Кнут и пламя (СИ) - Красовская Марианна

- Ты ведь взял его с собой, правда? - Виктория была настойчива, и вряд ли отстанет от него так просто.

Впрочем, он и не хотел, чтобы она от него отстала. Он даже боялся, что завтра она совершенно забудет о своих фантазиях, и потому вставал и доставал из шкафа саквояж, на дне которого лежало его верное оружие, впрочем, и не оружие даже, а продолжение его тела. С кнутом Аяз не расставался лет с восьми.

Прикасаясь к гладкой прохладной коже, он всегда становился увереннее в себе и спокойнее, так случилось и в этот раз. Он ухмыльнулся, не догадываясь, что лицо его стало почти свирепым, и, развернувшись к постели, смерил взглядом замершую жену.

Номер у них был один из самых больших, с высоким потолком. Так хотела Вики, а он не возражал, хотя сам не любил просторные помещения. Сейчас ему комната неожиданно понравилась - здесь есть где размахнуться. Он повертел запястьем, хищно улыбнулся и коротко щелкнул кнутом, рассекая подвязку занавески - только чтобы напомнить себе, что он действительно хорош. Занавеска с тихим шорохом упала, закрывая окно.

Сидящая на кровати девушка испуганно сглотнула.

- Ты так и не попросила второй раз, - напомнил Аяз, обрубая подхват второй занавески. - Не дергайся.

Он послал кнут уже вперед, к жене, так, что самый его кончик едва коснулся тонкой сорочки спереди. Виктория ахнула, хотя даже не почувствовала прикосновения, а по белой ткани словно прошла трещина до самого низа, обнажающая тело. Он мечтал это сделать с тех самых пор, как она поселилась в его шатре.

- Так что, ты всё ещё хочешь? Если ты струсила, так и скажи, я уберу кнут.

- Я хочу, - громко сказала Виктория, которая терпеть не могла, когда ей в чем-то перечили.

Аяз прикрыл глаза и коротко выдохнул.

- Тогда ты слушаешься меня во всем и не шевелишься без позволения, - строго заявил он. - Если будет страшно или больно - сразу кричи, не терпи. Если поняла - встань на колени. Выпрямись! Подними руки вверх. Выше!

Он подошел к постели, постучав рукоятью по ее вытянутым над головой руками, заставляя свести запястья. Немного подумав, взял пару подушек, бросил их на постель перед ней и отошел.

Ему нравилось командовать своей упрямой женой до мурашек, бегущих по позвоночнику, нравилось, что она беспрекословно подчиняется его приказам, хотя в обычной жизни именно он уступал ей во всем. А сейчас у нее даже взгляд был другой, покорный и немного испуганный.

Двумя быстрыми ударами - спереди и сзади - он срезал останки ее рубашки. По небольшой, но очень соблазнительной груди Виктории только ветерок пробежал, заставляя темные соски съежиться от страха.

Следующий удар легонько щелкнул по соскам, и Вики жалобно всхлипнула. Аяз прекрасно знал, что не причинил жене боли - так, погладил, но всё же замер, ожидая ее реакции. Но Вики молчала, и он продолжал. Следующий удар по груди вызвал у нее отчаянный стон.

- Мне остановиться?

- Нет, - твердо ответила девушка и добавила, окончательно сводя его с ума. - Можно и сильнее.

Аяз уже тяжело дышал, по его спине ползли капли пота. Его до головокружения возбуждало само осознание факта, что она настолько доверяет ему. Ему внезапно расхотелось играть во все эти игры, просто подмять бы ее под себя, сдернуть шальвары и войти до самого конца одним движением, так, чтобы она задрожала.

Он даже остановился, чтобы стянуть рубашку и швырнуть ее на пол, она ему мешала, обжигая тело. Он бы и брюки уже снял, только не хотел, потому что был уже возбужден до предела и боялся кончить от одного ее взгляда.

Почти неуловимым движением кисти Аяз кинул кнут вперед, мягко обвивая ее руки, вытянутые над головой, и дергая вперед, так, чтобы девушка упала животом на подушку. Теперь можно было избавиться от ее шальваров. Теперь удары хлыста, рассекая ткань, задевали и кожу, оставляя тонкие белые полоски, постепенно краснеющие.

- Аяз, - простонала Виктория, когда кончик хлыста нырнул точно в ложбинку между ягодицами.

Он мгновенно замер.

- Вики?

Но она вовсе не собиралась просить пощады.

- Можно мне подушку прикусить? - робко прошептала она. - Я боюсь, что буду громко кричать, а здесь соседи.

- Можно, - позволил Аяз, усмехнувшись, и, едва она уткнулась в подушку лицом, ударил чуть сильнее, чем раньше.

Виктория дернулась всем телом и замычала, но остановиться не просила. Степняк приблизился, с нажимом проводя рукояткой кнута по позвоночнику, с интересом наблюдая, как она прогибает спину, инстинктивно вскидывая зад и поджимая колени. Остатки шальвар пришлось убрать руками, заодно, как целитель, проверил, не причинил ли он вреда. Нет, он по-прежнему умел рассчитывать свои силы. Провел ладонью по покрасневшим бедрам, не удержался, скользнул пальцами в горячее влажное лоно, убеждаясь, что она возбуждается от этой игры ничуть не меньше него. Виктория от его осторожного вторжения глухо зарычала в подушку, почти жалея, что он снова стал нежен и ласков. Однако в следующий миг твердая рукоятка кнута с силой разводит ее бедра, затем проникая между влажных складок плоти и задевая клитор, нарочно скользя туда и обратно несколько раз, и ее стоны больше становятся похожи на хныканье. Она ерзает и вскидывает бедра навстречу кнутовищу.

- Разве я разрешал двигаться? - холодно спрашивает Аяз, делая шаг назад и взмахивая рукой.

Хлыст ложится поперек ягодиц, обжигая, но оставляя лишь слабую розовую полосу.

От посыпавшегося града ударов (не слишком сильных, но очень быстрых) девушка завывает, кусая подушку.  Аяз, не выдержав, откидывает свой инструмент прочь, и сдергивает штаны, практически рвя их на себе от нетерпения, и цепляется жесткими пальцами в ее пылающие бедра, буквально насаживая ее на себя. Викторию мгновенно накрывает волна оргазма, столь яркого, что она едва не теряет сознания. Из глаз текут слезы. Где-то на задворках сознания девушка ощущает, как ее муж, навалившись, рычит ей в затылок, будто самый настоящий оборотень, пульсирует внутри нее, но не останавливается, продолжая яростно вбиваться в ее тело с такой скоростью, что его движения сливаются в одно. Не сдержавшись, Аяз впивается зубами в ее плечо, чтобы не заорать в голос от ослепительного удовольствия, словно выворачивающего его наизнанку. Виктория придушенно кричит в подушку, не понимая, где начинаются ее волны, а где - его судорожные рывки.

Дыхание у Аяза еще сбито, в груди колотится так, что он сам у себя диагностирует едва ли не сердечный приступ, но он заставляет себя скатиться с тела любимой женщины и разглядеть последствия своего безумия.

- О богиня, Вики, - в ужасе шепчет он. - Прости!

На плече у Виктории жуткий кровопотек со следами его зубов, бедра и ягодицы просто пылают. Ее спина вздрагивает. Он дрожащими руками убирает волосы от ее лица, осторожно разворачивая девушку к себе. Залитое слезами лицо заставляет глаза Аяза испуганно расшириться. С жалобным стоном Виктория обвивает его плечи руками и буквально укладывает его рядом с собой на влажную от пота постель.

- У меня нет слов, - шепчет девушка, сонно тыкаясь носом в его шею. - Это просто... просто... я едва не умерла от удовольствия... А может, и умерла.

Она закрывает глаза и то ли засыпает, то ли теряет сознание. Аяз, проведя рукой по ее груди, чтобы убедиться, что она все же не умерла у него на руках, задевает пальцами сосок и слегка прищипывает его. Виктория даже не дергается от его движения. Степняк лениво приподнимает голову, понимая, что надо бы вымыться самому и обтереть вымотанную жену, но сил у него хватает только на то, чтобы натянуть на них двоих сползшую на пол простыню. Даже кнут, верное оружие, впервые в жизни остается сиротливо лежать на полу. Губы Аяза изгибаются в довольной улыбке. Ему хочется расхохотаться в голос, но, опасаясь потревожить супругу, он просто закрывает глаза и проваливается в сон.

Пальцы Аяза скользили по плечу супруги вслед за шаловливым солнечным лучом, проникающим в отверстие на занавеске. Уже утром он заметил, что их плотная ткань местами обуглена, а местами прожжена насквозь, и это открытие заставляло его самодовольно улыбаться. Четыре года назад, когда он еще только женился на Виктории и осторожно приручал ее, она не умела контролировать своё пламя и во время любовных игр постоянно что-то поджигала, но после одной лунной ночи у реки всё это закончилось - то ли она себя держала в руках, то ли просто привыкла к его ласкам. Она по-прежнему могла заставить взметнуться свечи или зажигала что-нибудь горючее, когда злилась или ревновала, но Аяз порой по-мужски сожалел, что больше не нужно было беспокоиться за сохранность шатра. Теперь занавески явно пострадали, ткань была дорогая, и с владельцем гостиницы придется как-то объясняться, но он был в восторге, что довел жену до полного отсутствия контроля. О прошлом вечере он не жалел ни капли.