Зима королей - Сесилия Холланд

— Когда я как-то был в Мюнстере, — сказал Сирбхолл, — мы дрались против датчан в Лимерике. Это было в то лето, после той зимы, когда шло много дождей.

— В Лимерике или здесь? — спросил Финнлэйт. — Тут была зима, когда снега было до крыши сарая. В Лимерике всегда теплее, чем здесь.

— Может быть, тогда.

— Вторая зима после того, как ты ушел отсюда, — сказал Мюртах. Он намазал маслом большой кусок хлеба и дал его Эйр.

— Кто был тогда вождем? — спросил Финнлэйт. — Моллоу?

— Донован из Хай Кэрбэри. Он и Моллоу были друзьями некоторое время после того, как их отцы убили короля Мюнстера, Магона, который был братом Верховного короля. Но к тому времени, когда мы пошли воевать с датчанами у Лимерика, они уже не были больше друзьями.

Эгон поставил локти на стол и опустил подбородок на кисти рук, уставившись на Сирбхолла. Мюртах подумал, что он похож на Эда, отца его и Сирбхолла.

— Король Брайан, когда он был только королем Мюнстера, отобрал Лимерик у датчан. Прежде чем он его им вернул, они пытались несколько раз взять его силой, и на этот раз — была их самая отчаянная попытка. В Лимерике находилась группа датских торговцев, как обычно, они поднялись и направились со всем, что имели, в крепостную башню и послали за помощью в Лэксфорд и Уотерфорд.

Од принесла чаши и сосуд с аскуибхом и поставила их на середину стола.

— Итак, вождь Донован повел нас всех отсюда, и мы пошли к Лимерику. Пройти внутрь ворот вовсе не было проблемой — каждый вооруженный мужчина бывал в крепости. Но они стреляли в нас и сбрасывали камни из высоких окон, так что мы не могли открыть двери, чтобы ворваться внутрь.

— Они были на уровне земли? — спросил Мюртах. — Двери.

— Да. Не так, как в башнях ирландских монахов.

— О!

— Мы уселись снаружи и стали ждать. Ночью мы развели костры и приготовили себе пищу, а днем мы сидели тихо и пили и рассказывали всякие истории, ожидая, когда они выйдут.

Так прошло много дней, и вот уже было лето, жаркое и сухое. Внутри башни должно было быть даже еще хуже, потому что башня была сделана из камня. Через довольно длительное время один из датчан вылез на нас через маленькую дыру в стене вокруг подножья башни.

Это был человек маленького роста — даже меньше, чем Мюртах, и не такой широкий в плечах. Он был незаконнорожденным сыном одного высокопоставленного человека с Южных Островов или, возможно, Мэна, и он терпел неудачу во всем, что делал. Звали его Фригги.

Он сказал нам, что проведет нас через отверстие в стене, которое никто из нас не мог обнаружить, если мы отдадим ему все товары и суда в гавани. Донован сказал ему, что он может иметь все, что захочет, после чего Фригги указал нам, как проникнуть в башню, и в ту же ночь он это сделал.

— Где была эта дыра?

— Она была укрыта в углу стены. Один большой камень там выпал, но виноградные лозы и сорняки там разрослись так высоко, что вы не могли видеть, что камня нет на месте. Он — Фригги — сказал, что никто из людей внутри не знал об этом.

Так что мы все проползли глухой ночью внутрь и проникли в башню. Я первым поднялся по лестнице — у меня было предчувствие того, что должно произойти, — и сломал дверь наверху лестницы, и мы все обрушились на них, спящих посреди башни. Они вскочили и схватились за свои мечи и образовали круг, но когда они увидели, как много нас было там, они бросили оружие.

— Датчане? — изумленно спросил Финнлэйт.

— Это были торговцы. Я убил только одного, но Донован слышал, как я выломал дверь, и дал мне в подарок браслет — он в том моем пакете, который ты видела, Од, что же касается Фригги…

Он сделал небольшую паузу, чтобы налить себе аскуибх. Эгон облизал губы, посмотрел вокруг и наконец стукнул кулаками о стол.

— Так что с Фригги, дядя?

— О, когда мы выгнали всех датчан, вождь Донован взял Фригги, связал его, бросил в гавань и сказал ему, чтобы проглотил все, что он хочет. Как видишь, предателей презирают обе стороны.

Все рассмеялись и откинулись. Это был хороший рассказ, и Мюртах некоторое время наслаждался им. Финнлэйт сказал:

— Это напомнило мне другую историю.

И он рассказал ее. Она касалась человека, который поймал эльфа, и эльф обманул этого человека таким же почти образом. Этот человек попросил эльфа дать ему вечную жизнь, что эльф и сделал, после чего удалился. Но этот человек не попросил вечную молодость, и он делался все старее и старее, никогда не умирая, пока он страстно не возжелал умереть.

— И теперь, — сказал Финнлэйт, — этот человек бродит по всему свету, ищет пещеру, в которой, говорят, таится Смерть, и никогда не находит ее. Как видите, всему есть соответствующий конец, а если что-то не кончается, то становится невыносимым. И это должны знать все рассказчики историй.

Больше никто ничего не сказал, все встали, перешли к очагу и уселись вокруг него. Одна из женщин сбивала масло, горько жалуясь, что оно плохо сбивается. Мюртах достал из ящичка справа от очага кусок дерева и нож, уселся и стал вырезать куклу для Эйр.

— А вот история без окончания, — сказал он, — и вам не потребуется принести мне мою арфу. Даже эти маленькие дети знают об Исландии, куда давным-давно некоторые ирландцы уплыли, чтобы бежать от датчан и норвежцев, но теперь чужеземцы покорили всю ее тоже. Теперь рассказывают, что за Исландией те ирландцы, что уплыли, нашли другую страну, которую они назвали Великой Ирландией, а датчане Ирландской Миклой. Иногда, я слышал, они называют ее Землей Белого Человека, потому что там теперь монахи. Я слышал все это от датчан, так что, может быть, это правда.

Он снял длинную стружку, поставил деревяшку на пол и сказал:

— Теперь они утверждают, что за Великой Ирландией есть еще другая страна. Они никогда не говорили мне, как называют ее, но не так давно тут проходил валлиец-арфист, который рассказывал, что это должен быть остров, на котором лежит в ожидании Артурnote 12. Я никак не мог выяснить, были ли там ирландцы, но, кажется, датчане всегда направляются только туда, где есть ирландцы, так что, возможно, они там есть.

— Ирландцев нет в Дании, — сказал Сирбхолл.

— Есть. Они там рабы.

Он потянулся за чашей с аскуибхом.

— Святой Брендэн, вы знаете, плыл на запад много раз по пятьдесят дней и открыл Землю Молодых Людей, а перед ним там побывал ирландец. Я думаю, там, на западе, в океане полно островов, маленьких золотых островов под солнцем, где спят все герои и где все ирландцы найдут другого ирландца, который побывал там раньше. На западе они всегда говорят об островах Тир-на-ног или Ирландской Микле. Люди из Нормандии или Бискайи ничего об этом не знают, так они говорили. Вот и все, нет никакой истории и нет никакого конца.

— Конец может быть в том, что негодяй всегда найдет место, куда бежать, — сказал Сирбхолл.

— Нет, такого не может быть. Не зря говорится, что негодяй никогда не находит места, где бы остановиться, для негодяя вся земля, словно горящие уголья.

Он снова взялся за кусок дерева и стал вырезать ноги. Конэлл выбрался из груды спящих борзых и забрался под юбки Од, так что наружу торчала только его голова.

— Я иногда размышляю над этим, — сказала Од. Она подняла кусок полотна, над которым работала, и уставилась над своими коленями на Конэлла.

— Расскажи мне историю Ойсина, — сказал Эгон.

— Ты слышал ее тысячу раз.

— Она мне нравится, расскажи, — настаивал Эгон.

— В истории Ойсина тоже есть острова, — сказал Мюртах.

— Где ты слышал об этих островах? — спросил Сирбхолл. — Ты говорил, от датчан.

— Финнлэйт знает. Был тот человек, который приполз к нашим кострам, весь израненный, — почти сразу после Бегства — мы внесли его внутрь, надо быть нечеловеком, чтобы отказать в этом даже датчанину, если он ранен. Он рассказал мне кое-что. Я узнал что-то от датчанина-изгнанника, который брел из Дублина в Уэксфорд, опережая на два шага свою репутацию, все были против него. А еще больше от валлийца-арфиста, как я уже говорил вам.

— Я помню его, — сказал Финнлэйт, — этого раненого датчанина, Хэлфдэн было его имя.

— О, да! — сказала Од, — тот, у которого было такое сильное кровотечение, что он испачкал мои одеяла.

— Это были одеяла моей матери, это было до того, как ты и я поженились.

— Теперь это мои одеяла, и на них до сих пор заметны пятна крови.

— Мы храним здесь одеяла подолгу, — сказал Мюртах Сирбхоллу. — Нил, принеси мне мою арфу. Датчанин научил меня также датскому языку.

— Я не знал, что ты говоришь на нем.

— Не очень хорошо. А ты?

— О, совсем чуть-чуть.

Мюртах играл на арфе, пока Финнлэйт рассказывал историю Ойсина. Дождь в тот день шел непрестанно и весь последующий тоже, и все они рассказывали истории. Мюртах закончил куклу и теперь работал над вазой, которую обещал сделать для Од. Время от времени он рассказывал какую-нибудь сказку или отрывок из саги Кухулэйн.