GA 222 - Импульсирование мирового исторического становления духовными силами - Рудольф Штайнер

Человек только с течением времени развился до того, чтобы воспринять внутрь себя самого то, что прежде ему представлял объективный внешний мир. Это произошло лишь постепенно в ходе развития человечества. Если мы теперь вернёмся далеко назад ко временам, предшествовавшим атлантической катастрофе, к атлантическому периоду, то я попрошу вас представить себе образ человека таким, как я описал его в своих книгах – «Очерк тайноведения» или «Из Акаши-Хроники». Как вы знаете, эти люди обладали совсем иным обликом, и вещество, составляющее их телесность, было более тонким, чем оно стало позднее, в послеатлантический период. А вследствие этого и душевное находилось в иных взаимоотношениях с внешним миром, всё это описано в названных книгах. Эти атланты совсем по-иному переживали мир. Я хочу привести только один пример того, какого рода переживания они имели. Атланты не могли иметь переживания терции и даже квинты. Музыкальное переживание начиналось у них, собственно, только с восприятия септимы. И затем они воспринимали более широкие интервалы; самым малым интервалом была для них септима. А терции и квинты они не слышали, они не существовали для атлантов.

Но вследствие этого, переживание музыкальных тонов вообще было совершенно иным, душа имела совершенно иное отношение к сочетанию тонов. Если музыкально жить только в септимах, не пользуясь промежуточными интервалами, причём жить в септимах таким натуральным образом, как жили в септимах атланты, то воспринимают музыкальное совершенно иначе: воспринимают его не как нечто, относящееся к человеку, или происходящее в человеке, но в момент такого музыкального восприятия ощущают себя вне тела, живут вовне, в космосе. Так оно и было у атлантов. У атлантов было так, что музыкальное переживание совпадало у них с непосредственным религиозным переживанием. Их переживание септимы представлялось ими так, что они не смогли бы сказать, что они сами имеют какое-либо касательство к образованию септимных интервалов, но они ощущали, как Божества, которые правят миром и мировыми процессами, выявляют себя в септимах.

Для них не было никакого смысла в словах: «Я создаю музыку», они могли ощутить смысл лишь в словах: «Я живу в созданной Божествами музыке». Хотя и в значительно ослабленной степени, подобное переживание музыки сохранялось и в послеатлантическое время, в те времена, когда жили ещё, в основном, в интервалах квинты. Мы не должны сравнивать это с современным ощущением людьми квинт. Сегодня человек ощущает квинту примерно как впечатление от чего-то внешнего, ничем не заполненного. Квинта для него есть некая пустота. Хотя и в лучшем смысле этого слова, но всё же - пустота. Квинта стала пустой, потому что Боги отступили от человека.

Ещё и в послеатлантическое время человек вначале переживал при восприятии квинт, что в этих квинтах живут Божественные существа. И лишь позднее, когда в музыке появилась терция, большая и малая терция, тогда наступило то, что музыкальное как бы погрузилось в человеческое сердце, и человек при своём музыкальном переживании не чувствовал себя уже более витающим вовне. В эпоху же квинты человек при музыкальном переживании оказывался душой совсем вовне, вне себя самого. С наступлением же эпохи терции, которая, как вы знаете, наступила сравнительно поздно, человек при музыкальном переживании стал ощущать себя в себе самом. Он принимает музыкальное в свою телесность, он вплетает музыкальное в свою телесность. Поэтому вместе с восприятием терции наступает различие между мажором и минором, и начинают переживать, с одной стороны то, что может быть пережито при мажоре, а с другой — то, что может быть пережито при миноре. С возникновением терций, с приходом мажора и минора музыкальное переживание связывает себя то с человеческим повышенным радостным настроением, то с подавленным, печальным, мучительным, то есть с теми настроениями, которые человек переживает, будучи носителем своего физического и эфирного тел. Человек как бы забирает из Космоса своё переживание Вселенной и связывает себя самого со своим переживанием мира. В древние времена он имел своё важнейшее переживание мира таким, что оно освобождало его душевное так, что он мог сказать: мир музыкальных тонов извлекает моё «Я» и моё астральное тело из моего физического и эфирного тел. Я сплетаю моё земное существование с Божественно-духовным миром, и образы музыкальных тонов звучат как нечто такое, на крыльях чего Боги несутся через Вселенную, движут её, и я переживаю это, когда я воспринимаю музыкальные тона. Это происходило во времена, которые я позволю себе назвать эпохой квинты, а в ещё более сильной степени во времена септимы. На этом частном примере, относящемся к определённой области, вы видите, как космическое переживание спускается к человеку, и как космос внедряется в человека. И когда мы возвращаемся к древним временам, то мы должны искать главные переживания человека в сверхчувственном, а затем приходит время, когда человек как (если можно так выразиться) чувственно-земное явление уже должен быть принят во внимание при описании важнейших мировых событий. Это происходит в то время, которое наступает после того, как совершилась передача мыслей от Духов Форм к Началам. Это выражается также и в том, что прежняя эпоха квинт, которая существовала до этой передачи, переходит в эпоху терции, в эпоху переживания мажора и минора.

Но особенно интересным будет, если мы обратимся к рассмотрению этих переживаний в ещё более ранние времена, чем атлантические, во времена человеческого земного развития, исчезающие в седом прошлом, но которые мы можем всё же лицезреть с помощью сверхчувственного видения. Мы приходим тогда к периоду, который описан мною в «Очерке Тайноведения» как Лемурийский период. В те времена человек вообще не мог воспринимать музыкального так, чтобы он был в состоянии внутри одной октавы осознать какой-либо интервал; мы приходим к тем временам, в которые человек мог воспринимать интервал лишь тогда, когда этот интервал выходил за пределы октавы. Так, например:

Так что человек воспринимает лишь этот интервал «С», «D», т.е. «D» следующей октавы. Таким образом, в Лемурийский период мы имеем такое музыкальное переживание, которое никак не может иметь места при слушании интервалов в пределах одной лишь октавы, но интервал должен выйти за пределы октавы до следующего тона соседней октавы, а затем и за пределы её вплоть до следующего тона дальнейшей октавы. И тогда человек переживает нечто такое, для чего трудно найти наименование. Но можно составить себе об этом некоторое представление, если сказать себе следующее: человек переживает секунду ближайшей октавы и терцию второй, следующей октавы. Он переживает род некой объективной терции, причём двух терций большую и малую. Но, конечно, та терция, которую он переживает, не есть терция в нашем понимании. Но, поскольку тогда человек мог переживать такие интервалы, которые для нас теперь таковы, что мы их называем, прима одной октавы, секунда следующей и терция ещё следующей октавы, то этот человек древности воспринимал их как некий род объективного мажора и объективного минора. Это были не пережитые внутри себя мажор и минор, но мажор и минор, воспринимавшиеся как выражение душевных переживаний Богов. Люди Лемурийского периода переживали, нельзя сказать: свои радости и страдания, ликование и уныние, но надо сказать: люди переживали тогда в этих интервалах, через эти особенные музыкальные ощущения, будучи совсем не в себе самих, космические, ликующие клики Богов и их космические жалобные возгласы. И мы можем оглянуться на эту земную, действительно пережитую человечеством эпоху, во время которой было вовне, выступило во Вселенной можно сказать то, что теперь человек переживает при мажоре и миноре. То, что он теперь переживает внутренне, тогда выступало вовне, во всей Вселенной. То, что сегодня волнует его в его внутренних переживаниях, в его душе, это он ощущал при своём выходе из своего физического тела вовне как переживание Богов во Вселенной. То, что мы можем охарактеризовать сегодня как внутреннее переживание мажора, это он воспринимал при своём выхождении из своего тела вовне как космическое ликующее пение, как космическую ликующую музыку Богов, как выражение их радости о творческом становлении космоса. А то, что мы имеем сегодня как внутреннее переживание минора, это человек в Лемурийское время воспринимал как выражение необычайной скорби Богов о возможности впадения человека в то, что потом в библейской истории именуется первородным грехом, что явилось отпадением человека от Божественно-духовных, от благих Властей.

И это есть то, что является нам как отзвук тех чудесных познаний древних мистерий, переходящих непосредственно в художественные образы, когда при этом даются не абстрактные сообщения о том, что люди подпали некогда люциферическому и ариманическому искушение и соблазну и познали при этом то или другое; но мы переживаем то, как люди в прадревние земные времена слышали музыку Богов, их ликование в космосе от радости сотворения мира, а также то, как они уже пророчески провидели отпадение людей от Божественно-духовных Властей, и как это их прозрение выразилось в космических стенаниях.