Книга Дины - Хербьерг Вассму

Ты мне бросил кость пустую,

А теперь играй впустую!

— Что это значит?

— Он играл виртуозно, но его игра не тронула принцессу, и она не захотела выйти за него замуж.

— Почему же? Ведь он был виртуоз.

— Одно дело — виртуозно играть по нотам, другое — трогать сердца людей своим искусством. У музыки, как и у человека, есть душа. Нужно уметь услышать ее…

— Ты умеешь! — твердо сказала Дина.

— Спасибо! — Господин Лорк поклонился ей, словно раскланивался в концертном зале перед принцессой, сидевшей в первом ряду.

Для Дины господин Лорк был незаменим. Чуть что, она обращалась только к нему. И при ней никто не осмеливался смеяться над ним.

Он научился сносить даже ее бурные ласки и объятия. Просто стоял неподвижно, опустив руки. Его глаза напоминали паутину на кустах, в которой блестят капли дождя.

Дине было довольно и этого.

Господин Лорк привел Дину на могилу Ертрюд. На ней росли красивые цветы. Камни, которые окаймляли могилу, заросли мхом.

И там господин Лорк тихим голосом объяснил Дине то, о чем она даже не спрашивала.

Нет, Ертрюд не таит на нее зла. Она живет на небесах и радуется, что ее больше не касаются страдания и горе этого мира.

Все на свете предопределено заранее. Люди лишь инструменты в жизни друг друга. Некоторые совершают поступки, ужасные с точки зрения людей, однако и в них можно усмотреть промысел Божий.

Глаза у Дины остекленели, ей как будто даже пришло в голову, что она вознесла Ертрюд. Освободила ее! Сделала то, что никто другой не посмел и не захотел бы сделать! Отправила ее прямо в Царство Небесное. Где не было ни горя, ни нерадивых слуг, ни детей. И в благодарность Ертрюд дарит ей этот благоуханный шиповник и незабудки.

Увидев Динино лицо, господин Лорк поспешил сменить тему разговора. Он начал сбивчиво рассказывать ей о цветах.

В то лето, когда Дине стукнуло тринадцать, ленсман вернулся из Бергена с красиво подстриженной бородой и новой женой.

Он показывал ее всем с такой гордостью, будто она была произведением его рук.

Уже через неделю «эта новая» расположилась в комнате Ертрюд. Обитатели усадьбы и соседи сочли, что это несколько преждевременно.

Двум служанкам было приказано вынести все вещи покойной и вымыть комнату. Все эти годы она стояла запертой. Словно сундук, про который забыли, потому что к нему не было ключа.

Бедняжке Ертрюд комната больше не нужна. Это понимали все. И между тем… Не так бы следовало все это сделать…

Поползли всякие разговоры. Говорили, будто в последнее время ленсман был так падок до женщин, что служанки не задерживались подолгу у него в усадьбе. Если, конечно, хотели соблюсти себя. Впрочем, не настолько все было и худо, чтобы появление Дагни кого-то обрадовало.

Дагни была настоящая бергенская дама. Тонкая как спица, со взбитыми волосами и в трех нижних юбках, надетых одна на другую. Всем бы радоваться новой хозяйке, но не все шло так гладко.

Первое, что новая жена ленсмана увидела у него в доме, была самодельная гипсовая маска.

Дина потрудилась на славу. Она надела маску и белые одежды, чтобы поразить отца.

Маску она изготовила под руководством господина Лорка. С него она и была снята, но не удалась. Получилось лицо мертвеца. Скорее гротескное, чем смешное.

Ленсман захохотал, увидев Дину в этой маске, а Дагни схватилась за сердце.

С первого дня Дина и Дагни вступили в холодную, непримиримую войну друг с другом. Ленсману в этой войне была отведена роль посредника, если в отношениях между этими двумя женщинами вообще требовался посредник.

Я Дина. Ертрюд бросила мне пуговку со своего плаща. Раньше ей не нравилось, что я хожу с черными ногтями. Теперь она больше не вспоминает про это.

Господин Лорк говорит, что считать быстро в уме — это талант. Он мне диктует числа, а я их складываю. Или вычитаю. Или множу. Господин Лорк считает на бумажке. Потом он втягивает воздух сквозь зубы и говорит: prima! Рriта! [5]. Потом мы с ним играем на виолончели или на пианино. Мы больше уже не читаем катехизис или «Домашний проповедник».

Крик Ертрюд разорвал зимние ночи на крохотные лоскутки, и они несутся мимо моего окна. Особенно перед Рождеством. Обычно она ходит в войлочных чулках, так что я не слышу, где она. Ертрюд выбросили из ее комнаты.

Вынесли все картины. Освободили комод. Книги перенесли ко мне. В лунном свете они сходят с полок, а потом возвращаются обратно. Края переплета у черной Книги Ертрюд мягкие и немного загнуты внутрь. В ней много сказок. Я беру увеличительное стекло Ертрюд и собираю слова. Они текут через мою голову, как вода. Меня начинает мучить жажда. Но я не знаю, чего они хотят от меня.

Ертрюд выселили окончательно. Над усадьбой кругами парит орел. Они его боятся. Но это всего лишь Ертрюд. Они этого не понимают.

ГЛАВА 2

Избавит и небезвинного; и он спасется чистотою рук твоих.

— Фома, почему лошади спят стоя? — спросила однажды Дина.

Она смотрела сбоку на плотного невысокого парня. Никого, кроме них, в конюшне не было.

Фома был сыном того самого арендатора, у которого несколько лет жила Дина. Теперь он был уже достаточно взрослый, чтобы работать у ленсмана за деньги да еще отрабатывать повинность семьи за аренду.

Он подбросил в кормушку сена и опустил руки.

— Лошади всегда спят стоя, — твердо сказал он.

— Значит, они и спят стоя и не спят тоже стоя, — заметила Дина со своей вывернутой логикой и наступила на кучу теплого навоза, что лежал в стойле; навоз, как жирные черви, вылез у нее между пальцами.

— Твоя правда. — Фома сдался.

— Не знаешь?

— Чепуха все это! — Фома сплюнул и наморщил лоб.

— Ты знаешь, что я обварила свою мать и она умерла? — в упор спросила Дина, не спуская с него глаз.

Фома замер. Он не смел даже засунуть руки в карманы. Наконец кивнул, словно на исповеди.

— Теперь ты тоже должен спать стоя! — распорядилась Дина, на губах у нее играла странная усмешка — так больше не улыбался никто.

— Почему? — оторопел он.

— Я рассказала о матери лошадям. А они спят стоя! Теперь и ты это знаешь. Значит, и ты должен спать стоя! Кроме лошадей, я никому об этом не говорила.

Она повернулась на грязной пятке и выбежала из конюшни.

Было лето.

В ту же ночь Фома проснулся оттого, что кто-то вошел к нему в каморку. Он думал, что это работник, ходивший за скотиной, который собирался ловить сайду, да, видно, передумал.

Неожиданно, тяжело дыша, над ним наклонилась Дина. Она с укоризной смотрела на него. Глаза у нее были широко открыты. Серые, как начищенный свинец при лунном свете. Слишком тяжелые для ее головы. Вот-вот они скатятся к нему на постель.