешь, очень смешно наблюдать, к-как за кулисами перед выступлением стоят жонглеры… ну, те, которые б-булавы подбрасывают… стоят, значит, к-крестятся и молитвы бормочут.

Динка расхохоталась, чего он и добивался.

Тем временем трамвай незаметно подполз к остановке «Цирк».

— Упс! — Динка торопливо вскочила и дернула Макара за рукав. — Чуть не проехали! Бежим!

10

Макар еще и сам не чувствовал себя абсолютно «своим» в Светлоградском цирке, но, раз уж вызвался провести для Динки экскурсию по закулисью, пришлось волей-неволей взять на себя обязанности радушного хозяина. И теперь — с позиции хозяина — он искоса посматривал на девчонку, с волнением оценивая: нравится ли ей? Не скучно ли? Почему-то для него было очень важно, чтобы Динка прониклась всей этой цирковой атмосферой, так сильно любимой им самим. Чтобы ей тоже было приятно дышать тем воздухом, который Макар с наслаждением вдыхал практически с самого рождения.

Похоже, Динке действительно было интересно: глаза ее горели, и она с восторгом осматривалась вокруг. Все цирковые артисты, попадавшиеся им навстречу, тоже со сдержанным любопытством косились в ее сторону, но не задавали Макару лишних вопросов. Увидев в одном из закоулков парня, подбрасывающего и ловящего булавы, Динка покосилась на Макара и, не выдержав, захихикала — очевидно, вспомнила его рассказ про то, как жонглеры молятся перед выходом на арену.

— Привет, Мак, — поздоровался парень, продолжая непринужденно жонглировать, — ты что-то рано сегодня, манеж занят пока.

— Я в курсе, — кивнул Макар. — Мы тут пока просто… п-погуляем.

— А, ну давай, — стрельнув в сторону Динки быстрым незаметным взглядом, кивнул тот и ушел, не прерывая жонглирования даже на ходу.

— Круто у него получается! — восхитилась она. — Как будто никаких усилий не прикладывает вообще.

— В этом и заключается г-главная цель циркового искусства, — пожал плечами Макар. — С видимой легкостью выполнять адски сложные номера… чтобы п-публика офигевала. Тут же нет обмана или п-подставы — все трюки выполняются по-честному и сразу. Никаких вторых д-дублей.

— Круто… — повторила она мечтательно. — А помнишь, ты рассказывал про международный фестиваль, где увидел итальянскую девочку-гимнастку? Ну, ту самую, которая тебя вдохновила?

— Да, а что?

— Тебе вообще часто на такие фестивали ездить приходится?

— Ну к-конечно. Это необходимо для профессионального роста. На д-других посмотреть, себя показать, — улыбнулся он. — Я несколько раз становился п-призером молодежных цирковых фестивалей, а родители семь лет назад даже п-получили «Золотого клоуна» в Монте-Карло, — и, увидев, что Динка непонимающе округлила глаза, пояснил:

— Это п-практически то же самое, что завоевать «Оскар» в кино. Очень п-почетная и престижная награда!

— Обалдеть… — пробормотала она.

— А хочешь, в конюшню сходим? — предложил он. — На лошадей посмотрим.

Динка расцвела:

— С удовольствием!

Впрочем, о решении привести Динку в конюшню Макар очень скоро пожалел. С лошадьми в местном цирке работала династия наездников Аслахановых — все джигиты как на подбор, статные красавцы с черносливным взором. Как назло, в тот момент двое из братьев Аслахановых как раз были в конюшне — и уж они не могли спокойно пропустить появление незнакомой симпатичной девушки.

Особенно усердствовал младший из братьев — девятнадцатилетний Маирбек. Он с удовольствием вызвался познакомить Динку с лошадками, позволил ей покормить четвероногих красавцев морковкой с ладони — при этом, поддерживая Динкину руку якобы с целью помочь, практически прижался к ней всем телом. Макар буквально кипел от ревности, но из последних сил сдерживался: Динка, похоже, ничего не замечала, полностью поглощенная лошадьми, и щебетала без умолку. Его брат Заурбек тоже не отставал — сыпал сценическими байками и анекдотами, веселыми случаями из цирковой жизни, а Динка весело хохотала, отчего Макар все больше мрачнел.

— Ладно, п-пойдем, — не выдержал он наконец, — что-нибудь еще посмотрим.

Она с видимым сожалением оторвалась от лошадей.

— Приходи на представление, красавица! — радушно пригласил Маирбек. — Посмотришь нашу джигитовку[6]… — и залихватски подмигнул, чуть ли не облизываясь на нее, как кот на сметану.

— Спасибо, обязательно приду, — пообещала Динка с улыбкой.

Они уже вышли из конюшни, когда Макар вдруг остановился.

— П-подожди меня минутку, — попросил он; в голосе звенело тщательно сдерживаемое напряжение. — Я сейчас, быстро…

И метнулся обратно.

Братья Аслахановы о чем-то весело переговаривались, но при виде Макара переглянулись и затихли. Только у Заурбека в глазах притаилась насмешка — или Макару это просто показалось на нервах? Он и сам толком не знал, что собирается им сейчас сказать, но злая энергия бурлила внутри и буквально требовала выхода.

— Что-то забыл, брат? — дружелюбно, как ни в чем не бывало, поинтересовался Заурбек, и Макар почувствовал себя полнейшим придурком.

Может, он и правда зря себя накрутил? Никто на его драгоценную Динку посягать и не думал… И в этот момент Маирбек, расслабившись, одобрительно выдал:

— Ты где такую роскошную девушку нашел? Просто персик! — и похабно причмокнул губами.

У Макара потемнело в глазах, едва он услышал этот «пэрсик». Не помня себя, он кинулся к Аслаханову-младшему, сгреб его в охапку, встряхнул, собираясь то ли швырнуть на пол, то ли ударить о стену…