Меньшевики и русская революция (1917-1922 гг.). Проблема политического выбора - Марина Васильевна Пятикова

и противоречивых периодов Новейшего времени. Неожиданность Февральской революции 1917 г. привела к тому, что в исторической науке сложились диаметрально противоположные точки зрения на данное явление. Либералы считали Февральскую революцию исторической случайностью, вызванной участием России в Первой мировой войне, политической недееспособностью Николая II и его окружения. Так, по мнению П. Н. Милюкова, революция отнюдь не была неизбежной. В феврале 1917 г. произошла революция, мощный социальный взрыв, вызванный тяготами войны и непопулярностью правительства, усугубившими трагедию недореформированной России. П. Н. Милюков озвучил данную позицию в работе «История второй русской революции» и связал ее с тремя моментами: слабостью русской государственности; примитивностью русской социальной структуры и максимализмом русской интеллигенции. В. А. Маклаков, так же как и П. Н. Милюков, отрицал закономерность событий 1917 г. Причину дальнейшей радикализации революции, приведшей в конце концов к победе большевизма, он видел в ошибках либеральной интеллигенции. Редактор кадетской «Речи» И. Гессен воспринимал Октябрь и Февраль как единый процесс: Февраль был чреват Октябрем, «ради которого стихия Февраля разразилась настоящим праздником». Большинство авторов отрицали буржуазный характер Февраля и социалистический характер Октября. П. Б. Струве определял Февральскую революцию «историческим выкидышем». Меньшевики восприняли ее как всенародную, общеклассовую. Эсеры видели в Феврале 1917 г. примирение сторонников войны и революции ради социальных реформ.

В советской историографии сложилась точка зрения, что Февральская революция явилась прологом Октября. Тогда же возникла идея о руководящей роли РКП(б) в тех событиях. Однако в 1927 г. Н. К. Крупская в письме к Л. Д. Троцкому опровергла этот тезис, так как численность партии большевиков на момент февраля 1917 г. составляла всего лишь 24 тыс. человек. В. И. Ленин считал, что основной причиной революции явилась критическая масса социальных противоречий, созданная, с одной стороны, «благородными и чумазыми лендлордами», а с другой – монополистической буржуазией. Развитие буржуазии, усиление ее экономической мощи, степени влияния на политические процессы он считал главным показателем готовности страны к социалистической революции. Ленин писал: «…никакое восстание не создаст социализма, если он не созрел экономически».

В конце 80-х гг. началось переосмысление событий 1917 г. Начался переходный подэтап отечественной историографии.

В современной историографии существует целый спектр мнений по поводу Февральской революции. Так, историки В. П. Булдаков, А. Х. Буранов считают, что в течение 1917 – начале 1918 г. в России произошла серия революций (солдатская, крестьянская, национальная, пролетарская), смысловой доминантой которых было крушение империи. Сегодня историки обращают внимание на сугубо психологические аспекты самосознания масс и правящих элит, подчеркивая разность их ментальности. Февраль 1917 г. – конфликт модернизаторства власти и политических элит (кадетов) и традиционализма, вооруженного властью (солдатский бунт). «Великие революции всегда чреваты партийными утопиями и массовыми иллюзиями». Г. З. Иоффе доказывает отсутствие закономерности как в Февральской, так и в Октябрьской революциях.

Затянувшаяся мировая война стала своеобразным катализатором революционных потрясений. На рубеже 1916–1917 гг. в России наметился кризис, выразившийся в формировании общенациональной оппозиции, усугубленной антидинастическим движением. В результате мощнейшего социального взрыва рухнула веками существовавшая монархия. Сложились кружки заговорщиков, состоявшие из видных политических деятелей: А. И. Гучкова, П. Н. Милюкова, М. В. Родзянко (возвести на трон царевича Алексея при регентстве брата императора великого князя Михаила). Кн. Г. Е. Львов и его окружение вынашивали идею возведения на трон дяди царя, великого князя Николая Николаевича. Заговорщики имели поддержку среди высшего офицерства. Будущий военный министр полковник А. И. Верховский писал в то время в своем дневнике: «Только смена политической системы сможет спасти армию от новых несчастий, а Россию от позорного поражения. Армия потеряла терпение». Свою помощь в совершении переворота обещал А. И. Гучкову генерал Л. Г. Корнилов.

Еще одной важной чертой общенациональной оппозиции было то, что она складывалась в условиях войны, когда главной фигурой стал «человек с ружьем».

Весной – летом 1917 г. ведущую роль в партийно-политической палитре занимали меньшевики. В первые постфевральские дни меньшевиков-интернационалистов в Петрограде практически не было. Те же, кто из приверженцев Ю. О. Мартова присутствовали в революционной столице, приняли самое активное участие в работе вновь создаваемых органов.

Н. Н. Суханов и Гриневич вошли в литературную комиссию, ведавшую изданием газет и листовок. Из сторонников Мартова в исполком Петросовета вошли Гриневич, рабочие Панков, Соколовский и кооператор Капелинский. А сам Петросовет фактически возглавили меньшевики Н. С. Чхеидзе и М. И. Скобелев.

Российские меньшевики были единогласны в признании того факта, что в феврале 1917 г. произошла буржуазно-демократическая революция. Осуществление социалистических преобразований мыслилось только на фоне социалистической Европы и при ее помощи. Г. В. Плеханов, представлявший крайне правое крыло в партии, считал, что в России на тот момент времени не существовало предпосылок для замены капиталистического строя социалистическим. Так же были настроены меньшевики-центристы Н. С. Чхеидзе, А. Н. Потресов, И. Г. Церетели, Ф. И. Дан и др.

С первых же дней революции вопрос о возможности вхождения социалистов в правительство воспринимался меньшевиками негативно. «Невхождение» во власть объяснялось доктринальными моментами: в России отсутствовала реальная основа и предпосылки для социализма в обозримом будущем. Первоначально меньшевики настаивали на формуле «давления» на Временное правительство с целью проведения данным органом необходимых обществу реформ. Однако после апрельского кризиса Временного правительства стало ясно, что для «спасения революции» социалистам необходимо войти в правительство. 1 мая 1917 г. Организационный комитет РСДРП принял данное решение. 5 мая в правительство вошли меньшевики И. Г. Церетели и М. И. Скобелев, а также лидер партии эсеров В. М. Чернов.

Но стоит отметить, что И. Г. Церетели сам опасался вхождения меньшевиков в правительство, так как это могло привести к дискредитации РСДРП.

7 мая на Всероссийской конференции с докладом о Временном правительстве и коалиционном министерстве выступил Б. Горев. Большинство участников конференции были солидарны в том, что это была вынужденная мера. И. Г. Церетели оценил данный шаг меньшевиков как крупную победу их партии.

Лидеры меньшевиков-интернационалистов: Ю. О. Мартов, А. С. Мартынов, П. Б. Аксельрод, О. Ерманский – вернулись в Россию 9 мая 1917 г. Они были встречены делегатами общероссийской конференции с большим уважением и почетом. Но по мере обсуждения назревших проблем выявлялось отличие подходов оборонцев и интернационалистов.

Меньшевики-интернационалисты стояли на позиции Амстердамской резолюции, принятой в 1904 г. на Международном социалистическом конгрессе II Интернационала, разрешившим вхождение социалистов в буржуазное министерство в исключительных случаях под контролем партии на базе определенной программы.

Мартовцы считали, что вхождение социалистов во Временное правительство не соответствовало фазе развития революции. Вхождение в правительство интернационалистов рассматривали через призму интересов пролетариата, так как принятая министерством программа подчиняла пролетариат «классовому обществу». Приемлемым для рабочих было такое положение, когда