Люди Смутного времени - Александр Борисович Курганов

Симеона Столпника. Но сами тверичи утверждают, что улицу назвали в честь Симеона Бекбулатовича.

В Твери бывшего царя приняли с восторгом: все знали о спокойном и незлобивом характере Симеона. А его титул заставлял вспомнить славные времена былой самостоятельности Тверского княжества.

Резиденцией Симеона стал кремль. В нем расположился пышный двор, который был копией московского: при Симеоне состояли бояре, дворецкий, постельничий, ясельничий, стольники. Были образованы приказы, которые ведали делами удельного княжества.

Увлечениями бывшего царя стали охота (в селе Кушалино, где его когда-то крестили, располагался охотничий двор) и строительство. Татарский хан, ставший ревностным христианином, строил церкви и делал богатые вклады в монастыри. Сооружение одного из храмов связано с чудом… Однажды преподобный Мартирий, основатель и первый игумен Свято-Троицкого Зеленецкого монастыря, проезжал через Тверь. Симеон Бекбулатович повелел позвать к себе игумена и просил помолиться его за своего сына Ивана, который находился при смерти. Не успел Мартирий переступить порог царского дворца, как Симеону сообщили, что ребенок умер. Царь был безутешен, а Мартирий подошел к усопшему и начал читать молитвы. И чудо произошло: мальчик встал с одра совершенно здоровым. В знак благодарности Симеон построил каменную церковь в честь Тихвинской иконы Божьей Матери. А Зеленецкая обитель обрела в великом князе Тверском щедрого благотворителя.

«Шапка Мономаха».

Конец XIII — начало XIV вв.

Княжение в Твери не было для Симеона почетной ссылкой. Он продолжал заседать в Боярской думе. Бывший царь принимал участие в Ливонской войне: корпус под его командованием действовал на русско-литовской границе, а когда в 1581 году Стефан Баторий осадил Псков, Грозный назначил тверского удельного князя главнокомандующим 300-тысячной резервной армией.

…Черные дни для Симеона Бекбулатовича наступили в 1584 году, когда скончался Иван Грозный. При царе Федоре Ивановиче власть оказалась в руках Бориса Годунова. Началось с того, что тесть Симеона, князь Иван Мстиславский, который по завещанию Грозного входил в опекунский совет, был обвинен в заговоре против Годунова и пострижен в Кирилло-Белозерском монастыре под именем Ионы. Вслед за этим Симеон был лишен титула и имений и сослан на житье в село Кушалино. Как записано в Никоновской летописи: «Царь Симеон Бекбулатовнч не бяше уже на уделе во Твери… а двора же его людей в те поры не много было и жившие в скудости…»

Бочонок испанского вина

Впрочем, история дала Симеону последний шанс для реванша. После загадочной гибели в Угличе царевича Дмитрия и смерти бездетного царя Федора Россия оказалась перед необходимостью выбирать себе нового правителя. С новой силон разгорелись в Москве интриги.

Одним из кандидатов на опустевший престол был царский шурин Борис Годунов. Однако столь однозначным такое положение представлялось далеко не всем. В апреле 1598 года несколько боярских фамилий решили объединиться вокруг фигуры Симеопа Бекбулатовича. Его поддержали Милославские, Романовы, Богдан Бельский и многие другие. Как с удивлением отмечал Н. М. Карамзин, «мысль возложить венец Мономахов на голову татарина не всем россиянам казалась тогда пеленою». Удивление это вызывало в XIX веке, но в XVI столетии у Симеона были большие шансы победить в избирательной кампании. В пользу его кандидатуры свидетельствовали происхождение от великого Чингисхана, царский титул, который Симеон носил когда-то, родство с князьями Мстиславскими…

Для того чтобы стать царем, Борису Годунову пришлось пойти на созыв Земского собора и пустить в ход весь арсенал политической борьбы — от агитации до подкупа депутатов. Но все это, возможно, было бы тщетно, если бы Симеон сам не отказался от борьбы за престол. Большую роль здесь сыграли его личные качества, в первую очередь — удивительное отсутствие честолюбия. Симеон был идеальным исполнителем, но никак не лидером. Свою роль сыграли и нежелание становиться марионеткой в руках московских бояр, и то обстоятельство, что он хорошо был знаком с тайными механизмами функционирования аппарата власти и всерьез опасался за свою жизнь…

Годунов победил. Целуя крест новому государю, подданные должны были обещать: «Царя Симеона Бекбулатовича и его детей и иного никого на Московское царство не хотеть видеть, ни думать, ни мыслить, ни родниться, ни ссылаться с царем Симеоном ни грамотами, ни словом, ни делом, ни хитростью; а кто учнет с кем о том думать и мыслить, что царя Симеона или сына его на Московское государство посадить, того изыскать и привести к государю». Кстати, после смерти Бориса Годунова в 1605 году присягавшие его сыну Федору давали то же обязательство.

Годунов смертельно боялся Симеона. В Никоновской летописи говорится: «Враг вложи Борису в сердце и от него (Симеона) быти ужасу, и посла к нему с волшебною хитростью, и повелел его ослепити, тако же и сотвориша». Свет на эту загадочную фразу пролил француз Жак Маржерст. Начальник охраны царя Бориса, а затем и Лжедмитрия I лично знал Симеона, неоднократно беседовал с ним, и тот ему поведал, что к нему в село Кушалино прибыл в день его рождения человек с грамотой от царя Бориса. В письме говорилось о том, что ссылка Симеона подходит к концу. В знак своей милости Годунов послал бывшему царю бочонок испанского вина. Выпив за здоровье Бориса, Симеон и ею слуга, разделивший трапезу с господином, ослепли. Эта история широко обсуждалась в то время и популярности Годунову не прибавила. Так, Лжедмитрий I, перед вступлением в Москву перечисляя преступления Годунова, обвинил ею в ослеплении Симеона, а заодно и в отравлении его сына Ивана. Этому можно и поверить, зная привычку Бориса Федоровича расправляться со своими врагами втихомолку. Как писал историк В. Б. Кобрин: «Он (Годунов) не любил устраивать казни на площадях, торжественно и громогласно проклинать изменников. Его противников тихо арестовывали, тихо отправляли в ссылку пли в монастырскую тюрьму, и там они тихо, но обычно быстро умирали — кто от яда, кто от петли, а кто неизвестно от чего».

Смиренный инок Стефан

В правление царя Бориса Симеон, всеми избегаемый, тихо жил в своем селе, как говорит летопись, «не