Башни Заката - Лиланд Модезитт

Темноволосая женщина в черной коже с резко очерченным лицом, стальными мышцами и светящимся в темно-голубых глазах умом окидывает взглядом сына, дочь и командира своих стражей, после чего без лишних церемоний садится.

Мальчик-прислужник подлетает с двумя подносами, и Креслин начинает разливать из тяжелого кувшина в высокие чаши теплый чай.

— Благодарю, — голос матери звучит официально.

— Спасибо, — эхом вторят ей Ллиз и Эмрис.

Кивнув, он наливает чаю себе и ставит кувшин.

Сидящим внизу подают те же блюда, что и на помосте. Оттуда доносится гомон, и Креслин украдкой поглядывает туда, довольный тем, что еда хоть на время отвлекла молодых женщин от разглядывания его персоны. Ллиз подцепляет три толстых ломтя мяса с одного конца плоского блюда и увесистую лепешку с другого.

На другом блюде разложены фрукты в меду и маринованные овощи. Креслин овощей не любит, но берет из учтивости.

— Креслин?

— Да, милостивая госпожа.

— Эмрис достаточно ясно дала тебе понять, что ты не будешь принимать участие в полевых испытаниях. Таков был мой приказ.

— Для которого у тебя, несомненно, имелись самые веские основания.

— Несомненно, о чем вскоре будет объявлено. Ты знаешь тирана Сарроннина?

Сердце Креслина сжимается, но ему удается сохранить внешнее спокойствие.

— Да, мы ведь гостили там прошлой осенью.

Тот визит запомнился ему слишком хорошо. Особенно — происшествие в дворцовом саду. Маршал улыбается:

— Твое умение обращаться с клинком не осталось незамеченным.

— Я помню.

— В то время многое осталось недосказанным, — продолжает она. — Очевидно, на Риессу это произвело впечатление. Переговоры были довольно сложными, поскольку одновременно рассматривалось и предложение маршала Южного Оплота.

Креслин недоумевает. Всю осень и начало зимы он выслушивал бесконечные сетования на то, что своим поступком лишил себя надежды стать уважаемым консортом где-нибудь за пределами Западного Оплота. Между тем юноша сознавал, что ему следует покинуть эту цитадель зимы, хотя бы ради сохранения рассудка.

Сидящая рядом с ним Ллиз втягивает воздух, словно ловя шепот ветров, возвещающих приближение мистраля.

— Я что-то не пойму. Ты намекаешь…

— Я не намекаю. Я сообщаю, что ты станешь консортом суб-тирана, младшей сестры Риессы. Как ее зовут — мне вот так, с ходу, не вспомнить.

Мальчик-прислужник подходит к Креслину с эмалированным, покрытым синим бархатом подносом, на котором лежит заключенный в золоченую раму женский портрет. Женщина очень красива, несмотря на необычно коротко остриженные рыжие волосы и колючие зеленые глаза. Уголки ее губ изогнуты в циничной усмешке — такую все восемь дней пребывания в Сарроннине он созерцал на лице тирана. Черты лица кажутся смутно знакомыми, хотя Креслин точно знает, что не встречал рыжей женщины с такой короткой стрижкой.

— Понятно.

— Рада, что тебе понятно. Считай, что тебе повезло: сильных и женственных мужчин она предпочитает нежным западным. Прослышав о твоем участии в полевых испытаниях, она была заинтригована, а случай в саду просто привел ее в восторг. Одному лишь Храму ведомо, почему.

Креслин пытается проглотить ком в горле. Маршал встает. Черная кожа облачения подчеркивает бледность гордого лица. По залу кругами расходится тишина.

— У нас есть объявление.

Тишина становится полной.

— Нашему сыну оказана честь, высокая честь. В течение восьми дней ему предстоит покинуть Западный Оплот, дабы стать консортом суб-тирана Сарроннина.

За этими словами следуют полуоборот и жест в сторону Креслина. С вымученной улыбкой на лице он встает.

— Креслин… Крес-лин… Крес-лин!

Рукой, мягко и незаметно отводящей токи воздуха, он приветствует скандирующий зал, дожидаясь, когда крики смолкнут. А потом садится. Ему хочется утереть испарину со лба, но юноша находит это недопустимой слабостью и ограничивается тем, что стискивает зубы.

— Неплохо держишься, братец, — доносится шепот Ллиз. — Особенно с учетом того, что ты с радостью прикончил бы суб-тирана своим клинком.

Маршал подает знак, позволяющий продолжить трапезу, что и делают почти все присутствующие. За исключением горстки одиноких стражей, сидящих за передним столом: те продолжают таращиться на Креслина.

Отпив чаю, он снова наполняет свою чашу. Последний ломоть мяса на его тарелке остался недоеденным, но у юноши больше нет аппетита. Что делать? Как избежать участи племенного жеребца?

Его мать вновь садится.

— Может быть, стоило предупредить меня чуть пораньше? — замечает он.

— Чем скорее ты уедешь, тем лучше… для твоей же безопасности.

— Моей безопасности?

— С момента оглашения ты уже не консорт-правопреемник. А равных тебе по положению едва ли радует тот, кто одновременно и искушен в боевых искусствах, и привлекает взгляды красивейших из стражей Оплота.

Она разражается хриплым, гортанным смехом. Настоящим смехом, какой ему редко доводилось слышать. Смехом, от которого он делается безмолвным.

— К тому же ты сам прекрасно знаешь, что не можешь оставаться здесь, если только не…

Он вздрагивает, догадываясь, что она имеет в виду.

— Я правда не думала, что ты ей понравишься. А знаешь, сестра Риессы красива, хотя, на мой взгляд, слишком нежна… слишком мужеподобна.

Креслин делает еще глоток чая, гадая, встречался ли он с сестрой тирана.

— А она… она и вправду такая, как на портрете? — интересуется Ллиз.

— Даже чуточку помягче, — отвечает Эмрис. — Ей вовсе не лишне иметь сильного консорта. Власть в Сарроннине строго наследственная, а у Риессы уже две дочери. Такой консорт, как Креслин, — Эмрис кивает в его сторону, словно он и не слышит этого разговора, — послужит ей защитой от тех, кто захочет использовать против нее мужскую половину дворца. Так что все к лучшему.

— Завтра тебе нужно будет поговорить с Галеном насчет приданого, того, что ты возьмешь с собой в Сарроннин, — говорит маршал, глядя на сына. — По-моему, все действительно к лучшему.

Она улыбается и уходит, прежде чем он успевает вымолвить хоть слово.

Как только она исчезает за драпировками, Креслин встает, кивает и удаляется. Ноги сами несут его к заднему выходу, к узкой, старой лестнице. Самая старая изо всех внутренних лестниц замка, она имеет полые ступени и примыкает к шероховатой наружной стене. Быстрыми шагами юноша поднимается наверх, выходит на стену и устремляет взгляд на юг.

Хотя над зубчатыми парапетами веют студеные ветра, стена обогревается горячим дымом из дымохода, установленного над огромным очагом в северной части большого зала. Ветер вытягивает дым в струйку и сносит к востоку.