Инвестор. Железо войны (СИ) - Соболев Николай Д. Н. Замполит

Главным украшением погранпункта, помимо портретов Ленина, Дзержинского и Менжинского, служил монументальный письменный прибор «Смерть мировой контрреволюции!» — тяжелые, как канализационные люки, и такие же круглые крышки чернильниц со щитами и мечами ВЧК-ОГПУ. В целом прибор тянул килограмма на три ценной бронзы, увесистая штука сразу вызывала уважение и трепет.

Стояла она перед человеком с зелеными петлицами, который старательно заполнял бумаги, изображая чрезвычайную занятость, и стопку паспортов от доставившего нас сотрудника принял с выражением недовольства. Правда, оно тут же сменилось на недоуменное, стоило ему просмотреть документы:

— А где мистер Шварц?

— В Париже.

— А вы тогда кто? — он уставился на Триандафиллова, нахмурив одну и приподняв другую бровь.

— Командир и военный комиссар 2-го стрелкового корпуса.

Икнул чекист или нет, я не заметил, но он засопел, еще раз перелистал паспорта, недовольно зыркнул на подчиненных и метнул взгляд на мужичка в пальто. Мужичок всеми силами прикидывался мебелью и таращился в окно.

Пограничник встал, одернул суконную гимнастерку и деревянным голосом выдал:

— От имени ОГПУ приношу свои извинения. Счастливой дороги.

После такого афронта таможню мы прошли влет, разве что привели ее в изумление двумя кофрами книг. Но поскольку среди них подрывной литературы не оказалось, то были отпущены с миром.

— Интересно, почему он так быстро откатил назад?

— Категория, — как о само собой разумеющемся ответил мне Владимир Кириакович.

— Категория чего?

— Служебная. У него четыре кубика на петлицах, шестая категория, а комкор минимум двенадцатая, выше только командармы.

Ага, то есть нашими деньгами это как капитан против генерал-полковника. Да, нравы почти вегетарианские — лет через десять любой генерал при виде сержанта госбезопасности вздрагивать будет.

Удачно, нечего сказать. И очень удачно, что Ося остался в Париже, а то попал бы как кур в ощип. Но Марк-то каков, удружил братцу! Нет, правильно я решил держаться подальше от Москвы…

Москва, тем не менее, приближалась с каждым оборотом колес, и во время остановки и обеда в Минске Триандафиллов спросил:

— Газеты писали, что вы собираетесь строить заводы в Испании?

— Да, есть такие планы.

— А что вы думаете о Беренгере, новом председателе совета министров Испании?

Что диктатор Примо де Ривера сложил полномочия (нехарактерный для диктаторов жест, вообще-то) и выехал частным лицом в Париж, я, разумеется, знал. Но впереди у испанцев, до самой гражданской войны, шесть лет суматохи с выборами-перевыборами, восстаниями и заговорами, запоминать каждого премьер-министра попросту бессмысленно — их сменится десяток, что ли. Так что о Беренгере я имел самые общие представления, предполагая, что гораздо важнее будут контакты с властями на местах, где возникнут мои заводы — чиновники средней руки обычно сидят на своем месте при любых изменениях наверху.

— Генерал как генерал, — пожал я плечами. — Усы, ордена да эполеты. Обычная биография для испанского военного: академия, колониальные войны, губернаторство. Сомневаюсь, что он внесет какую-то свежую струю.

— Слушайте, Джонни, а почему Испания?

— Конкуренция меньше. Как это, первый парень на деревне, да?

— Понятно, понятно, — усмехнулся комкор, — ну да, там только «Испано-Сюиза» да стрелковое производство в Астурии.

— А вот кстати, Владимир Кириакович, я до сих пор не точно представляю, что там производить.

— То есть как?

— Ну, в общих чертах понимание есть, те же радиостанции…

При слове «радиостанции» глаза Триандафиллова затуманились.

— … те же грузовики, но у меня более объемная идея. Вот смотрите, всякие страны любят покупать линкоры или броненосцы, одним махом увеличивая военно-морскую мощь. А для сухопутных вооружений ничего подобного нет, набирают в год по зернышку.

— Вы что же, хотите сухопутные линкоры продавать?

— Ну, с некоторой натяжкой — да. Комплект вооружений на ударный корпус: танки, автомобили, артиллерию, самолеты, радио, трактора.

— Ну так стройте тракторный, автомобильный и авиа заводы!

— Вопрос в соотношениях. Сколько надо танков, сколько самолетов и так далее. Потому хочу вас попросить расписать мне такой идеальный корпус. Ну, представьте, что у вас есть доступ к любому вооружению в мире — к орудиям Круппа или Шнейдера, к танкам Виккерса, истребителям Фиат…

— … радиостанциям Грандера, — в тон мне продолжил Триандафиллов, но как-то без энтузиазма. — Вы задаете интересные вопросы, но забываете, что я военнослужащий.

— Тем лучше, я готов сделать официальный запрос Штабу Красной армии, с оплатой исполнения в валюте. Вашим коллегам она в командировках точно не повредит.

— Это интересно, но я обязан доложить товарищу Ворошилову.

— Да хоть Рыкову, только не тяните, время — деньги, как говорят у нас в Америке.

Что на перроне Белорусско-Балтийского вокзала у нашего вагона появится Марк Спектор, я сильно сомневался, хотя очень хотел поглядеть ему в глаза. Но нет, толпились встречающие, носильщики расхватывали чемоданы, и только паренек с упрямой челюстью разглядывал пассажиров, внимательно прищурившись.

Он-то и подошел к нам и представился агентом Интуриста:

— Кротких Петя, то есть Петр.

Совсем юноша… может, ровесник Джонни Грандера, может, моложе на пару лет.

— А где Марк? — полюбопытствовал я.

— Откомандирован в Одессу, — без малейшей растерянности ответил Петя и отвернулся.

Ну да, понятно, «Интурист»… Мои подозрения подтвердил и сам Петя, когда при заселении в «Метрополь» тихонько попросил:

— Вы уж не убегайте от меня, а то большой фитиль вставят.

Стоянку такси у «Метрополя» занимали вперемешку извозчики и авто, над ними веял коктейль навоза и бензина — заправочная колонка располагалась метрах в тридцати от входа. По Театральному проезду, Петровке и Неглинной гремели трамваи, так что я сперва даже не понял, почему мое естественное желание иметь номер с окнами во двор вызвало такое замешательство. Но ларчик открывался просто — не все номера успели отремонтировать.

Гостиница вернулась к своему первоначальному назначению меньше года назад и следы 2-го Дома Советов настырно лезли сквозь краску поспешного обновления. Причем ладно бы только следы проживания известных партийцев или работы советских учреждений, так нет!

— Такую гостиницу изгваздали, — бухтел рабочий, меняя обшивку дверного проема, — натуральный барак устроили!

Он поддел косяк и выковырял из-под него ворох окаменевших окурков:

— Дикие люди, одно слово, даром что партейные! Рази ж так можно!

Во 2-й Дом Советов селили без разбора наркомов, сотрудников новых учреждений и простых партийцев, из которых многие были даже не «от станка», а прямо-таки «от сохи». Вот они и относились к «буржуйским роскошам» соответственно. Краны после них текли, двери скрипели, сквозняки гуляли, так и пропал бы калабуховский дом, но стране срочно потребовалась валюта. Ради такого дела из «Метрополя» выселили всю партийную когорту и вновь пригласили иностранцев.

Обжегшись с первым опытом, превращение 1-го Дома Советов обратно в гостиницу «Националь» начали все-таки с масштабного ремонта и реконструкции. Нам же пришлось довольствоваться «Метрополем», где новый персонал самоотверженно боролся со следами недавнего революционного прошлого и очевидным образом проигрывал выучкой с выправкой персоналу «Лютеции». Членство в профсоюзе и верность партии это, конечно, хорошо, но в доме нужно держать еще умения и опыт.

Претворение в жизнь начертанного вдоль восточного фасада девиза «Только диктатура пролетариата в состоянии освободить человечество от гнета капитала» мы наблюдали воочию: на первом этаже, вместо полагающихся гостинице такого класса бутиков и дорогих заведений, имелись простецкий «Мосторг», столовая, книжный магазин, сберегательная касса и клуб профсоюза транспортных рабочих.