Украденная невинность - Кэт Мартин

— Не вижу ничего странного, если женщина опаздывает. Это им свойственно, — заметил Мэттью.

Сам он сразу понял, что так сильно задержало Джессику, как только та вплыла в гостиную под аккомпанемент шелеста голубого шелка и нежного шепота серебристого газа. Грациозно и с достоинством, ни дать ни взять принцесса крови, она прошла прямо к камину, где стоял маркиз. На него самого девушка не бросила и взгляда, словно его вообще не было в комнате.

И как ни странно, Мэттью обрадовался этому.

Если бы ей вдруг вздумалось с порога обратиться к нему, он не нашел бы слов для ответа. Пока Джессика шла через гостиную с высоко поднятой головой и неискренней сияющей улыбкой на губах, он только и делал, что таращил глаза, не в силах отвести взгляда от зол отпето-белокурых волос и поразительно ясных голубых глаз… нет, синих, разве что более светлого оттенка, чем у него. Во время их первой встречи, когда она восстала перед ним из грязной лужи, словно пародия на Афродиту, у него не было возможности как следует рассмотреть ее. Только позднее Мэттью заметил, что девушка на несколько дюймов подросла с тех пор, как была угловатым подростком — тощим, неуклюжим подростком женского пола, и что в ней появились грация и прелесть, которыми природа наделяет далеко не каждую женщину.

Он разглядел и точеную шею, и белые, безукоризненно гладкие плечи с ниспадающими на них светлыми локонами, отливающими золотом: Элегантное платье шло точно в тон к се синим, как васильки, глазам, а узкий лиф приподнимал восхитительно полные округлости грудей. Пожалуй, она слишком старательно расправляла плечи, но нервозность проявлялась только в этом, лицо же казалось безмятежным. Мэттью отдал бы несколько лет жизни за то, чтобы знать, что за мысли роятся в ее гордо вскинутой головке, но, увы, Джессика Фокс научилась скрывать свои чувства не хуже него.

Подошел маркиз, тем самым вернув его к действительности. Мэттью принял стакан и подождал, пока отец устроится. Излюбленной позой маркиза было прислониться к стене, прикрытой гобеленом, и положить локоть на каминную доску. Вечером отец выглядел более здоровым и крепким, на щеки частично вернулся румянец, движения стали энергичнее.

— Итак, мой мальчик, что ты о ней скажешь?

— Так ставят вопрос, когда обсуждают стати лошади, — заметил сын с легкой усмешкой. — Что ж, я нахожу Джессику Фокс привлекательной, если тебя интересует именно это.

— Я спросил: «Что ты о ней скажешь?» Это значит — в целом. Пари держу, она тебе понравилась. Да иначе и быть не могло! Моя дорогая девочка буквально излучает жизнь и тепло. Когда Джессика улыбается, все равно что солнечный луч озаряет все вокруг!

Капитан снова нахмурился. Стоило отцу завести разговор о Джессике, как в его глазах загоралась странная искорка. Догадка, которую он уже однажды отогнал, вернулась снова.

Некоторое время Мэттью не решался заговорить, вращая янтарную жидкость в своем стакане и не отрывая от нее взгляда.

— Э-э… отец! Несколько лет назад, когда ты впервые упомянул в своем письме об этой девушке, я решил, что ты взял ее под крыло, чтобы в дальнейшем сделать любовницей. Я не стал скрывать от тебя этих мыслей, но ты заверил меня, что я ошибаюсь. Могу я спросить, не изменились ли твои намерения относительно Джессики? В то время я не мог понять тебя, но сейчас, увидев, какой она стала…

Маркиз шлепнул ладонью по каминной доске с такой неожиданной силой, что во всех углах комнаты отдалось эхо.

— Джессика мне как дочь, о которой я мечтал, но никогда не имел! Она добра и милосердна, нежна и скромна! Не смей даже думать о том, что я могу относиться к ней иначе, чем самый любящий из отцов относится к своему ребенку!

— Прости, я не хотел рассердить тебя. Поверь, у меня не было и намерения оскорбить девушку своими подозрениями.

Надо сказать, хотя он и почувствовал заметное облегчение после вспышки отца, но все же не смог не подумать о том, какой роскошной любовницей могла бы стать Джессика.

— Я уже стар, сын. День ото дня силы мои иссякают, а в последнее время я чувствую себя еще и больным. Ты и Джессика — вот все, что я считаю ценным для себя. По правде сказать, только любовь к вам удерживает меня на этом свете. В вас двоих заключается будущее Белмора.

— Понимаю, отец, что ты рассчитываешь на меня, — сказал Мэттью, невольно поднимаясь. — Я уже говорил о скорой отставке с адмиралами Корнуоллисом и Нельсоном. К несчастью, оба уверены (и я с ними вполне согласен), что в ближайшее время предстоит решающее столкновение с Францией, и пока этого не случилось, пока Англия не в полной безопасности, мое место на борту «Норвича». Если выйти в отставку сейчас, то я всю жизнь буду испытывать угрызения совести.

— Что ж, я счастлив, что ты так предан долгу и Англии. Скажу больше, я горжусь тобой. Однако хочу напомнить, как велика опасность командовать кораблем в разгар морского сражения. Капитан может точно так же пасть в бою, как и последний из матросов, а других наследников у меня нет. Я не могу потерять тебя, даже ради Родины.

— Мне бы не хотелось снова начинать старый спор. Мы уже не раз заводили его и не пришли к соглашению.

— Да, ты прав… — маркиз вздохнул, — однако вопрос чести и долга — не совсем то, что мне хотелось бы обсудить с тобой. Мэттью, я тревожусь за будущее своей подопечной. Мне хотелось поговорить об этом, и потому я сделал вид, что верю в головную боль, на которую сослалась Джессика. В ином случае я не отпустил бы ее из-за стола, когда совместный вечер еще далеко не закончен.

Маркиз махнул рукой на стул, предлагая сыну снова сесть (тот невольно подумал о том, как исхудала рука отца и как выделяются суставы на тонких длинных пальцах), а сам уселся в глубокое кресло напротив. На столике, как обычно, стояла красивая коробка с сигарами, и маркиз потянулся взять одну.

— Присоединишься ко мне?

Мэттью отрицательно покачал головой, предпочитая без помех потягивать бренди. Маркиз не спешил зажечь сигару. Вместо этого он поднес ее к носу, аристократически прямому и тонко очерченному, чтобы глубоко вдохнуть запах превосходного табака.

— Итак, чувство долга мешает тебе выйти в отставку и окончательно поселиться в Белморе. Однако, мой мальчик, нельзя исходить только из этих соображений. Ричарда больше нет, и ты обязан принять это во внимание.

Маркиз достал серебряные щипчики и аккуратно обрезал кончик сигары. Мэттью зажег от пламени камина восковой фитиль на длинной ручке и дал одну прикурить. Когда облако душистого дыма заклубилось вокруг головы маркиза, тот продолжал:

— Ситон-Мэнор давно стал твоей собственностью, а Бел-мор… что ж, и Белмор скоро перейдет к тебе.