Дневник шпиона - Николай Григорьевич Смирнов

кого следует. В одиннадцать часов дня, то есть ровно за час до назначенного срока, перед нашим подъездом остановился новенький "роллс-ройс", и вертлявый немолодой человек, назвавшийся Эмилием Макаровым, вошел в нашу комнату. Прежде всего он извинился, что прибыл раньше. Но он опасался, что Библию купят раньше его.

— Библии в редких переплетах моя слабость, — сказал он сладко. — Сейчас я горю от нетерпения узнать, какой шедевр вы мне предложите.

Дед пригласил Макарова сесть, и прежде чем показывать Библию, принес и развернул на столе пожелтевший документ. В этом документе шесть офицеров 40-го Индийского полка удостоверяли своими печатями, что Библия, принадлежащая капитану Иеремии Кенту, действительно переплетена в кожу, вырезанную из спины туземца, убитого в стычке.

— Надеюсь, он был крещеный? — спросил Макаров с живейшим интересом.

— Конечно! — ответил дед. — Двое офицеров живы до сих пор и подтвердят это. Я могу указать вам их адреса.

— Я и так верю, — закричал Макаров немного вульгарно. — Боже мой, как это интересно! У меня 812 Библий, и в том числе та, которой Кромвель бил по головам левеллеров. Но ничего похожего на человеческую кожу у меня нет. Я беру ваш раритет. Назначайте цену.

Рыночной цены на человеческую кожу в Лондоне не установлено. Не знаю, откуда дед взял сумму, которую он назвал без всякого замешательства:

— Сто гиней.

Макаров, не говоря ни слова, вынул чековую книжку и написал чек на сто пять фунтов. Он передал чек деду и погладил рукой по Библии, которую он уже считал своей.

— Однако, — сказал он с усмешечкой, — человеческая кожа чрезвычайно похожа на свиную. Надеюсь, вы приобщите к Библии и документ?

— Разумеется, — ответил дед. — Но это будет стоить еще двадцать гиней.

Макаров написал чек и на двадцать гиней. После этого развязно оглядел комнату и спросил:

— Никак я не пойму, что заставляет вас расстаться с этой редкостной Библией?

— Англия переживает тяжелые времена, сэр, — ответил дед уклончиво.

Однако Макаров заинтересовался нашим положением больше, чем следовало бы. Он закричал:

— Дела Англии превосходны! Она простоит еще не меньше двадцати пяти лет. Но меня интересует, каким образом вы сумели разориться от мира. Что такое вы поставляли в армию?

— Носы, сэр, — ответил дед тихо. — Прекрасные английские носы с горбинкой, ясные голубые глаза, руки с отполированными ногтями и ноги с высоким подъемом.

— Да, это не ходкий товар теперь, — сказал Макаров со вздохом. — А вот я поставлял пулеметы и скорострельные винтовки и, представьте, не ощущаю кризиса. Несмотря на мир, военное ведомство согласилось принять у меня все заказы. И обещает еще и еще…

И он пространно начал рассказывать нам о своих делах и удачах, о том, как он составил состояние, а потом во время войны умножил его. Он рассказал нам даже о своей семье. Он полуангличанин, его мать шотландка, а отец болгарин. Узнавши, что я недавно приехал с русского фронта, он заинтересовался мной, много расспрашивал меня о Мурмане, а когда узнал, что я изучал русский язык, заговорил со мной по-русски. Оказывается, он знает все европейские языки и часто бывал в Петербурге, где имел дела с царским военным ведомством. Его вопросы делались с каждой минутой настойчивее, и я чувствовал себя как на экзамене. Он меня спросил наконец:

— Конечно, у вас есть невеста?

Я ответил отрицательно и хотел вообще закончить этот неприятный допрос. Но в это время у подъезда раздался звонок, и китаец доложил, что явились новые покупатели. Затем звонки начали раздаваться через каждую минуту. Мы принуждены были вывесить объявление, что Библия продана. Только два репортера не хотели уходить, пока не узнают, какой именно переплет был на Библии. Макаров вызвал их и сообщил, что Библия приобретена им, но просил не упоминать в газетах, из какого материала сделан переплет. Он боялся, что такого рода сообщение может набросить тень на его доброе имя.

Через час после ухода Макарова чеки были реализованы. Дед отдал мне половину денег, и я заказал себе два костюма, чтобы пополнить брешь в моем гардеробе, образовавшуюся за время войны. Остальные деньги, вырученные за человеческую кожу, мы должны были проесть с полковником Мальмер в ресторане Кюна.

ОБЕД У КЮНА

28 января. Обед у Кюна состоялся. Боюсь, что мы проели человеческую кожу безрезультатно.

Полковник Мальмер нисколько не был похож на ответственного представителя уважаемой службы. Он оказался очень общительным пожилым джентльменом, интересующимся чем угодно, кроме дел. В довершение к этому, он явился в ресторан с дамой, которая оказалась его помешанной дочерью мисс Мабель Мальмер.

Впрочем, помешательство мисс Мальмер заключалось только в том, что она была членом рабочей партии.

В соответствии с политическими убеждениями мисс была одета в бледно-зеленое платье, затканное золотыми пчелками, символами трудолюбия. Чтобы как-нибудь объяснить приход дамы к деловому обеду, полковник заявил, что Мабель его единственная и любимая дочь, которой он ни в чем отказать не может. Узнавши, что полковнику предстоит свидание с офицером, приехавшим с русского фронта, она заявила категорически, что тоже хочет видеть этого человека, и приоделась. Полковнику оставалось только взять ее с собой.

— Ведь современные женщины не знают никаких приличий, генерал, — сказал он печально деду.

Дед грустно поник головой, услыхавши эту историю. Нам оставалось только покориться. Я уселся рядам с мисс Мальмер, дед сел рядом с полковником — и обед начался.

Мы не съели еще первого, как я понял, что моя соседка представляет собой прекрасный экземпляр англичанки, созданный только что вышедшим законом о парламентских правах женщин. Ее движения и речь уже изобличали в ней будущего публичного оратора. Защищая свои убеждения, она даже иногда ударяла рукой по столу и была более похожа на американку, нежели на тех томных английских мисс, которых я оставил в Англии, уезжая на континент в 1916 году.

Полковник Мальмер пил только херес и довольно быстро пьянел. Казалось, что у него не было никаких тайн и задних мыслей. Полусерьезно он начал жаловаться на свою дочь, которая, как член рабочей партии, является врагом его, консерватора. Мисс Мальмер ему отвечала шутливо, и все начало обеда свелось к дискуссии между отцом и дочерью, что собственно они могли бы сделать и у себя дома. Дед был очень мрачен и жевал обед с таким видом, как будто ему подали на жаркое переплет от проданной Библии.

В середине обеда полковник, очевидно, сообразил, что дальше пикироваться с дочерью неудобно. Он закричал:

— Что же, Мабель! Разговаривай со своим соседом. Ведь ты хотела видеть его.

Первые слова, которые мне сказала мисс Мальмер, были:

— Боже мой, как