Всемогущий атом - Роберт Силверберг

– Я… Я сделал из него выводы.

– Вот и хорошо! И не надо быть таким честолюбивым. Все придет в свое время. А теперь прошу вас спуститься вниз и проверить гамма-излучение.

– Хорошо.

Мандштейн поспешил вниз по лестнице и подошел к алтарю сбоку. Голубой Свет продолжал сиять – источник спокойствия и уверенности в мире беспокойства и неуверенности. Аколит вынул гамма-счетчик из ниши, где он хранился, и, просмотрев данные, записал их. Он вернулся к своим обычным обязанностям.

5

Вызов в Санта-Фе пришел через три недели. Это поразило руководство общины, как удар молнии. Наконец известие достигло и ушей Мандштейна. Его принес один из коллег.

– Тебя просят зайти в кабинет Лангхольта. У него начальник округа Кирби.

Мандштейн испугался:

– Зачем же я им нужен? Я же ни в чем не провинился…

– А разве я сказал, что у тебя будут неприятности? Какая-то важная новость. Они там очень взволнованы. Кажется, пришел приказ из Санта-Фе.

«Странно», – подумал Мандштейн и поспешил в кабинет Лангхольта. Кирби стоял у книжных полок. Он оказался настолько похожим на Лангхольта, что их можно было принять за братьев. Оба – высокие, худые, с аскетическими лицами, примерно одного возраста, серьезны. Чувство ответственности выражали не только их лица, но и во вся фигура.

Мандштейн никогда не видел Кирби вблизи. Ходили слухи, что раньше Кирби был служащим ООН, занимал высокий пост, но лет пятнадцать-двадцать тому назад почему-то решил покинуть его и вступить в Братство. Здесь он также дослужился до высокой должности: стал начальником одного из пятнадцати округов, на которые была поделена страна, а значит, одной из пятнадцати самых важных персон североамериканской организации. Его седые волосы были коротко пострижены, а выражение серо-зеленых глаз было столь странным, что Мандштейн с трудом выдерживал их взгляд. Когда Кирби вот так посмотрел на Мандштейна, тот мысленно спросил себя: «И как я отважился написать этому человеку письмо?» Кирби едва заметно улыбнулся:

– Мандштейн?

– Да, сэр.

– Называйте меня братом, Мандштейн. Брат Лангхольт сообщил мне, что очень вами доволен.

«Вот как», – удивился Мандштейн.

Лангхольт подтвердил:

– Я рассказал начальнику округа, что вы честолюбивы, прилежны и активны. Указал и на то, что этими качествами вы обладаете как раз в необходимой степени, может быть, даже в избытке. Но в Санта-Фе все придет в норму.

Мандштейн не мог выговорить ни слова.

– Сэр… Э-э… Я думал, брат Лангхольт, что мне отказали в переводе в Санта-Фе.

Кирби кивнул:

– Так оно и было. Но этот вопрос ставился на повестку дня еще раз и был решен иначе. Там как раз нужны несколько аколитов, но не эсперов. Вот мы и пересмотрели вопрос. Конечно, желающих было больше, чем необходимо, так что можете считать, вам повезло. Надеюсь, вы не переменили своего мнения и по-прежнему хотите, чтобы вас перевели в Санта-Фе?

– Конечно, сэр… брат Кирби!

– Вот и хорошо! У вас неделя на сборы. – Серо-зеленый взгляд Кирби внезапно стал пронзительным. – Надеюсь, вы будете нам полезны и оправдаете наше доверие, Мандштейн!

Мандштейн не мог понять, действительно ли его собираются перевести в Санта-Фе или просто хотят избавиться от него. Но бывают же чудеса, и нужно принимать их как реальность, не задавая лишних вопросов.

Когда прошла неделя, он последний раз поклонился Голубому Огню, попрощался с Лангхольтом и коллегами и отправился в путь с маленьким саквояжем.

Около полудня он был уже в Санта-Фе. Аэродром буквально кишел бело-голубыми рясами. Еще никогда Мандштейн не видел их в таком количестве в общественном месте. Он посмотрел сквозь стекло на ландшафт, простирающийся за аэродромом. Небо здесь было необычайной синевы, а вокруг – необъятная желто-бурая равнина (Мандштейн никогда не видел такой большой равнины), лишь кое-где оживляемая желто-зелеными кустиками. Вдали, еле видимые, возвышались горы из песчаника.

– Брат Мандштейн? – окликнул его какой-то толстый аколит.

– Да.

– Я – брат Каподимонте. Буду вас сопровождать. У вас есть багаж? Нет?

Хорошо! Пойдемте!

На залитой солнечными лучами площади их ожидала машина. Мандштейн положил саквояж на заднее сиденье и забрался под купол машины-капсулы.

Каподимонте сел за руль и включил электромотор.

Машина загудела и быстро помчалась вперед.

Каподимонте на вид было лет сорок. «Немного староват для аколита», подумал Мандштейн.

– Вы здесь в первый раз? – спросил сопровождающий.

– Да, – ответил Мандштейн. – Чудесный пейзаж.

– Вы уже обратили на это внимание? Да, здесь чувствуешь себя совершенно раскованным, свободным от всего мелочного. Так много места, пространства. В каждой долине доисторические руины. Когда вы здесь акклиматизируетесь, можете съездить в Фриольский каньон полюбоваться пещерами. Вас интересуют такие вещи, Мандштейн?

– Я мало разбираюсь в этом, но с удовольствием посмотрю.

– А какая у вас специальность?

– Нуклеоника, – ответил Мандштейн. – Попросту говоря, я истопник.

– А я до вступления в Братство был антропологом. И теперь все свободное время провожу в Пуэбло: иногда приятно возвратиться в прошлое, особенно если, имеешь дело с будущим.

– Вы действительно делаете успехи?

Каподимонте кивнул.

– Говорят, довольно большие. Я, конечно, не принадлежу к Избранным, посвященным в тайны, но, судя по всему, успехи есть и большие…

Взгляните: мы проезжаем Санта-Фе.

Мандштейн обернулся в ту сторону, куда указывал Каподимонте. Город показался ему странно маленьким, как по площади, занимаемой им, так и по размерам домов, в которых было не больше трех-четыре этажей.

– Я считал, что Санта-Фе много больше, – сказал Мандштейн.

– Это памятник культуры, и потому его сохраняют в том виде, в каком он был сто лет тому назад. Здесь нет новостроек.

Мандштейн нахмурил брови.

– А как же лаборатории и другие необходимые помещения?

– Центр находится не в самом Санта-Фе. Просто Санта-Фе – в пятидесяти милях от него. Ближайший к Центру город.

Дорога начала подниматься в гору, и растительность сразу изменилась.

Кустарники сменились высокими деревьями, преимущественно соснами. А Мандштейн все еще никак не мог поверить, что скоро он будет в генетическом Центре. «Это еще раз доказывает, – подумал он, – что если хочешь чего-то достичь, необходимо действовать решительно». Вот он рискнул, и хотя его поставили на место, сурово одернули, но все-таки послали в Санта-Фе.

Жить вечно! Предоставить свое тело экспериментаторам, которые научились заменять клетку клеткой, регенерируя таким образом органы. Есть, конечно, и риск, но где обойдешься без риска? В худшем случае он умрет, но это же ожидает его и при существующем положении вещей. Зато тут у него появляется шанс стать одним из Избранных!

Путь преградили железные ворота, на которых играли солнечные блики.

Каподимонте сбавил скорость и сказал:

– Приехали.

Ворота начали медленно открываться.

Мандштейн спросил:

– Меня, наверное, проверит какой-нибудь эспер, прежде чем мы въедем в Центр?

Каподимонте рассмеялся.

– Не беспокойся, брат Мандштейн! В последние полчаса мы вас уже проверили, и очень тщательно. Так что если бы имелись причины не пускать вас, эти ворота не открылись бы. Можете успокоиться – проверку вы выдержали.

6

Официально святую святых форстеров именовали Центром биологических наук Ноэля Форста. На пятнадцати квадратных милях, окруженных электронным забором, находились жилые корпуса, лаборатории, административных строения.

Центр был сердцем и мозгом движения форстеров, хотя религиозный дух здесь мало ощущался. Сила Братства заключалась в том, что оно не только оказывало духовную поддержку, но и использовало научный прогресс. Братство не делало тайны из того, что его конечной целью является победа над смертью. И речь велась не просто об искоренении болезней и продлении жизни, а о полном триумфе жизни над смертью. Человечество, правда, сделало определенные шаги в этом направлении и до прихода форстеров: в крупных индустриальных центрах продолжительность жизни человека достигла девяноста лет. И это было одной из причин перенаселения Земли.

Форстеры обещали на первых порах удлинить жизнь до ста двадцати лет, причем в первую очередь тем, кто хотел этого, но не мог заплатить. Но почему до ста двадцати, а не до двухсот или трехсот? Или вообще до тысячи?

«Подарите нам вечную жизнь!» – вопили массы и теснились перед храмами форстеров. И каждый надеялся на то, что именно он попадет в число Избранных.

Конечно, перспектива вечной жизни необычайно усложняла проблемы перенаселенной планеты и и грозила катастрофическим старением человечества. Братство хорошо понимало это и надеялось выйти из положения, открыв для человечества Галактику.

Колонизация Солнечной системы началась еще за два поколения до обнародования доктрины Форста. Уже были заселены Марс и Венера, правда по-разному. Ни одна из этих планет не была пригодна для жизни, поэтому на Марсе изменили условия жизни, сделав их приемлемыми для людей. При колонизации Венеры поступили наоборот: людей преобразили так, что они смогли жить в условиях, царивших на этой планете. Обе колонии сейчас процветали. Но это, к сожалению, не решало проблему перенаселения: в течение ста лет денно и нощно космические корабли должны были бы покидать Землю, чтобы увезти на Венеру и Марс нужное количество людей, а это было невозможно не только с технической, но и с экономической точки зрения.