Самый лучший коммунист. Том второй - Павел Смолин

понимает, что в Киеве его линчуют без всякого вмешательства Советской власти? — задал я риторический (потому что Шестой все равно не ответит) вопрос.

Даже в мои времена, когда новейшие апологеты украинского национализма вручили «висюльку» внуку Бандеры, тот попытался пожить в Киеве, но быстро уехал, потому что нацисты — это громкое и мерзкое, но меньшинство, и всех усилий рагульской пропаганды промыть мозги большинству не хватало. Неловко бы получилось, если бы внучку Бандеры кто-то голову проломил, пусть лучше в Канаде сидит, там нацистов любят.

— Хватит, — попытался прервать созерцание КГБшник.

— Вы пока согласовывайте мое высовывание в окно минут на пять, а я «помощника» напрягу, — решил я и пошел в коридор.

Нихрена в этом мире не меняется — как скакало рагульё по европам, так и скачет, показывая всему миру, как много этот самый мир им должен. Злу сопротивляются! Оркам! А ну-ка раскрывай кошелек пошире, белый хозяин — за твои интересы страдаем!

Ладно бы перед посольством скачки устраивали — это понятно и привычно, но они же в Олимпийскую деревню приперлись, а немцы вон — подмахнули и даже сотрудников выделили таких ценных хохлов охранять.

«Помощника» за столом не оказалось — тоже решил в окно посмотреть.

— Херр Клаус! — окликнул я его.

Немец подпрыгнул и обернулся.

— Через четыре минуты я должен держать в руках мегафон, — с улыбкой заявил я.

— Мега… — попытался он переспросить.

— Мега! — перебил я. — Тебе работа дорога, Клаус?

Намек был понят правильно, и «помощник» убежал искать инвентарь.

— Чего удумал? — спросил вызванный Шестым в коридор Михаил Сергеевич.

— Поговорить, — признался я. — Наши спортсмены — кремень, и от акций нацистских только укрепятся, но лично мне происходящее очень неприятно. Хочу, чтобы неприятно было и им, — ткнул пальцем в сторону окна. — Загородите?

— Загорожу, — кивнул КГБшник и подошел к окну.

Не переставая скандировать нацистские лозунги и влажно мечтать о величии выкопавших Черное море предков (ладно, до такого в эти времена вроде не додумались), демонстранты принялись поджигать Советский флаг.

— Интересно, как быстро бы скрутили чуваков, которые бы собрались сжечь флаг ФРГ? — задал я еще один риторический вопрос.

Михаил Сергеевич, к моему удивлению, ответил:

— Очень быстро — они же «враги конституции», таких даже на работу брать нельзя.

— Понравилось вчерашнее представление? — спросил я его, догадавшись о причинах повышенной коммуникативности.

— Очень, — признался он.

Шестой подошел к нам:

— Согласовали.

— Отлично! — обрадовался я. — А где наше спецсредство?

Словно услышав, из двери на лестницу выбежал «помощник» с мегафоном. Михаил Сергеевич проверил технику сначала визуально, потом, выставив между мной и собой Шестого, проверил на взрывоопасность после нажатия кнопки — не взорвалось.

— В следующую загранку свой буду брать, — решил я. — Никогда не угадаешь, что именно пригодится — чисто как в «Вокруг света за 80 дней».

Интеллигентные Советские КГБшники гоготнули, и я высунулся в окно. Мегафон — вкл:

— Андрюха, это ты чтоли?

Народ синхронно поднял головы на меня, репортеры направили туда же камеры.

— Ты чего из Канады-то приехал? — продолжил я. — Неужели к корням потянуло? Так ты в Киев езжай, нафиг тебе ФРГ?

— О, внучок диктаторский! — отозвался представитель достойной предательской династии. — Что, неприятно стало? — ткнул пальцем в горящий на земле флаг. — Так воняет диктатура!

— От сыночка гниды и архипредателя слышу! — парировал я. — Ты, как вижу, его дело продолжаешь? Фамилию-то оставил, или на родовую и красивую поменял?

В коридор на движуху высыпали наши спортсмены.

— Я — Бандера! — заорал Андрей. — Ненавижу москалей, вы украли у нас историю и оккупировали Украину!

— Почему бы тебе не рассказать про это Советским гражданам Юго-Западного округа? — спросил я.

— Потому что КГБ меня убьет, как убило моего отца! — проявил он чистоту понимания.

— Поэтому ты сжигаешь флаг, прячась за спинами полицаев? — спросил я. — Такая у тебя боротьба?

— Коммунизм — главное зло на планете! — взревел он. — И мы победим! Наше дело — правое!

— Давай так, Андрюха, — хохотнул я. — После Олимпиады задержимся в Мюнхене на денек, я попрошу организовать нам бой один на один без ограничений по времени и правил. Схлестнемся?

— Больно надо о коммунистическую свинью руки марать! — парировал он.

— Так ты же ссыкло! — заржал я. — Я за свои идеалы своей кровью плачу, а ты за свои только визгом! Кто после этого свинья?

— Друзья, не обращайте внимания на этого провокатора! — обратился бандеровский отпрыск к соратникам.

— Не обращайте, — подтвердил я. — Продолжайте отрабатывать ЦРУшные гроши, шавки.

Обернувшись к спортсменам, я выключил мегафон и расстроенно вздохнул:

— Не хочет раз на раз выходить.

— Нафиг тебе труп на совести? — хохотнул Иван Ярыгин, хлопнув меня лапищей по плечу.

— Этот кусок говна в Киеве и минуты не проживет, — презрительно фыркнул легкоатлет Валерий Борзов, уроженец Украины.

На этом мы сочли неожиданный ивент исчерпанным и разошлись — впереди открытие Олимпиады и первый день соревнований, товарищам спортсменам нужно настроиться, а мне — написать заметочку для «Комсомолки» о бандеровских недобитках.

Глава 5

Большую часть открывающего Олимпиаду шоу я проспал в тишине и уюте вип-ложи. Открыв глаза, когда Олимпийский огонь уже вовсю полыхал, я оторвал голову от Сониного плеча и потер лицо:

— Извини.

Улыбнувшись, «курортный роман» шепнула:

— Почти как в Кисловодске!

Воспоминания хорошие, но это — всего лишь воспоминания. Сегодня у Михаила Сергеевича свободный вечер, и он поведет Соню в ресторан на территории Деревни — ухаживать. Ну а мне в следующий раз лучше подремать на плече сидящего справа Громыко, чтобы избежать кривотолков. Андрей Андреевич, несмотря на то, что спал не дольше меня, выглядит как огурчик, что-то тихонько обсуждая с Густавом Вальтером Хайнеманом — президентом ФРГ, выходцем из Социал-демократической партии Германии. Президент западным немцам нужен в основном для представительских функций, и Густав едва ли вообще знает о случившемся прошлой ночью — вон Вилли сидит, время от времени бросая на херра Хайнемана нервные взгляды. Боится — канцлера в должности утверждает президент, а, раз «утверждает», значит и снять может.

Громыко очень незаметно пихнул мою ногу носком ботинка. Сигнал считан, товарищ Министр иностранных