Дама с чужими собачками - Екатерина Николаевна Островская

заранее знали: если местные менты убийцу не найдут, то Павел Сергеевич приедет и решит вопрос. Тут никто перед ним крутить не будет — он ведь здесь свой… Вот он сегодня и прибыл. Все его уважают и жалели, когда училка другого выбрала… Понятно, что Уманский с нее пылинки сдувает, шубы ей покупает. Шубы не шубы, а Кудеяров в столице на высокой должности, с большими людьми общается, президента наверняка лично видел. А Уманский хоть и король среди нас, но мы кто? Мы деревня!

— Ты что, — догадался наконец Николай, — пьяная, что ли?

— Да ни в одном глазу. Приняла полтинничек, да и то для того, чтобы согреться. Я ж не просто так Незамерзайка — мне топливо необходимо для подогрева.

— Ладно, — произнес Николай, давая понять, что разговор окончен, — сегодня я тебя штрафовать не буду: за руку на реализации алкоголя не поймал, но учти, если будет жалоба, что ты в неположенном месте торгуешь косорыловкой, жалеть не буду. А уж если на качество товара нарекания будут…

— Какая косорыловка?! — взмахнула руками женщина. — Я у проверенного производителя беру. Там двойная перегонка, да еще настаивается на смородиновых или на березовых почках, а еще на кедровых орешках. А по особому заказу — на семенах петрушки, полгода надо настаивать — лечебная вещь.

— Надо будет взять бутылочку и на экспертизу отправить.

— Давно пора, — обрадовалась Марина Незамерзайка, — я две бутылочки дам? Одну для вашей персональной, Николай Степанович, экспертизы, а вторую лично для начальника РУВД — пусть попробует.

— Начальник РУВД абы что не проверяет, — вспомнил Францев, — он привык общаться с французскими коньяками и с виски разными.

— Попробует мой товар и перестанет с ними общаться, — обрадовалась Марина. — У меня даже Уманский товар берет, чтоб вы знали; не сам, конечно, — водителя своего присылает. А Уманский себе все что угодно позволить может. Захотел однажды и отбил училку у нашего Павлика Кудеярова… Та музыку преподавала, а теперь заместитель директора школы… Вцепилась в него двумя руками… Ой, — вспомнила Незамерзайка, — я же Уманского видела с той, которую убили… Они мимо меня в машине проехали. Я на перекрестке стояла. Он подъехал и остановился, мне рукой махнул, чтобы я дорогу перешла. Тут-то я ее и заметила. А потом ее убили… Может, это Вика ее… того самого: она хоть и в школе работает, но девушка ревнивая…

— Глупости не говори, — остановил женщину Францев, но, подумав немного, спросил: — Они в городок наш въезжали или выезжали?

— Выезжали и о чем-то беседовали. Девушка ему что-то рассказывала и даже рукой размахивала. Это в начале дня было. Часов в десять утра — точной даты не помню.

Тут к прилавку подошли покупатели, и участковый решил не задерживаться — он и так узнал то, что хотел: у Варвары-Красы была финка с костяной ручкой и гардой. Он даже хотел тут же позвонить Павлу и сообщить об этом, но какая-то мысль, промелькнувшая в его голове, остановила, что-то очень важное — ускользающая деталь. Николай даже остановился, чтобы вспомнить. Только что он узнал: девушка ехала в машине главы администрации на переднем сиденье и что-то говорила ему, размахивая рукой. Если человек размахивает рукой при разговоре, значит, он взволнован и говорит о чем-то важном для себя, говорит об этом человеку близко знакомому — а уж она никак не может быть близко знакомой с главой администрации Ветрогорска — с богатым и влиятельным человеком. И куда они могли ехать вместе в его машине, если Уманский в рабочее время разъезжал всегда в служебном автомобиле и за рулем находился водитель.

Францев направлялся к опорному пункту, и когда до того уже оставалось немного, увидел стоявшего у дверей человека, ускорять шаг не стал и даже сделал вид, что не замечает никого. А тот помахал ему рукой, как будто подзывая к себе. Только сейчас Николай узнал его — Анатолий Каликин, или просто Толик, а еще чаще просто Толян. Каликин нигде не работал, то есть постоянно устраивался куда-то, но долго на очередном месте не задерживался, и даже не потому, что был подвластен зеленому змию. Выпивал он ненамного больше других — просто по утрам он никак не мог проснуться, а разбудить его было некому: по крайней мере, он так объяснял свои многочисленные опоздания или прогулы.

— Во как! — произнес он, когда Францев подошел. — Зима началась, снег выпал.

— Это не снег, — возразил участковый, — припорошило немного.

— Ну да, — согласился Толян, — пороша была, значит, припорошило не снегом, а порошинками.

Николай открыл дверь и поинтересовался:

— Ты чего пришел?

— Я-то? — переспросил Каликин, как будто рядом находился кто-то еще. — Ну да! Я пришел узнать по поводу убийства той дамы: будет ли какое-то вознаграждение тому, кто укажет на преступника?

Толян проскочил в теплое помещение и почесал себе кончик носа в ожидании важного для себя известия.

— Не знаю насчет денег, — признался Францев, — но почетную грамоту я тебе гарантирую.

— Эх, — расстроился Каликин, — а я думал оказать помощь следствию.

— Можешь и не оказывать, но тогда за сокрытие важных фактов и улик ты попадешь под статью.

— Серьезно?

— Ладно, — кивнул участковый, — вознаграждение наверняка будет, потому что преступление хоть и нерезонансное, но до сих пор не раскрыто.

— Да я не из корыстного интереса, — начал объяснять Толян, — просто я могу пострадать в смысле собственного здоровья и личной жизни, потому что за всем этим стоят высокопоставленные особы. А такие особы ни перед чем не остановятся.

— Откуда у нас высокопоставленные особы? — удивился Францев.

— А ты, подполковник, пораскинь мозгами, — посоветовал Каликин, — ну догадался?

И поскольку участковый молчал, подсказал:

— Ну-ну… Подумай, подумай хорошенько… Эх, непонятливый какой. Ладно, скажу: это Уманский Леонид Владимирович.

— Глупость какая! Леонид Владимирович — интеллигентный человек…

— Он интеллигентный?! Да когда на него пять лет назад трое напали, знаешь, какими словами он их обложил?! А потом всем накостылял. А когда один его дубиной по спине окрестил, то он ему, между прочим неплохому в душе человеку, челюсть сломал.

— А Саньке Сорокину челюсть, а третьему вашему… Ты зачем дубину схватил?

— Просто она лежала сама по себе, а я вижу, что Уманский метелит Санька Сорокина, а тот ведь здоровый бугай. Тогда я поднялся, а перед глазами синий туман, и не помню сам, как схватил… Но тогда Уманский еще не был главой администрации. Тогда главой города был уважаемый Михаил Борисович Друян, если помнишь такого. Его потом тоже сняли за хищения… А жена его тогда такое натворила… [4]

— Все я помню, — остановил поток воспоминаний Францев, — сейчас с чего ты решил, что убийца