Эйфельхайм: город-призрак - Майкл Флинн

— Много ли пострадавших?

— У некоторых ожоги, насколько я вижу, — сказал Грегор. Тут он засмеялся. — И Сеппль-младший спалил штаны на заднице.

— Тогда мы должны быть очень благодарны за это. — Дитрих закрыл глаза и перекрестился. «Боже, чьи страдания несопоставимы с теми, кто уповает на Тебя, но Кто выслушает милостиво их молитвы, мы благодарим Тебя за то, что внял нашим мольбам и исполнил их. Аминь».

Когда Дитрих открыл глаза, он увидел, что все уже собрались у пруда. Некоторые зашли в воду, а самые маленькие — не понимающие, как близко была беда, — воспользовались случаем, чтобы поплавать.

— Мне пришла в голову идея, Грегор. — Дитрих осмотрел свои руки. Дома нужно будет приготовить мазь, иначе ладони покроются волдырями. Терезия делала подобные мази, но сегодня, вероятно, она будет нарасхват, а Дитрих в Париже читал Галена.

Каменотес сел рядом. Он медленно растирал руки, ладонь о ладонь, осматривал их, как будто ища знамения в рубцах и распухших суставах пальцев. На левой руке у него не хватало мизинца, раздробленного давным-давно из-за несчастного случая.

Он тряхнул головой:

— Какая?

— Приделать ведра к ремню, приводимому в движение водяным колесом Клауса Мюллера. Потребуются только соизволение герра Манфреда и услуги искусного механика. Нет. Не ремень. Кузнечные меха. И водяной насос, подобный такому, что используется в Иоахимстале.

Грегор нахмурился и повернул голову, чтобы посмотреть на водяное колесо Клауса Мюллера ниже по течению мельничного пруда. Каменотес вырвал камышинку из земли и отвел ее вертикально на вытянутой руке.

— Колесо Мюллера покосилось, — сказал он, глядя на тростинку. — От того странного ветра, как думаете?

— Видел ли ты когда-нибудь водяной насос? — спросил его Дитрих. — Шахта в Иоахимстале располагается на вершине холма, но шахтеры соорудили решетчатую конструкцию из деревянных брусьев, тянущуюся от склона холма до самого водного потока. Она берет свою силу от водяного колеса, которое вращается; а вот распределительный вал заставляет решетку двигаться взад-вперед, — он помахал руками в воздухе, пытаясь показать Грегору, что за движение он имеет в виду. — И это колебание приводит в действие насос в шахте.

Грегор обхватил руками колени:

— Мне нравится, когда вы рассказываете эти свои небылицы, пастор. Вам надо писать сказки.

Дитрих ухмыльнулся:

— Это не сказки, а истинная правда. Было бы у нас необходимое количество бумаги, если бы водяные мельницы не давали столько размягченного сырья? Двадцать пять лет назад был изобретен вал, приводящий в движение меха; я недавно слышал, что изобретатель в Льеже соединил меха с очагом и создал новый тип плавильной печи — в которой используется нагнетание воздуха. Уж восемь лет, как на севере с помощью этой печи выплавляют сталь.

— Мы живем в удивительные времена, — признал Грегор. — Но как это связано с вашей цепью ведер?

— Очень просто! Приспособь меха накачивать воду вместо воздуха и присоедини их к водяному насосу, как в Иоахимстале. Всего несколько человек, удерживающих такой сифон, смогут направлять постоянную струю воды на пламя. Тогда не будет нужды в цепочке ведер или…

Грегор засмеялся:

— Если подобное возможно, то кто-нибудь это уже бы построил. Раз никто этого не построил, значит, это следует признать невозможным. — Грегор лукаво замялся и напустил глубокомысленный вид. — Надо же. В этом была логика, не так ли?

— Modus tollens,[44] — согласился Дитрих. — Но твоя главная посылка ложна.

— Правда? Из меня не очень хороший ученый. Все это покрыто для меня тайной. А что это за главная посылка?

— Первая.

— Как же так — она ложная? Римляне и греки были умными людьми. И сарацины, хотя они и безбожники. Вы сами мне сказали. Как это вы называли? То, что они делают с числами.

— Аль-джабр. «Восстановление частей».

— Алгебра. Она самая. И тот генуэзский парень, когда я учился в Фрайбурге, который утверждал, что он доехал до Катая[45] и обратно. Разве он не описывал всякие хитрости, которые видел там? Ну, к чему я клоню со всеми этими умными людьми, христианами, безбожниками и язычниками, древними и нынешними, изобретавшими вещи с начала мира, как они могли упустить из виду что-то столь простое, как это выходит из ваших слов?

— Здесь будут сложности в деталях. Но помяни мое слово. Придет день, когда вся работа будет выполняться умными машинами, а люди будут свободны, чтобы созерцать Бога и предаваться философии и искусствам.

Грегор махнул рукой:

— Или свободны, чтобы придумывать неприятности. Что ж. Я полагаю, что все возможно, если не принимать во внимание детали. Разве не вы мне сказали, что кто-то пообещал королю Франции флот передвигаемых ветром боевых колесниц?

— Да, Гвидо да Вигевано[46] сказал королю, что телеги, оснащенные парусами, как корабли…

— А использовал ли их французский король в этой новой войне с англичанами, которая его постигла?

— Нет, насколько я слышал.

— Из-за деталей, я полагаю. Как с говорящими головами. Чья это была идея?

— Роджера Бэкона; но это был всего лишь суфлер.

— Правильно. Теперь я вспомнил его имя. Если бы кто-то в реальности соорудил эти говорящие головы, Эверард использовал бы их, чтобы вернее подсчитывать наш оброк и долги. Тогда бы на вас обозлилась вся деревня.

— На меня?

— Ну, Бэкон же мертв.

Дитрих засмеялся:

— Грегор, каждый год приносит новые открытия. Всего двадцать лет прошло, как человек изобрел очки для чтения. Я даже разговаривал с человеком, который изобрел их.

— Правда? Что он за волшебник?

— Он не волшебник. Простой человек, как ты или я. Человек, который устал щуриться в свой псалтырь.

— Тогда — человек, похожий на вас, — допустил Грегор.

— Он был францисканцем.

— А, — Грегор кивнул, как будто это все объясняло.

Селяне расходились по домам со своими ведрами и кочергами; некоторые собирали среди обуглившихся столбов и дымящейся соломы кровли то, что могли спасти из руин. Лангерман и другие батраки этим себя не беспокоили. В их хижинах было слишком мало такого, ради чего стоило ворошить угли. Лангерман, однако, поймал свою козу. Коровы в загоне для скота, не доенные с утра, протяжно мычали.

Дитрих увидел фра Иоахима; тот был закопчен дымом до черноты и сжимал в руках ведро. Дитрих поспешил за ним.

— Иоахим, подожди. — Он нагнал минорита через несколько шагов. — Мы должны отслужить благодарственную мессу Spiritus Domini, поскольку алтарь уже украшен в красном. Но давай подождем до вечерни, чтобы каждый смог отдохнуть от трудов.