Хелена - Мария Хлодвиг

Впрочем, говорят в Эхтроке сейчас вообще не живут, а выживают.

"Магов не пришлось бы просить о разработке оружия. Они патриоты, как и все вейларнцы. Но хватит растекаться мыслию по ясеню. У меня ещё полно важных дел".

Нужно было запечатать письма и передать их Элинь: сама я уже не успевала их отправить — за окном сумерки давно обернулись чернильной тьмой, а у меня не было собрано и половины вещей уж-точно-необходимых-в-Оэрре, хотя телепортировать мою группу собирались ранним утром следующего дня.

"У тебя бардак и в голове, и в доме, Хелена-волшебница".

…Для личной переписки я использую семейную печать. Конечно, официально она не имеет никакой силы, но родителям и брату приятно видеть её на моих письмах. Они жили, живут и будут жить романтическими иллюзиями, я же стараюсь не разрушать их хрупкие воздушные замки, но не воздвигать свой. Мы не дворяне — это данность, которую невозможно оспорить, но на которую мои родные предпочитают закрывать глаза. Нашей семье не полагается лента родовых цветов, герб и девиз, хотя формальный запрет не помешал отцу в своё время придумать и первое, и второе, и третье. Эти атрибуты благородного дома красотой и бесполезностью схожи с мыльными пузырями — не подкреплённые ничем, кроме жгучего желания считаться особенными, они лопаются при соприкосновении с жестокой реальностью.

Я пользуюсь семейной печатью, но не из бесплодных амбиций, а из чувства долга.

"Ты ничуть не лучше их. Такая же выпадающая из жизни бестолочь".

Я хотя бы стараюсь казаться нормальной.

— Отправишь? А то я уже не успеваю, — попросила я подругу, воюющую с пылью под моей кроватью. Мне было стыдно смотреть ей в глаза: по необъяснимым причинам на уборку у меня вечно не хватает времени.

— О чём речь! — с обычным энтузиазмом согласилась Линь. — Семья — святое.

— Спасибо. Уж и не знаю, что бы я без тебя делала…

— Книжки бы целый день читала, — проворчала соседка, вытаскивая из-под кровати пару пухлых томиков.

— Но-но! Какая ты сегодня строгая, — я не могла сдержать улыбки. Линь на удивление серьёзно отнеслась к подготовке к отъезду. Как будто из-за неаккуратно застеленной кровати могли исключить из Университета!

В записке, оставленной магистром Ленроем на доске объявлений, было сказано:

"В восьмой час после полуночи первого дня третьего месяца осени собраться с вещами у башни Порталов".

Бе-е-е. Вытащить несчастных студиозусов из тёплой постели на холод с утра пораньше — как это характерно для магистра маглогики. Хоть ранние часы и полагают лучшими для занятий, поскольку разум якобы в это время наиболее остёр, я не разделяла подобных убеждений. Утром нужно спать. Впрочем, люди устроены по-разному: я — сова, Элинь — жаворонок, Ленрой… неясно кто. Может, горний дух? Только так можно объяснить его сверхъестественное эго.

"Возьмите с собой учебники, тетради и любую ерунду, если думаете, будто она вам поможет".

"Романы. Пять, нет, десять штук. Они спасут меня от впадания в уныние".

Раз Линь согласилась позаботиться о моей почте, я занялась подбором одежды для Оэрры. Её у меня было немного, и это скорее огорчало, чем радовало. На занятиях все студиозусы-девушки обязаны носить форменные платья. Это позволяет мне выглядеть прилично, а временами, когда не ленюсь потратить час-другой на макияж — даже респектабельно.

В Вейларнии стоит холодная осень, в Оэрре же — ласковая весна. Нужно подобрать соответствующий гардероб.

Вот сиреневое платье. Я посадила на нём три пятна на праздновании дня рождения Эльвина, но сумела их вывести. Теперь они почти не заметны, хотя… эх, кого я обманываю? Платье безнадёжно испорчено. Жаль.

Золотистый шарфик, жемчужно-серые бриджи, короткая бархатная курточка… Все эти вещи дорогие, но порядком изношены, однако других у меня нет, и вряд ли в ближайшем будущем появятся. Все мои деньги уходят на книги и милые безделушки. Линь часто укоряет меня за жизнь не средствам. Она совершенно права, но это семейная черта.

Подготовка вещей подействовала на меня удручающе-усыпляюще. Едва закончив, я добрела до кровати и впала в блаженное забытье.

Темно.

Холодно.

Я не помнила, сколько уже блуждала во мраке. Может, несколько мгновений. А может — вечность. Я чувствовала себя слабой и жалкой. Мысли едва пробивались сквозь туман, укрывший мой разум.

"Безнадёжно. Я умру здесь, в холоде и тьме. Никто не оплачет меня".

Я вытянула руку — ладонь коснулась чего-то гладкого, влажного, хладного и податливого.

"Мерзость!"

Меня передёрнуло от отвращения. Я столкнулось с чем-то странным и противным — совсем как в старые добрые времена.

И будет дух твой одинок.

Под серым камнем сон глубок, -

И никого — из всех из нас,

Кто б разгадал твой тайный час!

Пусть дух молчание хранит:

Ты одинок, но не забыт,

Те Духи Смерти, что с тобой

Витали в жизни, — и теперь

Витают в смерти. Смутный строй

Тебя хранит; их власти верь!

Нежный детский голос читал мрачные стихи. Едва сдерживая ликования, я пошла на его звуки так быстро, как только могла.

"Здесь есть ещё люди! Как хорошо…"

Я осенила себя знаком Эва, благодаря бога за поданную надежду.

Ночь — хоть светла — нахмурит взор,

Не побледнеет звёзд собор

На тронах Неба, но мерцаньем

Вновь звать не будет к упованьям;

Их алые круги тебе

Напомнят о твоей судьбе,

Как бред, как жар, как боль стыда,

С тобой сроднятся навсегда.

Свет… Драгоценная награда в конце долгого безрадостного пути. Когда я увидела его, то не могла сдержать слёз не печали, но ликования. Боги не оставили свою нерадивую дочь в беде.

Впереди была пещерой — именно из неё исходил свет. Позабыв о слабости и страхе, я устремилась к ней, подобно бабочке-ночнице, летящей из тьмы на огонь костра.

Несколько раз я поскальзывалась и падала в липкую холодную грязь, пахнущую плесенью и гнилью, затем вставала и продолжала идти.

Вот — мысли, что ты не схоронишь;

Виденья, что ты не прогонишь

Из духа своего вовек,

Что не спадут, как воды рек

Вздох Бога, дальний ветер — тих;

Туманы на холмах седых,

Как тень — как тень, — храня свой мрак,

Являют символ или знак,

Висят на ветках не случайно…

О, тайна тайн! О, Смерти тайна!

Я застыла в паре шагов от входа в пещеру. Свет, давший мне столько сил, оказался сиянием сотен высоких тонких свечей. Аромат расплавленного воска приятно щекотал ноздри, я вдохнула его полной грудью и почувствовала умиротворение.