Сказки далеких островов и стран - Ванда Мараховска

Приезжают они все на царский двор. Челкалия обнимается нежно с отцом и матушкой, а ее сорок подружек без одной, вновь обратившись в девушек, бросаются в объятия своих родителей.

Тут и две свадьбы были сыграны. Джаугаз царевну Челкалию себе в жены взял, а Гамен — княжну Альмадины.

А все сорок без одной подружек-невест на том свадебном пиру песни венчальные пели.

О бедной Ситти и золотой рыбке Дюлюнг-Дюлюнг (Сказка острова Явы)

В деревушке Менданг жило шесть сестер-ведьм, уродливых как жабы, а с ними — седьмая сестра, самая младшая, прекрасная, как море на рассвете. Была рождена она другой, не их матерью, оставившей ее сиротой в колыбели. Девочку звали Ситти.

С утра до ночи сестры-ведьмы то и дело кричали:

— Ситти, воды принеси! Ситти, огонь разведи! Ситти, лепешек испеки! Ситти, горшки помой! Ситти, дров наруби! Ситти, тряпки стирай! Ситти, коров подои! Ситти! Ситти!

А как проголодаются, еще громче орут:

— Ситти! Ты дармоедка! Нескладная ты, уродливая ты, ленивый трутень! И чего ты там возишься? Быстрей, быстрей, делай, что тебе говорят, а ну, поворачивайся! Слышишь? А то тебе не сдобровать!

И избивают они ее, и ногами пинают, и таскают ее за волосы. Удивительно даже, что не выцарапали они еще ее прекрасных глаз из зависти!

Зачастую начинали они во весь голос высмеивать Ситти.

— Посмотрите-ка, посмотрите-ка, люди добрые, на эту дурочку! Она все на море только смотрит или от неба глаз не отрывает. А то и с деревьями принимается разговаривать. Что и говорить — с ума она тронулась. Хи, хи, хи! — похихикивали они, то и дело хватая Ситти за волосы или царапая ее беспощадно.

А Ситти и вправду любила сидеть на берегу моря. Только сестры отправятся спать, — она потихоньку выберется из хижины и бежит к морю. А море шумит, волны свои расплескивает, месяц над ним серебряный светит. И плачет тогда Ситти горькими слезами, жалуется морю на свою судьбу.

Однажды, когда она так сидела на своем любимом месте в гроте Тайлиндо-Линдо, выдолбленном в прибрежной скале, вынырнула из воды золотая рыбка. Затрепетала, плеснулась в воде, снова в воздухе мелькнула, рот приоткрыла и ждет. Ситти лепешку покрошила ей, милую рыбку свою кормит и песенку напевает:

Дюлюнг-Дюлюнг, рыбка золотая,Завтра рису принесу,Рису белоснежного,Дюлюнг-Дюлюнг, Дюлюнг-Дюлюнг.

С этого вечера Ситти ежедневно приносила своей рыбке мисочку риса. Рыбка росла, росла, пока не выросла большая, а Ситти с каждым днем все больше худела — ведь она свою порцию риса делила с рыбкой, и приходилось ей самой голодной оставаться.

Сестры злые заметили, что Ситти исчезает по вечерам, и решили проследить за ней. Пошла самая старшая да вернулась ни с чем, так как по дороге потеряла след Ситти. На второй день пошла средняя и также ни с чем вернулась. Наконец, шестая сестра выбралась по следам Ситти.

Тихонько прокралась она за Ситти, смотрит, как усаживается Ситти в гроте на песке, сыплет рис из мисочки в воду и напевает:

Дюлюнг-Дюлюнг, рыбка золотая,Ситти рису тебе принесла,Рису белоснежного,Дюлюнг-Дюлюнг, Дюлюнг-Дюлюнг.

Прибежала шестая сестра домой и рассказала обо всем, что видела.

— Ах так, — всполошились сестры, — значит вместо того, чтобы работать, за хозяйством следить, она по гротам шатается, рыб нашим рисом откармливает? Нет, уж больше это не повторится, это мы прекратим!

С вечера сестры-ведьмы засадили Ситти плести циновку из волокон пальмы. — Чтобы до утра она уже была готова! — приказали они строго-настрого.

Сидит Ситти в хижине, циновку плетет, а сама горькими слезами заливается.

А шестая сестра, тем временем, отправилась в грот Тайлиндо-Линдо, уселась на песочке, сыплет из мисочки в воду рис и напевает:

Дюлюнг, Дюлюнг, рыбка золотая,Ситти рису тебе принесла,Рису белоснежного,Дюлюнг, Дюлюнг, Дюлюнг.

Что-то в воде плеснуло, блеснуло на солнце, и вот уже выплывает золотая рыбка, рот свой открывает, глазком своим смотрит не моргая. А ведьма-сестра тут ее и цап! — схватила рукой, убила, а потом домой отнесла. Съели сестры рыбку золотую, а косточки ее под забором закопали. Сестре Ситти ничего не сказали, ждут, что она будет делать.

На другой день вечером снова пошла Ситти к гроту Тайлиндо-Линдо. Сыплет рис из мисочки, рис белоснежный, да напевает песенку:

Дюлюнг-Дюлюнг, рыбка золотая,Ситти рису тебе принесла,Рису белоснежного,Дюлюнг-Дюлюнг, Дюлюнг-Дюлюнг.

Спела Ситти свою песенку один раз, второй, третий, а рыбки Дюлюнг-Дюлюнг и следа не видать, не приплывает она на звуки этой песенки. «Наверное погибла она в море или далеко заплыла и больше сюда не вернется», — подумала Ситти и горько заплакала, жалуясь на свою судьбу:

Дюлюнг-Дюлюнг, рыбка золотая,Что ж ты сделала со мной?Зачем в море так глубоко заплыла?Ведь Ситти тебе, дорогая,Рису всегда приносила.

Вернулась домой Ситти заплаканная, грустная. В хижину не вошла, там сестры ей даже поплакать над золотой рыбкой не дали бы. Села у забора и оперлась о ствол фигового дерева, посаженного еще ее прадедом. Вдруг слышит Ситти какой-то шум, какой-то шелест; ветви деревьев начали гнуться, листья — дрожать. А ведь в воздухе ни ветерка…

Месяц светит, ночь стоит жаркая и душная — как обычно.

— Дерево, дерево, старенькое мое, зелененькое мое, что сталось с тобой, почему ты так зашумело? — спрашивает его Ситти.

Зашумело фиговое дерево, зашелестело всеми своими фиговыми листьями, закачалось.

Шао-шу, шао-шу,Твои сестры-ведьмыСъели Дюлюнг-Дюлюнг,А косточки ее закопали.Под этим заборомИх закопали,Шао-шу, шао-шу.

Выкопала с плачем Ситти все косточки, отнесла их в грот Тайлиндо-Линдо, положила их на белый песочек.

Приходит на другой день, а перед ней — огромное дерево. Ствол весь серебряный, а веточки чистым золотом переливаются, листья изумрудные, цветы рубиновые, а почки на дереве — алмазные.

Ситти даже в ладошки от радости захлопала, под деревом уселась, почки алмазные срывает, цветочки рубиновые изумрудными листьями переплетает, вьет венок и такую поет песенку:

Дюлюнг-Дюлюнг, Дюлюнг-Дюлюнг,Золотая рыбка тут жила,Рис свой ела и водичку пила,А сейчас вверх выросла, в дерево обратилась.Чуть листками за тучки не ухватилась.Дюлюнг-Дюлюнг, Дюлюнг-Дюлюнг.

Ветерок из-за моря эту песню услыхал, проснулся, сорвал листья с дерева да ко дворцу раджи их принес, молодому сыну раджи на колени их бросил.

Юноша даже вскрикнул от удивления: никогда еще таких листочков он не видел. «Э, — думает, — а какое же это должно быть дерево, если оно такие листья рождает?»

Начал он всех расспрашивать, изумрудный лист всем показывать, но никто на свете такого дерева видеть не видел, слышать о нем не слышал.

Тогда сын раджи говорит:

— Должен я это дерево найти, хотя бы пришлось мне из-за него на другой конец света отправиться.

Собрал он свою дружину, сам на белого слона под пурпуровый паланкин уселся и — в путь.

Едет через горы, через леса, через рисовые поля и пальмовые рощи, через джунгли полные диких зверей пробирается, всю землю острова Явы вдоль и поперек исходил, но нигде дерева, что изумруды рождает, не нашел.

И вот однажды подъехал он к хижине семи сестер. Спрашивает самую старшую.

— Эй, не слышала ли ты о дереве, что рождает листья, как тот, который видишь у меня в руке?

И свой изумрудный лист ей показывает.

Взглянула ведьма на этот драгоценный камень, глазища даже у нее загорелись от жадности, руками всплеснула, языком причмокивает и головой покачивает:

— Ого, да если б я такое дерево знала, достойный господин, — пробормотала она, — возили б меня тогда в золотом паланкине на большом белом слоне, как тебя, мой царевич.

Спрашивает князь вторую сестру, третью, четвертую, пятую, — но ни одна из них даже во сне такого дерева не видела. А у шестой чуть глаза на лоб не выскочили, так она впилась в этот изумрудный лист. Но и ей пришлось ответить: нет, чудо-дерева она не видела, ничего о нем не слышала.

Подал сын раджи знак своей дружине и уже хотел было дальше двинуться. Но его слон, стоявший до сих пор спокойно, вдруг начал своим хоботом бить, а потом в сторону маленького сарайчика повернулся. Удивился князь, посмотрел в ту сторону — на пороге молодая девушка рис в ступе толчет. Сари на ней выцветшее, изорванное, руки усталые, наработавшиеся, но стан гибкий и стройный, как ствол молодой пальмы, глаза — как у горной газели, а волосы густые, как манговая роща.