Античная наркомафия 4 - Безбашенный

А там ведь не только подчинённость армии, не только право подданных на восстание против царского беспредела с реальной возможностью такого восстания, не только обязанность даже кандидатуру наследника с правительством и прочей элитой согласовывать. Там ещё и экономический пакет такой, что не царство принадлежит царю, а он — царству. А кому царство будет принадлежать — попробуйте угадать с трёх попыток, как говорится. Миликон, конечно, ни разу не в восторге от предложенных ему на подпись будущих кандалов по рукам и ногам, и подписывать ему этот пакет совершенно не хочется, но куда он на хрен денется? Кормить армию надо? Жалованье ей платить надо? Подъёмные сельхозинвентарём, зерном и звонкой монетой дембелям дать надо? Охранять государство при распущенной на дембель армии кто-то должен? Покровителей в Риме подмазывать надо? А за какие шиши? Зашёл ведь уже далеко, назад даже при желании хрен теперь повернёшь, да и не хочется самому, а дальше по намеченному пути двигаться — хрен даже шаг ступишь без помощи некоей частной ТНК «Тарквинии & Ко». А кто девушку ужинает, тот её, ясный хрен, и танцует.

Он, конечно, в означенной ТНК будет и акционером, и даже членом правления — доходов по акциям будет иметь уж всяко поболе, чем от мизерных налогов в мизерную личную царскую казну. Обижать его и совсем уж ниже плинтуса опускать никто не собирается. Будет и жить достойно, и в принятии судьбоносных решений участвовать, но далеко не самым основным он будет в ТНК — даже не в первом десятке. Прикидывая его будущий удельный вес, Фабриций вычислил и сообщил мне, что мой собственный там едва ли меньшим окажется. Ох и поржали же мы с ним, когда я напомнил ему, кто я такой на данный момент строго юридически! Раб простого римского всадника, даже не патриция, а плебея, практически без перспектив на вхождение в римский нобилитет. Ну, без пяти минут вольноотпущенник, конечно, а значит — аж целый римский гражданин, но второсортный, а если за первый сорт только римских нобилей считать, как оно и есть на самом деле, так и вовсе третьесортный. Ладно, как говорится, третий сорт — не брак. Но прикольно выходит — какой-то римский вольноотпущенник, даже полного набора римских гражданских прав не имеющий, будет в означенной ТНК как минимум равен аж целому венценосному монарху. А если этой ТНК и государство евонное фактически принадлежит, то что из этого следует? Ну, для римского протектората — нормально, гы-гы!

3

Бунт в Оссонобе

— Млять! — Володя, в отличие от меня, непривычен к манерам Бената, и пролетевшая прямо у него перед носом отрубленная кельтибером бородатая башка остроумной шуткой ему не показалась, — Предупреждать надо!

— Я не успел! — отмазался мой главный бодигард, но осклабился при этом так, что в сожалении о случившемся его ну никак не заподозришь.

— Смерть… римским… прихвостням! — прохрипел по-финикийски ещё один недалёкий, но патриотически озабоченный бедолага, захлёбываясь кровью.

— Probatum est! — охотно согласился Тарх, выдёргивая из него меч.

Противник Велтура ничего прохрипеть не мог, а только булькал проткнутым кадыком, пока шурин не проткнул ему ещё и брюхо. Васькин картинно нанизал на меч ещё одного героического борца с римской экспансией, вздумавшего бороться против неё почему-то не там и не с теми, а спецназер, которому больше не мешали летающие головы, заехал наконец сапогом по яйцам «своему» финикийцу, отчего тот с воем согнулся пополам, подставляя шею, по которой Володя и полоснул клинком. Колпак полетел наземь, а полуотрубленная бестолковка повисла на лоскуте кожи.

— Бракодел! — хмыкнул бывший гладиатор, — С оттяжкой же надо!

— Сойдёт! Не на арене перед расфуфыренными римскими кошёлками рисуемся!

— Точно, млять! — выдохнул я, насаживая на меч следующего финикийского урря-патриота. Ну как малые дети! Вместо того, чтоб спокойно всё обмозговать и если выступать, так по делу и осмысленно, этим патриотически озабоченным психопатам театральные шекспировские страсти подавай! Римляне не нравятся? Ну так собирайтесь и записывайтесь, млять, добровольцами куда-нибудь, где кто-то с теми римлянами воюет, а мы-то тут при чём? Мы их покрошим — хрен с ними, сами напросились, а если, не дайте боги, они нас? Но когда ж это подобная публика думала головным мозгом вместо нижних отсеков спинного? Впрочем, не вся…

— Отходим! — рявкнул — по-финикийски, конечно — ихний главный, убедившись, что с нами вышел облом. Видимо, и кроме нас есть им кого римскими прихвостнями назначить — правильных, то бишь неспособных противостоять праведному гневу их возмущённого финикийского разума. Мы-то ведь неправильными оказались, гы-гы!

Поздно он спохватился — уже подоспели и бойцы нашей турдетанской охраны, и отпускать хулиганов просто так было бы даже чисто педагогически неправильно. Если бы не наши пододетые под туники кольчуги — кто-то из нас наверняка уже валялся бы в виде трупа.

— Этого живым! — указал я на него солдатам. Развяжем язык — разберёмся, что за хрень. Это зомбированные болванчики, составляющие массовку, ни хрена толком не знают и обычно используются втёмную. Кукловоды же, в отличие от этого расходного материала, всегда обо всём в курсе и прекрасно знают, что делают. Этот — среднее звено. Знает, конечно, далеко не всё, но кое-что наверняка знает, а что-то — даже и понимает.

Тарквиниевским профессионалам дважды повторять не надо. Разом в клещи этих озабоченных взяли — с явным намерением уконтрапупить всех сопротивляющихся, кроме указанного. Так бы, надо полагать, и случилось, если бы не один из финикийцев, до того особо не активничавший и нашего внимания к себе не привлёкший. Теперь же он вдруг как с цепи сорвался и, надо отдать ему должное, такие мне ещё не попадались. Половины его движений я разглядеть не успел. Пара секунд буквально — и пятеро наших бойцов выведены из строя, а Бенат с Тархом — ВДВОЁМ — не без труда парируют его удары. Млять, если он мне сейчас ещё и их покромсает…

— Не вздумай! — рявкнул я Хренио, который, перебросив меч в левую руку, правой потянулся под плащ. Только пистолет его, о котором даже наш наниматель не в курсах, перед финикийцами засветить ещё не хватало! У меня-то при себе пара пружинных пистолей, одну из которых я и выхватил. Собирался-то ухарю этому болт влепить, да заметил, что главный ихний под шумок слинять намыливается. Ему я и впендюрил железный гостинец. Тот рухнул, уцелевшие соплеменнички — к нему, а я за второй пистолью тянусь.

— Максим, осторожнее! — предостерёг испанец…

— Максим?! — прорычал ухарь-финикиец. Пара молниеносных движений — и меч Тарха отлетает в сторону, Бенат — в полной комплектации — отлетает в другую, а финикиец — млять, такой прыжок и леопёрда не опозорил бы. Вскинуть пистоль и выжать спуск я успел, да хрен ли толку! Он — тоже успел. Плашмя он клинок под мой болт подставил или смахнул его на хрен влёт, я не разглядел, только лязг характерный услыхал — в тот момент, когда уже уворачивался, да с левой руки мечом его удар парировал. А я ведь не левша ни разу! Пока он пронёсся дальше по инерции, я руку сменил и в транс боевой вошёл, но куда там мне до него! Солнечные блики на моём клинке и на его, звон, рукоять отдала в ладонь, его остриё чиркает по моему плечу — спасибо кольчуге. Пытаюсь достать его, он уворачивается, взмах с отблеском — я парирую сильной частью, тут же выпад. Он снова уворачивается и чиркает таки меня кончиком по предплечью, я досылаю клинок и располосовываю ему рукав туники, он отскакивает…

— Убери! — шиплю Васкесу, заметив краем глаза, что он всё-таки достаёт свой табельный «стар». Рядом материализуются Бенат и Тарх — хвала богам, оба целы. Так уже веселее, сделаем мы его. Мы испанская пехота или где? Вон уже скольким, жаждущим героической смерти, их желание исполнили! Главное — держать строй, сеньоры!

Кажется, он тоже в это въехал — отскочил подальше, проворчал что-то себе под нос, зыркает на нас. Володя достаёт свою пружинную пистоль, Велтур за своей тянется, я сменный болт вытаскиваю и перезарядиться прилаживаюсь. Финикиец кидает быстрый взгляд на мою руку, и только в этот момент я ощущаю, что слегка саднит. Скашиваю глаз — скорее царапина, чем рана, но кровь выступила. А этот мгновенно оглядывается, явно высматривая пути отхода — не отчаянно, собранно и деловито, и вид у него человека, выполнившего свою работу, а взгляд — уже не враждебный, а так, несколько озабоченный. Наши вскидывают пистоли, бьют залпом, он с трудом, но уворачивается, я поднимаю свою…

— Довольно! Мир! — выкрикивает он, отступая, — Не отравлен! — указывает на свой клинок, — Потом поговорим! — и пускается наутёк.

— Ну, силён! — чуть ли не хором выдохнули этруск и кельтибер, — И как двигается!

А до меня только тут дошло, что имел в виду скрывшийся финикиец. Царапину-то ведь он мне сделал, и если клинок отравлен — вполне может ведь и хватить.