Тринадцатый шаг - Брэй Либба

— Вам нельзя спускаться в подвал.

Лорен медленно обернулась. В углу стояла Дана. Ее губы были измазаны свежей алой кровью. Над нижней губой нависали два длинных зазубренных клыка. Из спины торчали тонкие, бледные остовы крыльев, а кожа приобрела цвет слоновой кости. На желтых, налитых кровью глазных яблоках выделялись огромные зрачки, темные и мертвые. Лорен не могла отвести взгляд ни от них, ни от кровавой кучи на полу. Существо, которое когда-то было Даной, отбросило прочь чье-то тело, сотрясаемое конвульсиями; из яремной вены все еще хлестала кровь.

— Вам нельзя спускаться в подвал, — повторила Дана, и теперь ее голос походил на рычание.

Дверь распахнулась. Лорен услышала крики — человеческие голоса. Что-то с силой ударило ее по затылку, и она погрузилась в милосердное забытье.

13

Она очнулась от тонкого, высокого жужжания какого-то агрегата и боли. Она была привязана к столу, и Раким склонился над ее левой рукой, работая иглой для татуировок. Из крошечных дырочек сочилась кровь.

— Прости, не удалось спросить тебя, где лучше сделать картинку, поэтому я решил на предплечье. Большинство так делает.

Он вытер кровь кусочком ваты из коробки, подобной той, которые она приносила из магазина каждую неделю.

С другого конца комнаты к ней подошел Йоханнес, такой прекрасный и золотоволосый, что у нее заныло в груди. Он ласково погладил ее по волосам — она видела, что он так гладил наркоманов, — и нежно поцеловал ее:

— Лорен, все хорошо. Расслабься.

Она начала извиваться.

— Вы убили Антонио!

— Он сам виноват. Не надо было лезть к нам.

— К тому же он оказался невкусным, — неодобрительно заметил Раким. — Жду не дождусь, когда мы развернемся как следует и перестанем питаться объедками. Может, мне удастся отхватить себе какого-нибудь светского льва с Парк-авеню. Эй, не дергайся, а то некрасиво получится.

Она снова почувствовала боль в руке.

— Я отправлюсь с тобой в первый раз, — ласковым голосом пообещал Йоханнес. — Это не так уж страшно. Сама увидишь.

— Ты привыкнешь. А потом это будет ужасно занятно. — В дверном проеме стояла улыбающаяся Алекс. — Скоро ты перестанешь думать об этом так, как сейчас.

Раким закончил свою работу и снова вытер ватой руку Лорен. Рука болела, черный знак «Ангелус-хауса» выделялся на покрасневшей коже. Йоханнес расстегнул ремни, которыми она была пристегнута к столу:

— Ты свободна идти куда хочешь. У тебя двадцать четыре часа. Если ты никого не убьешь, тебе станет очень плохо. Но если решишь стать одной из нас, ты должна вернуться сюда до восхода солнца. Выбор за тобой.

Губы Йоханнеса прильнули к ее губам, и она не смогла удержаться от ответного поцелуя.

Ночь выдалась жаркая. Небо было маслянисто-черного цвета, словно остывший кофе. Лорен бродила по улицам Бруклина в легкой мгле, влажность мешала ей дышать. Она села на метро, на линию F, проехала до Кони-Айленда, потом вернулась обратно в город. От ярких ламп в вагоне у нее заболели глаза и голова, и она вышла на Четвертой авеню. В небе с пронзительными воплями парили вампиры, не птицы. Теперь она это знала. Она начинала все видеть и слышать; ее уши улавливали самые тихие звуки: как крысы кишат в переулках, как вздыхают неудовлетворенные любовники, как приходит в этот мир новая жизнь среди боли и крови. И всегда так. Лорен прошла мимо своего дома и прислушалась к дыханию родителей, почувствовала их горе. Проходя мимо квартиры коменданта, она уловила его беспокойство — ему снилось, что он еще состоит в отряде тонтон-макутов и его мачете выполняет свою грязную работу, затыкая людям рот. У всех были свои секреты.

Она пошла дальше, поборов нервную дрожь и жажду, которая чувствовалась в тревожном биении ее сердца. Кожа на руке, вокруг новой татуировки, раздулась и натянулась; начало болеть все тело, словно дух больше не мог поместиться в плоти. Внутри кипела желчь; кровь, стремительно бежавшая по жилам, казалось, жаждала удовлетворения. Она облизнула губы и провела языком по крошечным бугоркам, возникшим на ее верхней челюсти, — это пробивались клыки; десны набухли и болели. Сколько времени прошло с того момента, когда ей сделали татуировку? Двенадцать часов? Пятнадцать?

Лорен повсюду видела вампиров: они сидели на обгоревших остовах машин, карабкались по пожарным лестницам многоквартирных домов, кружились над мостами и пристанями, скрючились под эстакадами. Желтые глаза блестели, крылья с ошметками кожи хлопали в воздухе, губы были приоткрыты, и виднелись окровавленные пасти. Тела людей ломались в их могучих лапах как спички. Один из них взглянул на нее и расхохотался.

Прошел, наверное, еще час. Острая боль пронзила мышцы, словно руки и ноги обвивали лианы. В переулке около набережной, там, где Йоханнес поцеловал ее и первый раз, Лорен в холодном поту рухнула на тротуар. Она моргала, и веки царапали ей глаза. По улице, шатаясь, брела та же бездомная женщина, на этот раз без своего бойфренда. Она фальшиво напевала песню Стиви Уандера. Когда женщина приблизилась, Лорен почувствовала, что ее тело напряглось, — клыки наконец прорезались сквозь десны. Она крепко зажмурила глаза и постаралась не шевелиться.

— Эй!

Лорен, открыв глаза, увидела женщину совсем рядом с собой. Запах ее крови, пробивавшийся сквозь кожу, был невыносим.

— У тебя не найдется мелочи? Я есть хочу.

— Уходи, — прохрипела Лорен.

— Ах ты, маленькая сучка!

— Уходи отсюда! — прорычала Лорен сквозь стиснутые зубы.

— Думаешь, мне это нравится и я так развлекаюсь?

Женщина плюнула на нее и начала ругаться, так что Лорен была вынуждена подняться и искать себе другое убежище. Она шла и шла, пока у нее не онемело все тело; пересекла Ред-Хук, вышла на набережную и стала дожидаться восхода. Голубая вода бассейна на Лоррен-стрит заворожила ее. Она решила поплавать в последний раз, а затем открыть рот, чтобы ее легкие наполнились водой, и покончить с этим. Но, завернув за угол, обнаружила девочку в футболке дневного лагеря, сидевшую у стены центра отдыха. Близился рассвет, — наверное, была половина шестого. Скоро взойдет солнце…

— Что ты здесь делаешь? — спросила Лорен.

— Жду свою тетю. Она пошла купить мне пончиков.

— Пончики — это хорошо.

— Я люблю пончики с сахарной пудрой.

Лорен показалось, что от девочки пахнет сахарной пудрой. Чем-то сладким, восхитительным. Лорен согнулась пополам и обхватила себя руками.

Девочка удивленно посмотрела на нее:

— Вам плохо?

— Да, моя милая, — задыхаясь, выговорила Лорен. — Не подходи ко мне. Мне очень плохо.